Завтра вновь и вновь

Когда я с ней говорю, меня охватывает странное чувство. Я так привык к ней на месте Альбион, что начинает казаться, будто и Альбион здесь или была здесь, что сейчас Келли резко обернется, и промелькнут алые волосы того же цвета, что и ее зубы, словно другой, более правдивый мир накроет наш.

– Я… э-э-э… – запинаюсь я. – Простите, я… Меня зовут Джон Доминик Блэкстон.

– А, мистер Блэкстон. Я Келли Ли. Я бы пожала вам руку, но пальцы покрыты этой дрянью. Четыре часа в гримерной.

Она вытягивает ладони, показывая, что они тоже золотые. Две другие девушки болтают о суши, пока ассистент гримера брызгает на них металлической краской, освежая покрытие.

– Ничего страшного, – отвечаю я.

Начинка обновляет наш статус и синхронизирует контакт-листы. Ближайшая связь между нами – через модельное агентство «Нирвана» и Гаврила, и как только Келли замечает, что он у меня в друзьях, она спрашивает:

– Вы правда друг Гаврила? Боже мой, я подписана на его блог. У него потрясающие работы.

– Пора закругляться, – говорит фотограф.

– Чем я могу вам помочь, мистер Блэкстон? – спрашивает Келли. – «Нирвана», наверное, послала вам мое портфолио, но у меня есть и другие работы, могу отправить вам, если нужно.

Все в ней так знакомо по Городу, но словно во сне, когда кажется знакомым какое-то совершенно чужое место.

– Думаю, вы способны помочь мне отыскать человека, которого я знаю под прозвищем Болван.

– Болван?

– Вы с ним работали.

– Слушайте, – говорит она, – у меня и правда нет на это времени.

Она каменеет, лицо становится угрюмым.

– Этот человек отнял у меня все, – говорю я, стараясь сохранять спокойствие.

– Если вы хотите меня нанять, обращайтесь в агентство. Я работаю только через агентство.

– Я могу заплатить вам за беспокойство, – сообщаю я. – Денег у меня не так много, но я дам вам все, что есть, если вы поможете. Мне нужно с ним поговорить.

– Я не могу в это впутываться, – говорит она. – Я думала, вас интересует моя работа. Я с радостью послала бы вам портфолио, если нужно. Но если вы хотите меня нанять, обращайтесь в агентство.

– Отойдите, пожалуйста, – говорит фотограф, и я пячусь из освещенного круга.

– Вы должны уйти, – говорит ассистентка.

– Вызови копов. Он ворвался без разрешения.

– Мне не нужны проблемы, – заверяю я. – Я могу познакомить вас с Гаврилом, Келли. Хотите? Сейчас он работает с Anthropologie, насколько я знаю. Мне просто нужно выяснить про того человека. Пожалуйста, я могу это для вас устроить…

– Поговорим позже, – отвечает она. – Я не хочу лишиться работы.

– Конечно, конечно. Я… после съемок. Буду ждать снаружи.

Я покидаю каморку. Модели покатываются со смеху – видимо, из-за меня, чтобы снять напряжение. На меня накатывает волна стыда, ненависти и холодного пота. Я все изгадил, Тереза, все изгадил. Я поднимаюсь из форта, и атмосфера съемок исчезает, я снова на ослепительном солнце, под ветром из залива, и чувствую себя так, будто покинул чертоги богини, упустив возможность воспользоваться ее милостью. Я жду три часа на скамейке в парке, рядом с двухсотлетней пушкой. Начинка с такой настойчивостью засыпает меня всплывающими сведениями от Форт-Пойнте, что я чуть не пропускаю сообщение от Келли, когда она выходит. Она спрашивает, нахожусь ли я еще поблизости и хочу ли встретиться. Она присылает координаты, и Начинка ведет меня к ней.

«Как только вы меня увидите, отключите связь», – пишет она.

Келли сидит на скамейке в парке. Она по-прежнему в золотой краске, позолота сверкает на солнце, но теперь прикрыта шерстяным пальто. Некоторые туристы хотят с ней сфотографироваться, и она неуверенно улыбается, но разрешает. Я отключаю связь.

– Простите за то, что я там устроил, – говорю я.

Келли поднимается со скамейки. Она почти с меня ростом, но тоньше. Она прикуривает сигарету и приглашает меня пройтись к воде. Мы не разговариваем, и я замечаю, что на нее все оглядываются – она в любом случае привлекла бы внимание, но в позолоте выглядит инопланетным существом среди низшей расы. Большинство не пялится слишком откровенно, хотя некоторые просто пожирают ее глазами, вероятно, записывают глазными камерами.

В платных стримах вроде «Сладкие красотки» или «Настоящие девчонки» полно видеозаписей такого рода, когда женщин снимают против их воли и предлагают через Начинку мужчинам. У воды Келли затягивается сигаретой, а я глазею на мост Золотые ворота прямо над нами, протянувшийся к далеким холмам, дивлюсь его размерам и пытаюсь понять, как люди в другом столетии сумели построить подобное сооружение.

– Его зовут не Болван, – говорит она.

– Я не знаю его имени. Ничего о нем не знаю.

– Вот и хорошо. Тогда назовем его Болван. Я работаю на него в частном порядке, в обход бухгалтерии, – признается она. – Если об этом узнают в агентстве, меня вышвырнут, а я не могу этого допустить. Они владеют моим образом. Работа на Болвана – совсем другое дело.

– Понимаю. Мне не стоило на вас напирать. Нужно было сразу сказать, чего я хочу.

– Ладно, проехали, – говорит Келли. – Если бы вы сразу признались, чего хотите, я бы послала вас куда подальше. А теперь мы стоим здесь вдвоем. Если вы связаны с Гаврилом, если это правда…

– Он мой двоюродный брат. Сам я не имею отношения к моде и фотографии.


– Я не хочу говорить с вами здесь. Чтобы кто-нибудь из агентства не распустил слухи о том, кто вы такой. Я хочу, чтобы они забыли слово «Болван» и все случившееся днем. Я серьезно – если просочится хоть слово, что я работаю в обход агентства, моей карьере конец. Мне и без того осталась всего пара лет, пока меня не сменят девчонки помоложе, так что приходится цепляться за работу. Я не должна все испортить.

– Я не хотел вас подставлять.

Келли затягивается в последний раз и гасит сигарету, спрятав бычок на потом.

– Ладно, хватит об этом, – говорит она. – Вот как вы должны поступить. Сейчас мы разойдемся. Скажите моему агенту, что вы со мной встретились и я вам понравилась, я выгляжу потрясно и вы хотите меня нанять, но вернетесь позже.

– Это я могу.

– А что касается нас с вами, сведите меня с Гаврилом. Пусть он заключит контракт с моим агентством. Если я рискну своей работой с Болваном, мне нужно что-то взамен, что-то получше. И Гаврил мне это даст. Если контракт будет подписан, я вам звякну, чтобы вы пригласили меня на ужин. Тогда и поговорим. Лады? Я звякну…

Мне не хочется смотреть ей вслед и хочется верить, что я снова ее увижу и все от нее узнаю. Я гляжу на воду, на разбивающиеся о камень волны, на детей, со смехом убегающих от белой морской пены. Я оставляю сообщение для администратора «Нирваны», как велела мне Келли, – что мне она понравилась, я заинтересован и свяжусь с ними позже. Пытаюсь дозвониться Гаврилу, но он не отвечает, и я пишу ему имейл с рассказом обо всем.

Беру на ужин чикен-макнаггетс и смотрю нескончаемый «Звездный крейсер “Галактика”» по телевизору, а потом оплачиваю несколько минут спутниковой связи, чтобы проверить свой аккаунт.

Гаврил ответил на мой имейл: «Любовь – это навязчивое желание быть навязчиво желанным».





7 марта




Келли говорит, что сначала должна завершить кое-какие дела. Она хочет встретиться на Джексон-сквер, я выхожу пораньше и коротаю время в книжном «Огни большого города». В тени на тротуаре воображение рисует стихи Ферлингетти[21]. Полы с черно-белыми плитками, несколько залов с книгами на деревянных полках. Такие места редко встречаются. Поход сюда – как паломничество. Стены увешаны постерами с прославленными гениями, среди них и Гинзберг[22] с безумным взглядом и вымазанными в чернилах руками. Гинзберг, чьи стихи я когда-то выучил наизусть и декламировал в два или три часа ночи на пустых улицах Питтсбурга. Тогда я был подростком, и мне нравилось ощущать эти слова на языке, нравилось его шокирующее и яркое воображение.

С тех пор прошло много времени, но я беру с полки «Вопль и другие стихи». Здесь продаются такие книги, которые никогда не рекламируются в Начинке, никогда не попадают в список бестселлеров, а отдел маркетинга не продвигает их в ток-шоу или в книжных приложениях – европейские романисты, диссиденты, известные авторы, пропавшие с радаров в последнее десятилетие, вроде Дж. Константина, Пикарда или Люсиль Хэш; новое издание избранных работ Боба Дилана или новый перевод «Беовульфа». Я набираю кучу книг и выжимаю из кредитки еще несколько тысяч плюс к уже потраченным на поездку, но оно того стоит, хотя бы чтобы подержать все эти книги в руках. Кассирша интересуется, всю ли секцию поэзии я скупил, и я смеюсь.

– Вполне возможно, – говорю я, – вполне возможно.

Приходит сообщение от Келли: «Через пятнадцать минут».

До ресторана еще несколько кварталов, и на ходу я прижимаю бумажный пакет с книгами, придерживая его снизу, чтобы не порвался. К месту встречи я прихожу, вспотев и запыхавшись. Келли ждет на тротуаре, на ней то милое платьице с бежевыми кружевами, в котором она как-то раз изображала Альбион в Архиве, и элегантная шляпка.

– Я уже заказала столик, – сообщает она. – Я знакома с поваром, и он приберег для нас тихий столик, где можно поговорить. В гардеробе есть камера хранения.

– Понял, – отвечаю я, подхватывая пакет с книгами поудобнее. – Это книги…

– Гаврил звонил, – говорит она. – Услышав его голос, я сначала была ошарашена. Признаюсь, я подумала, что вы набрехали про Гаврила, и удивилась, когда он позвонил. Мы заключили контракт. Он сказал, что изменит мою жизнь, дав мне работу. Он будет снимать меня для Anthropologie, и я полечу с ним в Лондон, но ясно дал понять, что все зависит от того, насколько я вам помогу. Не уверена, что это у меня получится, но я расскажу о своей работе с Болваном, если вам интересно именно это. Вы даже не представляете, насколько это для меня серьезный шаг. Вы ведь наверняка говорили с моим агентом, когда заключали контракт. Сегодня я в вашем распоряжении, Доминик. Я расскажу все, что знаю.

– Хорошо. Тогда давайте начнем с еды.

Ресторан называется «Амбергрис» и специализируется на морепродуктах. Здесь уютные столики в закутках, матовое стекло и свечи. Келли ведет меня по залу. Платье не скрывает ее ноги, лаковые туфли на каблуках добавляют ей еще несколько дюймов роста, в ее профиле мелькают модельные фотографии, видео с показов и нарезка из съемки за кулисами, в одном нижнем белье. Все пялятся на нас, когда мы проходим мимо. Наш столик находится на отшибе, обычно такие столы плохо обслуживают, но для нас это идеальный вариант. Я ставлю книги рядом с собой. В воздухе витают ароматы карри, лимона и копченой рыбы. Чжоу садится напротив… То есть Келли. Приходится напоминать себе, что это Келли, ее зовут Келли, и она не иллюзия в Начинке. Как только мы устраиваемся, она заказывает ром нам обоим.

– За то, чтобы мы оба получили желаемое, – провозглашает она тост.

Мы чокаемся, и я глотаю напиток – темный ром с ванильным ароматом согревает желудок.

– Я впутался в неприятную историю, – объясняю я. – Встал на пути могущественных людей, но у меня есть основания считать, что Болван может меня от них оградить. У меня есть и другие причины его искать. Он отнял у меня кое-что ценное…

– Болван рифмуется со словом «роман», – говорит она.

– Вы сказали, что его зовут по-другому. Так как его зовут? И почему Болван?

– Вы играете в компьютерные игры?

Нас прерывает тихий поток музыки из встроенного в скатерть меню – мягкое, но нетерпеливое напоминание. Я заказываю золотистую макрель, а Келли салат и суши. И еще по порции рома.

– Болван находит политические аллегории в видеоиграх, – объясняет она. – Вы же играли в шутеры от первого лица? Уж точно знаете, что это такое, верно? Нужно убить всех, кого видите в поле зрения. Многочисленных безымянных и обезличенных врагов в игре называют «болванами». Он использует понятие «болван» в своей теории устройства государства. И считает, что однажды болваны убьют своих убийц.

– Так что же, он коммунист? А «болваны» – это пролетариат?

– Анархист, – уточняет Келли. – Вообще-то он отвергнет любой ярлык, который вы налепите на его излюбленную теорию, но его завораживает коммунистическая мифология, даже против его воли. Он верит в свержение буржуазии и исчезновение государства. Услышав его разглагольствования на эту тему, вы бы решили, что он говорит о Конце времен.

– Так кто он?

– Террорист. Художник. Не понимаю, каким образом он может вас защитить.

– Расскажите об образе, который он использует, – женщина выгуливает на поводке двух других женщин. Он нашел его в каталоге женского белья Agent Provocateur.

– Точно, он называет ее «Собачница». Как-то он признался, что этот образ для него очень личный, предназначен для того, чтобы бросать перец в глаза врагам. Через этот образ он выражает свои политические воззрения. Он подпольщик, не светится в сети. Однажды он сказал, что ему предложили выставляться в галерее «Блюи и По», они обещали сделать его богачом, но он отказался, потому что не принимает дух капитализма. «Головы мертвецов», «Собачница», «Кровавые алмазы». Он повсюду их рисует. Кое-кто даже ломает стены и сдирает плакаты, коллекционируя его работы. Как-то раз я была у одного продюсера на вечеринке после съемок, так на стене в гостиной у него висело крыло «корветта», изрисованное Болваном. Почти целая боковина «корветта», только потому, что на ней был нарисован череп Мичем.