Земное притяжение

— Спасибо, — сказал он и улыбнулся. На щеке появилась милая ямочка. — Меня сегодня в библиотеке чаем поили, и я всё время думал… Короче, не чай, а вот как будто веник заварили.

— Вероника Гуськова — подруга Паши-Суеты, — подала голос Даша, обернулась к Максу, который был очень близко, и ни с того ни с сего чмокнула его в висок. — Она в библиотеку записана?! Ничего себе! А Никита Новиков — администратор «Тамбов-Паласа». Тоже, выходит, книголюб, маленький милый зайчик! И оба из картотеки директора!

Хабаров внимательно на неё взглянул.

— Установишь, когда они приходили в библиотеку в последний раз.

— А в карточках у них не записано?

Хабаров подумал, вспоминая.

— Записи в карточках ничего не значат! Гуськова приходила всего три раза. Осенью, потом под Новый год и в марте. Новиков ходил регулярно, в последний раз был за десять дней до убийства.

— Ты точно помнишь?..

— Что за вопрос?

Даша кивнула:

— Да, да, понятно, не помнил бы, не говорил. Хорошо, я попробую, Лёшенька. Не сердись, моя дуся!.. Про Веронику мне терпила всё выложит, а зайчика я сама спрошу.

— Вот ещё. — Хабаров аккуратно выложил на стол два билета в кино с оторванным корешком. — Это тоже было в директорском ящике. А вот это, — последовал канцелярский клей, — в кармане плаща. Плащ — единственное, что есть в библиотеке из одежды Цветаева. Ботинок нет, хотя все работники переобуваются. На улице весной грязно, а в резиновых сапогах сидеть — с ума сойдёшь.

Джахан сняла с тюбика длинную, как от губной помады, крышку и внимательно понюхала содержимое. Подождала, прикрыв глаза, и ещё раз понюхала.

— Это клей, — сказала она. — Но на всякий случай я могу сделать анализ.

— На что? — не удержался Хабаров, и она промолчала.

— То есть Цветаев с кем-то ходил в кино, — заключил Макс. — И собирался что-то к чему-то приклеить.

— Не собирался, а приклеил, — пробормотала Джахан. — Клеем пользовались. Видишь, поверхность нарушена?..

— Может, он объявления расклеивал, — предположила Даша. — Ну, если клей был в плаще! Продаётся диван в хорошем состоянии!.. Ходил по Тамбову и расклеивал объявления!..

Джахан всё изучала столбик клея, подносила близко к глазам и поворачивала то так, то эдак.

— Я не уверен, что в кино ходил Цветаев, — усомнился Хабаров. — Почему мы решили, что это его билеты?

— Потому что они были в его картотеке.

— Это ничего не означает.

— Как ещё они могли туда попасть?

— Ну, кто-нибудь из читателей забыл, а директор взял и сунул в ящик. Или они, допустим, туда сами по себе случайно упали, а он не заметил, — проговорила Даша, делая рукой круговые движения.

Они помолчали. Джахан всё изучала клей.

— Если это его билеты, с кем он мог здесь ходить в кино?

— С женщиной, — вдруг сказала Джахан. — И с этой женщиной у него были… доверительные отношения.

Все трое уставились на неё.

— Из чего это следует?..

Джахан аккуратно поставила тюбик на стол, вышла и вернулась с тоненьким фонариком в руках. Фонарик горел неприятным синим светом.

Она посветила на столбик клея и показала его Хабарову. Он посмотрел, и Даша подсунулась.

— Клей совершенно новый. Им пользовались один раз. Видишь, на поверхности как будто тонкая сетка?

— Вижу, — буркнул Хабаров, не понимая, при чём тут сетка.

— А-а-а, — протянула Дашка. — Ясненько!..

— Этим клеем заклеивали порванный чулок, — объяснила Джахан. — Чтобы стрелка не поползла дальше.

— Какая, итить твою налево, стрелка?!

— Когда чулок рвётся, капрон начинает распускаться, получается не просто дырка, а длинная полоска. Если дырку помазать канцелярским клеем или бесцветным лаком для ногтей, стрелка дальше не поползёт.


Хабаров переглянулся с Шейнерманом.

— Занятно, — сказал тот.

— Такая тонкая сетка, как на клее, скорее всего означает, что заклеивали именно капроновый чулок. В середине как будто маленькая окружность! Видно, если приглядеться. — И Джахан поводила туда-сюда синим фонарём. — Билеты в кино и клей… в паре означают, что у Цветаева был некий романтический и доверительный интерес. Малознакомому мужчине ни одна женщина не признается, что у неё порвались чулки!..

— Значит, нужно установить женщину, с которой Пётр Сергеевич проводил время, — задумчиво протянул Хабаров. — И раз билеты были в картотеке, выходит, он не слишком ей доверял.

— Почему?..

— Очевидно, что в случае… крайних обстоятельств картотеку проверят первым делом, Даш!.. Если он хотел, чтобы на билеты обратили внимание, оставить их в картотеке — лучший вариант. Макс, у него в доме не было следов женского присутствия?

— Обо всём, что там было, — недовольно буркнул Шейнерман, — я доложил.

Хабаров подумал.

— Даш, расспроси байкера. Может, он не только мотоциклиста видел, но и даму?

Та кивнула, ловко перекинула длинную ногу через спинку стула — она любила сидеть верхом на стульях — и помахала ручкой.

— Я поеду, да? Гражданского забираю, да? Джо, он в машине не перекинется? Макс, ты меня любишь, да?

— Я тебе помогу его дотащить, — сказал Шейнерман, поднимаясь.

— Да ладно, сам дойдёт! Подумаешь!

Они вышли в коридор, и слышно было, как они там препираются. Хабаров посмотрел на Джахан. Он только и делал, что смотрел на неё.

…Он проснулся после наркоза в прекрасном настроении. Там, где он был всё это время — потом оказалось, восемь или девять часов! — ему ужасно понравилось. Там было просторно, светло, и какое-то радостное ожидание самого лучшего. Откуда-то он знал, что здесь ещё не окончательное место, а самое лучшее впереди. Хабаров был там один, но знал совершенно точно, что Джахан видит его и слышит, и он в любую секунду может с ней поговорить — как будто она даже не за стеной, а за тонкой плёнкой, и он просто пошёл вперед, чтобы всё разведать, и эта разведка была нетрудной и нестрашной. Время от времени он окликал её, и она каждый раз отзывалась, а потом сказала, чтобы он отстал, и это было так на неё похоже, что он обрадовался ещё больше. Он не понял, откуда появилась кровать, но сообразил, что должен лечь и спать, и почувствовал, как ему захотелось спать. Он давно не спал — крепко, от души, хоть из пушки стреляй, как у Христа за пазухой, как Бог в Одессе! Всё больше вполглаза, чутко, нервно. Здесь можно было спать во всю мочь, и ничего страшного не произойдёт, уж такое тут место. Хабаров лёг и уснул, зная, что когда проснётся, рядом будет Джахан. Он проснулся в прекрасном настроении, и она была рядом. «Сколько это будет продолжаться? — сказала она, едва он открыл глаза и заулыбался от счастья. — Сколько ещё раз тебя будут убивать?» И он очень удивился. Он не помнил, чтобы его убивали.

— Налей мне чаю, — сказал Хабаров громко. Он знал, что она умеет слышать мысли, и не желал, чтобы сейчас услышала. — Что с анализами?

— Нужно ждать. Это химический процесс. Он идёт как идёт.

— Предварительное заключение?

— Я терпеть не могу никаких предварительных заключений.

Он молча взглянул на неё. Что ты будешь делать! В сторону лучше смотреть, в сторону!..

Но Джахан улыбнулась ему. Он не поверил своим глазам.

— Я тебя совсем запугала, — сказала она, и Хабаров чуть не свалился со стула. То есть он даже рукой взялся за деревянные переплетения, чтобы не упасть. — Но я решила, больше ни за что и никогда.

— Понятно.

— Мы сделаем работу, разойдёмся и будем жить, как жили.

— Ты жила хорошо?

Она подумала немного, словно вспоминая, хорошо ли жила.

— Довольно интересно, — наконец сказала она. — И без потрясений.

— Понятно, — повторил Хабаров. И осведомился: — Останемся друзьями?

Тут она растерялась.

…Друзьями? Какими друзьями?.. Такими, как показывают по телевизору в «серьёзных мужских» фильмах? То есть станем что-то такое из себя изображать, ссориться-мириться, встречаться-расставаться, вспоминать-убиваться?.. Они с Хабаровым никакие не друзья и не любовники даже — тем более бывшие!.. Они — единое существо, странный симбиоз, немыслимое сочетание. Искусственно созданное, между прочим!.. Когда-то для серьёзного и важного дела понадобился такой странный организм, состоящий из противоположных знаний и несовместимых взглядов, и такой организм был создан — из Алексея Хабарова и Джахан Бахтаевой. Она не может быть ему… другом или подругой.

Вдруг Джахан сообразила, что он, должно быть, пошутил.

— Ты пошутил? — спросила она с подозрением.

Алексей Ильич кивнул совершенно серьёзно.

Они помолчали, потом он попросил:

— Всё же расскажи мне про яд.

— Очень предварительно! Искусственно синтезированное отравляющее вещество с отложенным действием. Первоначальные пробы на распространённые яды не дали вообще ничего. Химический механизм мне пока непонятен, ясно только, что он вызывает паралич сердца. Как-то сложно взаимодействует с другими органами, поражает именно сердце. Пробы тканей других органов абсолютно чистые. Вещество новое, я с ним незнакома.

— Непростые ребята убили Цветаева.

— Непростые.