Земное притяжение

— Ты так говоришь, как будто их сто, этих байков! — фыркнула Даша. — Или десять!

— Два, но я тебе говорю — крутые!

— Может, дадут покататься? Или сами покатают?

Тебе-то точно дадут, подумал Никита, и покатают, и ещё с собой на море пригласят, а мне-то ничего не светит!..

«Минивэн», подумала Даша, живут больше недели. Интересно.

— А чего они так долго тут торчат, в вашем Тамбове? Где Тамбов, а где море?

— Может, им нравится.

Даша обидно засмеялась, опять повела волосами и распорядилась:

— Ты меня с ними познакомишь. Йес? Или ты работаешь сутки через восемь?

— Завтра я работаю, — пробурчал Никита и поклялся себе, что ни с кем столичную штучку-сучку знакомить не станет и вообще больше в её сторону не взглянет никогда.

Даша вскочила на самокат, сделала вокруг Никиты круг, сказала:

— Покедос! — помахала ручкой и покатила. На брусчатке самокат слегка потряхивало, тряска отдавала в локоть.

…После ранения этот локоть в лубках она ненавидела. Лубки означали, что она больше не сможет работать — никогда. Почему-то совсем скверно становилось часов в двенадцать дня. Она неотступно думала, что сослуживцы «в поле» на работе, а она здесь, в больнице — из-за какого-то проклятого локтя!.. От ненависти она выла, зубами грызла и рвала гипс, и однажды военврач, застав Дашу, заорал, что комиссует её за психопатство.

Всё обошлось, она осталась на службе, но локоть, который в любой момент может подвести, и его нужно уговаривать, чтоб не подвёл, время от времени напоминал ей о собственном слабодушии — как сейчас, — и она покатила ещё быстрее, чтобы в который раз доказать себе, что ей наплевать и она может не обращать на такие мелочи, как боль, никакого внимания.

Павел Лемешев по кличке Паша-Суета жил в особняке на улице Максима Горького — вроде бы исторический центр славного Тамбова, а вроде бы уже и загород. Точный адрес Даша, разумеется, знала, но ей хотелось себя проверить. Она была уверена, что дом местного авторитета узнает и без всякого адреса.

Напевая себе под нос про стальные руки-крылья и пламенный мотор, Даша катила по улице. Редкие прохожие провожали её глазами и даже восклицаниями вроде «Ты гляди, гляди!» — не все в Тамбове были в курсе столичных увлечений, и взрослая барышня на детской штуковине вызывала насмешливое недоумение. Даша понимала, что привлекает внимание, для этого всё и задумывалось.

Дома на улице Максима Горького были в основном одно- и двухэтажные, некоторые ухоженные, чистенькие, подновлённые, другие совсем запущенные, покосившиеся, как будто трухлявые. Время от времени попадались особняки в новорусском вкусе — ворота с орлами на столбах, дом непременно красного кирпича с колоннами и арками, перед домом стоянка на несколько машиномест, всё культурно. Даша особняки проезжала — не то, не то.

Наконец по правую руку начался подходящий забор — бесконечный, как Великая китайская стена, с квадратными выступами, похожими на сторожевые башни, на каждой башне камера. Ворота чугунные, литые, изнутри заделанные листовым железом, рядом калиточка с начищенной кнопкой домофона.

…Андрей Боголюбский, сынок князя Юрия Долгорукова, ушедший из Киева на Суздальские земли, умер бы от зависти, увидав такой великолепный забор — никаким докучливым татарам с ходу не взять!

Даша соскочила с самоката и стала поправлять ручки — опять заело, что ты будешь делать!..

Камеры простреливают через одну — эту сторону улицы и противоположную. Сразу за забором теремок красного кирпича, скорее всего домик охраны. Над забором торчит слуховое окно теремка, в нём — Даша ещё разок быстро взглянула, — как пить дать какая-то оптика. В глубине участка виднелась едва зазеленевшая липа, высоченная, роскошная, и на ней ещё камера. Хорошо хоть наблюдателя с биноклем не посадили!.. Впрочем, наверняка и наблюдатели есть.

Даша вскочила на самокат и проехала до конца забора, он был очень длинный и, по всей видимости, огораживал участок со всех сторон, на соседний домик выходила такая же укреплённая стена с башнями и бойницами. На перекрёстке она развернулась и покатила обратно. Возле самых ворот остановилась, извлекла из рюкзака фотоаппарат, прицелилась на забор и стала фотографировать.

…Раз, считала она про себя, два, три.

Она дошла до двадцати четырёх, когда наконец калиточка распахнулась и показалась бритая чугунная башка. Не очень-то они расторопны!..

— Девушка! — выговорила башка. — Вы зачем фотографируете? Не надо тут снимать!

— Почему? — удивилась Даша. — Может, я именно тут и хочу фотографировать!

Башка озадачилась, а потом тяжеловесно рассердилась.

— Сказано, нельзя, значит, нельзя! Давайте в другом месте фотографируйте!

— А я в этом хочу, — отозвалась Даша.

— Ты чего, слов, что ль, не понимаешь?! — окончательно рассвирепела башка. — Давай отсюда! Ну?! Или щас мыльницу твою разобью!

— А я полицию вызову!

— Да ты чё, дура, что ли?! Давай чеши отсюдова!..

…Двадцать восемь, считала Даша, начавшая заново, когда высунулась башка, двадцать девять, тридцать. Ну?! Скоро вы там проснётесь? Или хозяина дома нет?..

Охранник выбрался на тротуар, калитку за собой оставил открытой — вот какой профессиональный человек! — подскочил и рванул на себя фотоаппарат. Даша не отпустила, повалилась на него, — тот едва устоял на ногах, — и заголосила что есть мочи:

— Помоги-ите! Гра-абят! Убиваю-ут!

— Что ты орёшь, сука! Заткнись! Заткнись, кому сказал!

— Спаси-ите!!!


— Дай сюда мыльницу! Рот закрой! Закрой рот!..

— Лёха, чё ты устроил?!

Чугунная башка моментально отпустила фотоаппарат, Даша сразу же бухнулась на асфальт и стала кататься и выть.

— Он меня убил, — выла она, — совсем убил!

— Лёха, че такое?!

Видимо, второй был начальником башки, потому что та с ходу начала лепетать и оправдываться:

— Да она с мыльницей своей сюда полезла… я сказал, что нельзя, а она орать… да я её пальцем не тронул… гадом буду — не тронул…

Второй в растерянности наклонился над Дашей — калитка всё это время оставалась открытой, — и тут в кармане у него запищала и захрипела рация.

Слава богу, подумала Даша, которой надоело кататься и выть, сообразили.

— Ты это, — выплюнула рация сквозь помехи, — в дом её давай. Давай, давай!..

— Не понял, повторите!..

— Чё, блин, ты не понял! Давай девку сюда!..

— Вставай, — велел начальник и потянул Дашу за руку. — Пойдём.

— Куда?! — перепугалась та. — Никуда я с вами не пойду!..

После чего спокойненько дала себя скрутить и отконвоировать за забор. Чугунная башка следом тащила самокат.

«Чижа, — продекламировала Даша про себя, — захлопнула злодейка-западня!..»

Перед ними простирался плац — без единого деревца или кустика, — ровный и гладкий, хорошо простреливаемый и с отличным обзором. На плацу может поместиться, прикинула Даша, полсотни бойцов или пятнадцать машин, никак не меньше. Справа вдалеке росла липа, которую она заметила с улицы. Слева маячила сторожевая охранная башня.

…Как, должно быть, неуютно живётся всем этим авторитетам!..

Бронированная дверь в особняк красного кирпича была открыта, на высоком крыльце толпились парни — клоны чугунной башки. Правда, у некоторых на голове были волосы разной длины и цвета, видимо, затем, чтобы как-то отличать клонов друг от друга. Даша хлюпала носом и растирала по лицу слёзы.

— Давай шевелись!..

— Да иду я, иду…

Среди парней, раздвинув их плечами, появился Паша-Суета. Глаза у него бегали, щупали Дашино лицо, белые волосы, грудь, ноги — и в обратном порядке.

Когда её подвели поближе, он вдруг раскинул руки, притопнул, как в плясовой, и сказал громко:

— Ба-а, какие люди в Голливуде!.. Что кислая такая, красавица?..

— А чего он дерётся! — начала Даша и локтем ткнула в сторону чугунной башки номер один. — Фотоаппарат отобрал, а меня чуть не убил!

— Да ничего я её не бил! Я ей русским языком говорю: хорош сымать! А она сымает и сымает!..

Паша сбежал с крыльца и обшарил Дашину физиономию вблизи — как будто руками трогал, ей-богу!..

— А чего это столичным гостям на нашей тихой улице понадобилось? — протянул он. — Что тут у нас за красоты-раскрасоты?..

— Забор мне ваш понравился, — буркнула Даша и на всякий случай ещё раз вытерла слезы. — Мы никак не можем на даче забор поставить. Я думала, сфотографирую, папе отправлю…

— Забо-ор, — как будто удивился Паша. — Да ещё па-апе! Вон оно что!.. Ну, проходи, погости у меня, красавица. Забор, он забор и есть, а вот за забором у меня не всякий бывает!

Клоны зашумели и подвинулись, не то угрожающе, не то уважительно. Паша повёл плечом, и они моментально стихли.

— Где мой самокат? — жалобно спросила Даша. — Отдайте!

Паша хмыкнул:

— Да вот он, нам-то без надобности! Мы всё больше по старинке, на машинках катаемся. Проходи, не жмись!..

Даша поднялась на крыльцо.

…Всего семеро, включая чугунную башку и Пашу. Есть ещё люди, или все столпились здесь, чтобы поглазеть на неё?..

Калитка всё ещё распахнута настежь — вот дебилы!..

— Я не хочу никуда проходить, — захныкала она. — Мне в гостиницу надо! Что вы ко мне привязались? Я ничего плохого вам не сделала!..