Замороженный мир

– Пропустите ее! Пожалуйста! Вспомните гепарда! Он тоже отдает добычу без драки, хоть львы и не правы!

Аргумент подействовал. Таксист сердито пожал плечами и, порычав мотором, ухитрился влезть колесами на высокую бровку. Дама послала ему воздушный поцелуй и, вернув цветочек себе в волосы, торжественно проехала мимо.

– Цветочек заколола? – прошептала Фиа, высовывая нос из-за кресел.

– Вроде да, – сказал Сашка.

– Уф!.. Пронесло! Ты не представляешь, как мы рисковали!

Ворчащий таксист проехал еще метров триста, после чего Фиа попросила его остановиться, расплатилась и вытащила Сашку из машины. Такси уехало.

– Что это была за дама? – спросил Сашка.

– Лея, очень сильная боевая ведьма. Надеюсь, она нас не заметила.

– А если бы таксист взял цветок, что было бы?

– Да ничего не было бы. В смысле от нас! – сердито ответила Фиа. – У Леи день рождения пятнадцатого мая, но еще четырнадцатого днем под ее окнами стоят все долбушинцы, все берсерки Тилля, куча инкубаторов и чуть не сам Белдо с букетом. Лея обожает обижаться! Если в одну минуту первого пятнадцатого числа подарков нет – то, значит, все, конец: меня забыли, я никому не нужна… У нее начинается истерика, и тогда во всех фортах возникает куча вакантных мест!

Фиа проводила взглядом красные стопы такси.

– Странное совпадение! Лея – правая рука Чернавы. И отсюда до нашего залаза пара минут пешком.

Дальше они продвигались намного осторожнее. Договорились, что Фиа пойдет первой, а Сашка за ней на приличном расстоянии. В случае опасности Фиа уронит красный пакет, и это будет знаком для Сашки, что подходить ни в коем случае нельзя.

– А если опасность будет совсем большой, я представлю и отправлю к тебе птичку! – добавила Фиа и двинулась вперед.

Сашка, немного выждав, пошел за ней. Обычный московский переулок, залитый сентябрьским солнцем. Ржавчина крыш и закрытые подъезды с домофонами. Сашка на несколько секунд отвлекся, читая надписи на табличках, а когда посмотрел вперед, то Фиа не увидел. Она как сквозь землю провалилась. Пока Сашка заторможенно соображал, где она, захлопали крылья и навстречу Сашке пролетел андский кондор с блеющей овцой в когтях.

Сашка заметался, решая, куда ему спрятаться. Все подъезды закрыты. Сашка хотел уже броситься назад в надежде добежать до угла дома, но тут домофон ближайшего подъезда запищал и вышла пожилая женщина. Сашка проскользнул мимо нее, сгоряча устремился к лестнице, но опомнился и остался у металлической двери. В ней было несколько сквозных отверстий от дрели.

Прильнув глазом к ближайшему отверстию, Сашка стал ждать. Примерно с минуту ничего не происходило, а потом мимо двери прошли двое мужчин, в телосложении которых безошибочно угадывались берсерки. За ними смешно прыгал взъерошенный человечек и, оглядываясь, кому-то что-то пытался объяснить. Не успел человечек исчезнуть, как перед дверью возникло отдувающееся лицо Ингвара Тилля.

Глава берсерков был раздражен. От человечка он отмахивался как от мухи и ладонью вытирал пот со лба. Подъехала машина, хлопнула дверца. Тилль сел в машину. Потом дверцы хлопали еще несколько раз. Кажется, охрана и взъерошенный человечек вскакивали уже на ходу.





Глава третья

Четыре камня




Когда люди выбирают себе спутника жизни, они придерживаются двух схем: либо такого же, как родители, либо строго противоположно. Одна схема является принятием, а другая – потребностью круто изменить сценарий. Но тут есть опасность обратной крайности, когда, боясь селиться на верхнем этаже, ты селишься в подвале.

Йозеф Эметс



Сашка еще оставался в подъезде, когда у двери появилась Фиа и нетерпеливо замахала рукой:

– Давай скорее! Тебя чуть не запалили! Ты мою птичку видел?

– Хорошая птичка. С овечкой. Традиционная такая московская птичка!

– Если б я воробья послала – ты б на него не среагировал! Я на Тилля нос к носу налетела! Заговариваю ему зубы – а сама кондора выдумываю!

Фиа нырнула за угол. Между двумя домами, у выходившей из-под земли утепленной трубы теплотрассы, Сашка увидел небольшое строение с металлической, криво сваренной дверью. Обычная будка технического назначения, каких по Москве поставлены многие тысячи. Пройдешь в двух метрах – и не заметишь. Дверь оказалась не заперта. Обшарпанные стены, украшенные рекламным календарем, настолько раскисшим от влаги, что сохранились только кусочки, обильно пропитанные клеем. Рядом диван и шкаф.

Люк, довольно широкий, со спускающимися вниз металлическими скобами, размещался у стены. Сейчас он был открыт, а его крышка – жестяная, с каркасом из бруса – стояла прислоненной к стене.

– Тут у вас что, ведьмарская точка? – подозрительно спросил Сашка.

Фиа приподняла брови, демонстрируя ему неудачность слова:

– Заметь, что для слова «шныры» нет обидного определения! Хотя за сотни лет вполне можно было его придумать. Самовлюбленные типы на летающих лошадках, считающие себя лишенными всего лишь на том основании, что изредка кто-нибудь из них впечатывается в асфальт!

– Прости, – сказал Сашка. – Я не думал, что…

– Точнее не скажешь! – перебила Фиа. – «Я не думал». Ты никогда не думаешь. Извинения принимаются!


Сашка, пораженный внезапным взрывом ее досады, смотрел на Фиа с удивлением.

– Ты вообще ничего не замечаешь вокруг, – продолжала кипеть Фиа. – Сам себя огорчу, сам себе поплачу! Живешь в воображаемом мире, окруженный тем, чего не существует. Не видишь вокруг живых людей, которым ты дорог. Тебе себя так жалко, что на остальных тебе наплевать! Придумываешь какие-то там свои фантазии!

– Я придумываю фантазии? Разве не ты? – растерялся Сашка.

– Я придумываю птиц, бабочек, цветы, монстров и другие вещи! – отрезала Фиа. – Их нет, но когда они появляются, они настоящие! А ты придумываешь то, чего нет вообще. Фигню какую-то. Что кто-то тебя любит, кто-то не любит, кто-то хороший, кто-то плохой. И твоя фигня не оживает, потому что она фигня! Навоза недодали, говорила моя бабушка! – Фиа махнула рукой, показывая, что на этом можно и остановиться. – Тут у нас точка, да, – подтвердила она. – Даже телефон есть проводной. Но сейчас он не работает, проверяла.

– Где телефон? – спросил Сашка, радуясь смене темы.

Фиа кивнула на шкаф. Сашка потянул на себя скрипнувшую дверцу. Кроме пыльного дискового телефона на полках лежали тетрадь, тяжелый арбалет и два топора. Один топор был обычный, из тех, что продают в любом строительном. Другой же представлял собой нечто среднее между томагавком и шестопером. Рукоять металлическая, длинная, и на конце выступ, которым можно колоть.

Топорами Сашка не заинтересовался, а вот арбалет взял в руки надолго. Арбалет был явно уже нерабочий и без долгой подгонки и ремонта к стрельбе не годился, однако интересный. Ручка и ложе явно от духового ружья. Плечи от спортивного лука, усиленные стальными скобами. Взводилась конструкция крюком, о чем говорило и могучее стремя, крепившееся сразу на четырех болтах. На прикладе с одной стороны был выжжен прыгающий тигр с такими клыками, что они поранили бы и самого тигра, вздумай он хотя бы на минутку закрыть пасть.

Сашка держал этот арбалет и почти ощущал руки берсерка, который тридцать лет назад сделал себе такое вот чудо. Договаривался с токарем, что-то подтачивал, подгонял. Пыхтя от избыточной любви, которая еще требовала каких-то действий, даже когда арбалет был уже готов, неумело выжигал тигра. Ввинчивал дополнительную прицельную планку, из-за мешающих креплений размещая ее чуть сбоку, со скосом, как у немецкого пулемета. А потом, возможно, пошел и застрелил из арбалета шныра, вооруженного таким же, наполовину самодельным, с тетивой из тормозного троса шнеппером. А может, и не застрелил. Никто не знает, как сложилась судьба этого берсерка. Погиб ли он, ожирел ли, увлекшись строительством коттеджей на продажу и сохранив от спортивного прошлого лишь пару медалей и крепкие руки, или перешел на дорогие привозные арбалеты, прицельно пускающие болт втрое дальше этого дедушки.

Фиа стояла у двери и с беспокойством глядела в щель. Опять послышался шум мотора. Сашка тоже выглянул и увидел уже знакомый «Лексус». Рядом с пышной женщиной сидела маленькая, казавшаяся совсем нестрашной фигурка с занавешенным лицом.

– Опять Лея! А с ней Чернава! Если нас увидят вместе, то убьют! – прошептала Фиа.

– Давай тогда спускаться!

– Вдвоем не успеем. Я знаю Лею и Чернаву. Если они хоть шорох услышат, то зачистят весь колодец, даже мухи не выживут. Я их дождусь. Скажу, что пришла сюда, чтобы продолжить поиски, а потом спущусь к тебе. Жди меня внизу, хорошо?

Фиа сунула Сашке фонарь и подтолкнула его к люку. Сашка стал торопливо спускаться. Первые скобы он проверял тщательно, но, видя, что они держат, постепенно утратил бдительность. Очередная скоба, на которую он наступил, издала звук сломавшейся деревянной палочки. Сашка вцепился в ту скобу, за которую держался рукой, но вырвал ее своим весом. А в следующий миг, выпустив из рук фонарь, но зачем-то продолжая держать вырванную, уже ненужную ему скобу, он уже летел вниз.

Хрум!

Внезапно его ноги во что-то врезались, послышался чавкающий звук, и Сашка продолжил падение, только уже не прямо вниз, а куда-то вниз и наискось. Под Сашкой что-то громыхало, подскакивало. Руки ощущали мокрое, раскисшее от влаги дерево. После дюжины толчков Сашка осознал, что катится по лестнице с крутыми ступенями. Причем катится, вцепившись в деревянный щит. Потом щит во что-то врезался, застрял, Сашку сбросило с него, и, ободравшись о ступени, он наконец сумел подняться.

Он стоял в кромешной темноте, еще слишком возбужденный падением, чтобы испытывать страх. Фонаря у него больше не было. Сашка пошарил по ступеням, но не нашел его. Сообразив, что фонарь, даже если найдется, наверняка окажется разбитым, Сашка подсветил себе нерпью, используя русалку. Увидел высокие ступени. Потолок был полукруглый, низкий, сочащийся водой.

Сашка стал подниматься, пытаясь определить место, где прежде был щит и где, вероятнее всего, будет ждать его Фиа. Воздух был так влажен, что ему казалось, что и рыба смогла бы дышать здесь жабрами. Магию русалки приходилось экономить, и он уменьшил луч до минимально возможного. Ему чудилось, будто темнота смыкается вокруг, пожирая последние крупицы света.

На уровне щита, который Сашка, врезавшись в него, провалил вниз, начинался тоннель. Сашка терпеливо ждал. Фиа почему-то не спускалась. Сашку начинала преследовать паническая мысль, что он где-то ошибся и свернул не туда. Теперь ему чудилось, что, когда он поднимался, от лестницы несколько раз отходили боковые тоннели.

Решив, что сможет еще вернуться, Сашка пошел по ближайшему тоннелю. Вскоре русалка начала меркнуть. Ее голубоватый свет рассеивался, высасываемый темнотой. Сашка пытался запоминать дорогу, но ходов вокруг было не просто много – он пробирался словно по пчелиным сотам. И тут русалка погасла вообще. Причем как-то резко и вдруг, точно где-то в магическом мире просто дернули рубильник.

Сашка стоял и слушал, как колотится его сердце и капает вода. Сердце и капли будто сговорились, в какой последовательности сердцу стучать, а каплям срываться. Сашка закрыл глаза, открыл их и опять закрыл. Разницы не было никакой. Он даже на всякий случай потрогал пальцами, действительно ли закрыты его веки, потому что не верилось, что темнота может быть настолько полной.

Убеждая себя, что поводов для паники пока нет, Сашка попытался воспользоваться кентавром, чтобы связаться с кем-нибудь из ШНыра. Услышал чей-то смех, ржание пегов, лай Октавия. Это были случайные, хаотичные, но такие родные звуки ШНыра, что Сашка едва не задохнулся от тоски.

– Эй! Я здесь! Слышит меня кто-нибудь?

Никто не отозвался. Лишь громко стучали подковы: из пегасни выводили тяжелого Аскольда.

– Помогите мне! Меня кто-нибудь слышит?! – закричал Сашка, почти втискиваясь в кентавра носом.

Несколько мгновений ожидания – и голос недоубитого Гоши, сопровождаемый звяканьем обрушиваемых в мойку тарелок, недовольно произнес:

– Если у меня на канале не будет хотя бы дух подписчиков, я удалюсь! Мне больно прозябать в безвестности!

– Гоша! – крикнул Сашка. – Гоша! Это ты?

Гоша швырнул в мойку очередную партию тарелок. С посудой он не церемонился.

– Врать не надо! Каких двух? У тебя, не считая меня, подписчиков десять! – отозвался другой голос, и Сашка узнал кухонную Надю.

– Ага. «Пицца_в_каждый_дом», «Ваша_стоматология» и «Ремонт_квартир». Себе возьми таких подписчиков! – плаксиво разрешил Гоша.

Несколько раз окликнув Гошу и Надю, Сашка убедился, что они его не слышат. Решив, что все дело в заглушающих звуках кухни, он опять перевел кентавра в режим поиска, и ржавый голос Кузепыча, показавшийся самым замечательным и добрым голосом на земле, произнес отчетливо и близко:

– Бабка ежика! Это ж не мои ж пассатижи ж!

– Кузепыч, это я, Сашка! Помогите мне! Кузепыч!

Тишина. Позвякивают инструменты. Сашка определил, что Кузепыч возится со своей любимой одноглазой машиной. Он вечно ремонтировал ее, подлечивал – но без особого толка. Машина вела себя как старушка, которой снизили подскочившее давление. Ее можно было подлатать, но нельзя было уже починить. «Ну как, бабушка, тебе лучше?» – «Да не знаю я, доча!» – «Как же ты можешь не знать?» – «Да вот не знаю!»

– Кузепыыч! Кузепыч! Пожалуйста! – сорвался Сашка.

Инструменты позвякивают, Кузепыч сопит – и больше ничего. Окончательно убедившись, что его не слышат, Сашка заставил себя отключить кентавра, пока тот не разрядился окончательно. Если кентавр сядет, он не сумеет воспользоваться им после, если что-то изменится и его смогут услышать. Отключать кентавра Сашке было очень страшно. Хотелось слушать, слушать и слушать. Пусть даже пыхтенье Кузепыча, или цоканье копыт, или звуки столовой – все что угодно. На секунду Сашке показалось, что он уже умер и из загробного мира жадно слушает звуки земли, которым раньше не придавал никакого значения и которые теперь заветны, прекрасны и недосягаемы – будь то даже гудки машин, хлопанье крышки мусоропровода или струнный гул натянутых тросов лифта.

Голова закружилась. Ноги стали ватными. Сашка был вынужден присесть на корточки и упереться ладонями в пол. Он даже крикнул один раз на пробу, но голос был слабым, жалким и сразу потерялся в земной толще. Хотелось, чтобы кто-то там наверху увидел его и этот ужас прекратился бы так, как это бывает во сне, когда, столкнувшись с кошмаром, кричишь, протестуешь – и вдруг твой страх рассеивается, трескается как яичная скорлупа, и тебя выпускают из сна.

Не в силах дольше выносить сосущего подземного мрака, Сашка решил воспользоваться сирином и телепортироваться. Он потянулся к нерпи, но что-то больно кольнуло его в нежную кожу на запястье. Сашка вскрикнул и нащупал в темноте вертящуюся у него на пульсе золотую пчелу. Пчела была очень сердитой и к сирину его не подпускала.