Запад в огне

– А ты молодец, крепко держишься, другие на твоем месте и половину бы не выдержали того, что тебе перепало.

– Я знаю, за что борюсь, за вольную Украину, и не успокоюсь до тех пор, пока на нашей земле ни одного москаля не останется!

– Москаля, говоришь, а что ты тогда со своими воюешь?

– О чем ты?

– Кое-что о тебе собрал. Ты тут мне про москалей все талдычишь, а сам неделю назад семью из шести человек убил. Все они украинцами были.

– Не знаю, о чем ты говоришь, не было этого. Украинцев я не трогаю!

– А вот я тебе напомню, если у тебя память дырявая… Неделю назад в селе Батоги председателя выбрали. Ты собрал всех жителей и сказал, что, если он покается, не тронешь его.

– И что?

– Покаялся он, а вот ты не сдержал своего слова, сначала твои побратимы жену его изнасиловали, а его, избитого, полуживого, смотреть заставили… А потом его вместе с женой и детьми за селом расстреляли… А трупы их ты велел в колодец скинуть.

– Брешут, не было этого, – равнодушно отмахнулся Гамула. – Кто ж тебе напел такое?

– Этот председатель и рассказал. Чудом уцелел, из колодца выбрался и к нам пришел. А вся семья погибла.

– Повезло ему, крепкий оказался, не часто такого встретишь, – скривился Гамула. – Значит, не ошибся я, москалям служил, знал, к кому шел… Жаль, недобил. Надо было бы проверить, в другой раз буду поосмотрительнее.

– Другого раза у тебя не будет. Это я тебе обещаю… Мне дальше перечислять? Десять дней назад одна молоденькая украинка вышла замуж за офицера Красной армии, так вы ее насиловали всем взводом, а семью ее всю вырезали. Может, будешь отпираться?

– Не знаю, о чем ты тут гутаришь. А девкам я бы посоветовал кохать кого нужно, тогда и беды не будет. Я хочу увидеть Оксану, комиссар! Больше говорить не стану. Можешь клещами из меня слова тянуть. – Гамула говорил медленно, с трудом справляясь с навалившимся на него сном.

– Вижу, что разговора у нас не получается… Караул! – На зов в кабинет вошли два автоматчика. – Отведите его в камеру. Спать не давать. Пусть сдохнет от бессонницы!

– Есть, товарищ капитан! – ответил старший караула.

Остап поднялся на некрепких ногах и, пошатываясь, зашагал к выходу. Оставшись в одиночестве, Тимофей взялся за прерванное письмо:

«Зоя, милая моя, ты даже не представляешь, как я по тебе соскучился! Можешь считать меня сентиментальным, но твою фотографию я ношу в парт-билете. Если увидит парторг, то наверняка получу от него серьезный нагоняй. Так что это будет наша с тобой тайна.

Природа здесь, на Западной Украине, очень красивая, точно такая, как ее описывал Гоголь. Порой мне кажется, что с того времени мало что изменилось. Несмотря на войну, люди находят время для песен, они у них очень пронзительные и трогательные. Украинцы так же, как и сто лет назад, отпускают длиннющие усы, а девки все задорные и смешливые, все сплошные хохотушки. Но тебе не стоит тревожиться, лучше тебя нет на всем белом свете.

Как бы мне хотелось увидеть тебя, обнять, насладиться твоим нежным теплом, услышать твой родной голос. Украинки, конечно, знатные певуньи, но с твоим голосом ни одна из них не сравнится…»

Неожиданный стук в дверь заставил Тимофея отложить письмо в сторону.

– Входите, кто там?

– Товарищ капитан, – вошел белобрысый сержант из охраны. – Мы пытаемся будить Гамулу, но у нас ничего не получается, – посетовал он, – арестованный просто валится со стула.

– Допекли, значит… Знаешь, однажды я уснул прямо во время сильнейшего артобстрела, – улыбнулся вдруг Романцев. – Снаряды разрывались буквально в нескольких метрах от меня, осыпали землей. Над головой роем свистели осколки, а я ушел в беспамятство и ничего не слышал.

– Как же это у вас так получилось?

– Хм… Очень легко, просто примостился в угол окопа и проспал так весь артналет, продолжавшийся несколько часов кряду. А вот когда проснулся, увидел, что произошло… Прямым попаданием был уничтожен блиндаж, из которого я вышел всего-то несколько минут назад. Повезло мне тогда… – посмурнел капитан. – Полегла половина личного состава. Страшный был день! А я из того вечера совершенно ничего не помнил.

Впрочем, одно смутное воспоминание у Романцева сохранилось: в какой-то момент он почувствовал, как за воротник тонкой струйкой посыпалась земля. Даже припомнил, что слегка поежился, попытался приоткрыть глаза, чтобы понять происходящее снаружи, но веки, налившись свинцом, не желали слушаться. Будто бы через толстую стену услышал разрыв снаряда, земля под ним содрогнулась, и еще через мгновение он очутился в плотном глубоком забытьи, отыскав на его дне небольшой участок тишины, из которого просто не существовало дороги назад.

Уже проснувшись, он прошелся по обстрелянным позициям, совершенно их не узнавая: траншеи были разбиты, вместо блиндажей из земли торчали расщепленные бревна, повсюду валялись убитые и фрагменты человеческих тел, помятые канистры, металлические бачки, покореженное оружие. И – враждебный, проклятый запах крови, к которому примешивалась гарь обожженных человеческих тел.

Так крепко Романцев не спал ни разу за всю свою жизнь.

– Приведите его! – распорядился Тимо фей.

Еще через несколько минут ввели Гамулу, едва волочившего ноги.

– Садись, – разрешил Романцев. Гамула послушно сел. – Я могу дать тебе выспаться, если скажешь мне одно – как взять Коршака!

Куренной атаман отрицательно покачал головой:

– Вы его не поймаете. Никто не знает, где он. Это человек-невидимка. Может, он рядом с вами, а может, прячется где-то в блиндаже, я всего лишь куренной атаман, – и вдруг начал заваливаться на бок.

– Не спать! – подскочил к нему караульный и отвесил крепкую оплеуху. – Кому сказано, не спать!! – ударил второй раз, третий.

Казалось, Гамула не ощущал ударов, лишь неохотно открыл глаза.

– Как выйти на Коршака?


– Хорошо… Победил ты меня, комиссар… Дай мне сначала поспать, а потом я скажу.

– Говори сейчас. Потом спать! Сержант…

– Хватит, комиссар, не нужно более рук. Завтра жду связника от Коршака.

– С какой целью?

– Он должен дать мне задание.

– Где назначена встреча?

– На той хате, где вы меня взяли.

– Во сколько?

– А кто ж его знает? Где-то ночью, может быть, под утро. Тут как повезет.

– Как выглядит связник?

– Не знаю, с ним не знаком.

– Как же, в таком случае, ты поймешь, что это связник?

– Он скажет: «Привет от Олеся».

– Твой ответ?

– «Почему же он сам не идет?» Связник должен ответить: «Жинка заболела, в город ее по-вез».

– Ты знаешь, как выглядит Коршак?

– Встречал… Где он сейчас находится, я не ведаю. У него сотни тайных мест, где он может спрятаться!

– Что ты знаешь о майоре Севастьянове?

– Это кто такой?

– Из военной контрразведки. Он пропал в твоем районе.

– Ах, этот… Досаждал он больно, все выпытывал, как найти Коршака… Любопытство никого до добра не доводило, пришлось его успокоить. Близко ведь подобрался…

– Что ты с ним сделал?

– Это уже не важно… Не ищи его, его уже нет. В лесу закопали.

В какой-то момент капитан Романцев почувствовал, что теряет над собой контроль, но потом, собравшись, спокойно сказал:

– Мы еще поговорим об этом… Покажешь нам, где ты его спрятал. Почему Севастьянов тебе доверился?

– Не мне он доверился, а своему осведомителю. Тот сказал, что знает, где Коршак, и обещал его показать. Договорился с ним встретиться вечером. Севастьянов должен был пойти один… А дальше уже все было просто.

– Кто осведомитель?

– Осведомителя тоже нет…

– Значит, это твоих рук дело.

– Как тебе сказать, капитан… Ты приказ выполняешь? Вот и я выполняю… И попробовал бы я этого не сделать, тогда вслед за твоим Севастьяновым отправился бы, а вместо меня другие бы нашлись.

– Поднимайся! – вышел из-за стола Тимофей, с трудом сдерживая гнев.

– Зачем?

– Поедем в хату.

– Ты обещал мне дать поспать, – запротестовал бывший куренной атаман.

– Вот там и выспишься!





Глава 13. Откровенный разговор