Зажечь небеса

– Значит, ты тоже решил получить диплом? – спросил я.

– Это они так решили, – ответил Коннор, кивком указывая на дверь. – Делают вид, будто всё осталось, как раньше.

Я кивнул.

– Ма ведет себя так же. Можно подумать, чем громче она говорит, тем больше вещей вернутся на круги своя. Ты знал об этом? – спросил я, широким жестом обводя квартиру.

Коннор фыркнул.

– Конечно. – Он сделал большой глоток пива. – Ты удивлен? Они всегда за мной подчищают.

– Коннор…

– Мне пора. Дел по горло.

Он поставил полупустую бутылку на стол и прошел мимо меня – теперь он был на сто футов выше прежнего и слишком быстр, я не мог за ним угнаться.

– Коннор, подожди.

Он остановился у двери спиной ко мне.

– Что?

– Ничего. Просто приятно снова увидеть тебя, старина.

Коннор вздрогнул, его плечи приподнялись, потом он, не говоря ни слова, вышел и захлопнул за собой дверь.





Глава тринадцатая

Уэстон




Десять дней спустя я снова сидел в серебристом автомобиле Пола, но на этот раз мы направлялись в Бостон, на церемонию вручения «Пурпурного сердца». Настроение у меня с утра было отвратительное, но спустя два часа в обществе Пола Уинфилда и его неустанной доброты гнев в моей душе едва лишь тлел, а не разгорался в полную силу.

– Ты в порядке? – спросил Пол, когда мы въехали в город.

– Почему я на это согласился? – проворчал я, глядя в окно.

– Потому что это важно, – сказал Пол. – И потому что ты заслуживаешь признания за свою жертву.

«Моя жертва». Что за идиот. Он имеет в виду мое искупление за то, как я поступил с Коннором и Отем. За то, что я не справился со своими проблемами и не смог позаботиться о Ма, так что в итоге вступил в армейский резерв. Именно я заронил эту идею в голову Коннора. Он пострадал из-за меня. Я всё испортил, а теперь, в благодарность за всё это, мне на грудь прицепят медаль.

– Рядом со зданием администрации есть аптека, – сказал Пол. – Тебе не нужна помощь? Получить какие-то лекарства по рецепту?

Я содрогнулся. Помимо всего прочего уролог прописал мне виагру. Пол видел эту проклятую штуку на моей тумбочке, когда заходил за мной, и сделал вид, что это совершенно нормально. Конечно, что может быть естественнее для парня, которому чуть за двадцать? К тому же, ради кого мне стараться? Единственная женщина, с которой мне хотелось бы быть, никогда не будет моей.

– Нет, мне не нужна ваша помощь, – огрызнулся я. С каждым проявлением доброты Пола злость в моей душе принималась бурлить, грозя взрывом. – Мне не нужно, чтобы со мной говорили по-мужски и успокаивали. Мне не нужно, чтобы вы катали мою задницу по Массачусетсу. Я вообще не понимаю, зачем вам всё это.

– Потому что я волнуюсь за тебя, – ответил Пол, сворачивая к зданию городской администрации и паркуясь. Он заглушил мотор и повернулся ко мне. – Уэс, я вместе с твоей матерью уже год, и…

– Вы мне не отец! – рявкнул я. – Давайте проясним этот момент. Вы можете встречаться с моей матерью хоть год, хоть десять лет – боже, помоги вам! – но от этого не станете моим отцом. Ни сейчас, ни потом.

Несколько долгих, напряженных секунд Пол смотрел мне в глаза, потом ответил:

– Я и не претендую.

Потом он вышел из машины.

– Будь я проклят!

Я с размаху саданул кулаком по бедру, и ощутил легкое нажатие, но не боль.

Боль была где угодно, только не в ногах.

Мы с Полом пересекли парковку в молчании. Меня проинструктировали, что на церемонию вручения «Пурпурного сердца» надлежит явиться в парадной форме. Летнее солнце немилосердно припекало, и в шерстяном кителе я сильно потел. По спине текли капли пота, выводя меня из себя. Увидев собравшихся перед зданием мать и сестер, я едва сдержал порыв развернуть кресло и сбежать. Зачем всё это? Мне вполне могли прислать медаль почтой или, еще лучше, бросить ее в ближайший мусорный контейнер.

– Боже мой, до чего же ты красивый! – воскликнула Ма, хватаясь за сердце. Сама она нарядилась в желтую блузку и джинсы. – Только посмотрите, как ему идет форма!


– Выглядишь замечательно, Уэс, – подхватила Кимберли. – Правда, чудесно. С каждым разом всё лучше и лучше.

Фелиция фыркнула и затушила сигарету мыском теннисной туфли.

– Всего двадцать два года – и уже ветеран. Мой братишка – ветеран.

– Эй, – прикрикнула на нее Ма. – Следи за своими словами и прояви уважение.

– Господи Иисусе, Ма. Кто сказал, что я не?..

– Нечего мне тут поминать имя Господа всуе. Уэс пожертвовал собой ради этой страны. Что ты делаешь?

Я отвернулся, чтобы не мешать им препираться, и увидел, как на парковку въезжает лимузин. Автомобиль остановился, из него вышли Дрейки, брат Коннора Джефферсон и его жена Кассандра. Следом появился Коннор и трое его приятелей-бейсболистов.

С тех пор как десять дней назад мы въехали в новое жилье, я почти не видел лучшего друга. Он днями напролет пил в баре «У Янси», приползал домой часам к трем ночи и запирался в своей комнате. Со мной он не разговаривал, даже не смотрел в мою сторону. Вот и сейчас он глянул на меня и поскорее отвернулся, принялся поправлять китель: один рукав болтался вдоль тела, потому что рука Коннора была в фиксаторе.

«Ловко, Дрейк. Весьма тонкий подход, мать твою».

Вся компания медленно подошла к нам, преодолев парковку. Мамы обнялись. Пол и мистер Дрейк пожали друг другу руки.

– Рад тебя видеть, Уэс, – сказал Джефферсон, наклоняясь ко мне и протягивая руку.

Улыбка Кассандры сочилась жалостью.

– Должно быть, тебе нелегко. Восхищаюсь твоей стойкостью.

– Спасибо.

– Ты действительно отлично выглядишь, Уэс, – сказала миссис Дрейк.

«И от этого вы чувствуете себя лучше, да?»

Я сглотнул и подавил вскипевшую в душе горечь, потому что сенатор смотрела на меня со слезами на глазах. Словно она впервые увидела меня в форме и сопоставила эту картинку с инвалидным креслом. Она быстро наклонилась и обняла меня.

– Спасибо за то, что ты для него сделал, – прошептала она. – Спасибо тебе большое.

Поверх ее плеча я посмотрел на Коннора: на его лице отразился ужас, потом сожаление. Я наблюдал, как он достает из кармана фляжку и делает глоток, даже не потрудившись проделать это незаметно.

– Батюшки, сегодняшние события пробивают меня на слезу. – Миссис Дрейк промокнула глаза. – Давайте сделаем несколько фотографий.

– Отличная идея, – подхватила Ма. – Давайте-ка, встаньте рядом, вы двое. Коннор, малыш, придвинься ближе к Уэсу.

Коннор оставил своих приятелей и встал возле моего кресла.

Ма и миссис Дрейк стали фотографировать на телефоны, точно гордые родительницы на выпускном балу.

– Привет, старик, – проговорил я.

Коннор упорно смотрел прямо перед собой.

– Привет.

Это было больше, чем он сказал мне за десять дней.

– Как ты?..

– Мы закончили? – громко обратился он к мамам, отходя от моего кресла. – Давайте закончим с этим.

«Ладно. Славно поговорили».

В здании администрации нас встретили журналисты, зеваки и несколько солдат. Я мало что мог разглядеть – обзор мне загораживали чужие задницы и спины.

Я поехал туда, где щелкали фотоаппараты, и увидел, что репортеры фотографируют Кайла Уилсона, медика нашего взвода. Он стоял вместе со своей семьей, опираясь на костыль. Его левая нога была в гипсе от бедра до лодыжки.

Уилсон перебросился парой слов с Коннором, потом навис надо мной.

– Ну ты кремень, – проговорил он, пожимая мне руку. – Скажу честно, старина, не думал, что ты выберешься.

– На церемонию?

– Из Сирии.

– Спасибо, – ответил я.