Зеркальный паук

– Когда я прилетел туда и увидел ее, она лежала на грязном столе в какой-то захудалой пародии на морг. Ее тело разбухло, и она была больше, чем при жизни. В ее волосах была грязь. Ее глаза исчезли – думаю, их выклевали птицы. Когда я наклонился над ее телом, вот отсюда, – Михаил постучал пальцем по переносице у самого уголка глаза, – выползла личинка. Смотри, как интересно… Одно и то же может одновременно быть человеком, которого ты любил, и куском мяса, в котором живут насекомые.

– Ты говоришь это, потому что веришь или потому что хочешь, чтобы я попросил тебя прекратить? Не попрошу. Продолжай.

Ты сделаешь мне больно, но не слишком. Я тоже мертв. Мои глаза выклевали птицы…

– Я сразу увидел, что это она. Каждая часть меня знала, что это она. У меня не было ни единой причины сомневаться, но мне хотелось, и я позволил себе это сомнение. Последовали все эти тесты… Тесты были не нужны. Я просто давал себе время, чтобы признать: да, все так. Моя дочь – это труп в придорожной грязи. Ты хотел, чтобы я позволил тебе увидеть это?

– Я не уверен, лучше от этого было бы или хуже.

– Она ведь снится тебе? – Михаил испытующе посмотрел на сына.

В памяти снова мелькнул залитый солнцем парк и девушка, сидящая на скамейке.

– Да… снится.

– Смотрит на тебя, наверно… Она смотрит на тебя серебряными глазами. Ты хотел бы, чтобы она смотрела на тебя пустыми черными глазницами? Все так, как должно быть.

Он замолчал, да и Яну нечего было сказать. Даже боль сначала нахлынула горячей волной, а потом отступила, оставив после себя лишь изматывающую пустоту.

– Я был эгоистичен до последнего, – добавил Михаил. – Я держался за надежду, сколько мог. Но рано или поздно надежду приходится отпустить, и это тоже благо – благо освобождения. Исход известен, можно больше не гадать и не ждать. Она получила вечный покой.

В голове словно что-то щелкнуло – наверно, это и называют озарением. Ян ничего подобного не ждал, только не сейчас, и внезапно получил. Он, отвлеченный чудовищными образами, выползающими из рассказа отца, вдруг понял, что ему нужно, чтобы продолжить расследование.

Как странно одно дополняет другое…

Ян поднялся с лавки и кивнул отцу.

– Ясно. Спасибо. Не буду говорить, что тебе следовало рассказать мне раньше. Какая уже разница, на самом деле?

Михаил не ответил ему. Он снова пялился в пустоту, как будто только там происходило нечто по-настоящему интересное. Он вряд ли кому-то расскажет про этот визит, вряд ли даже запомнит его. А вот его сиделка вполне может позвонить Нине или Павлу… пускай. Времена, когда возмущение старших имело для Яна хоть какое-то значение, давно прошли.

Обратно в Москву он гнал на скорости, которой, по-хорошему, ему следовало бы избегать. Это не было прихотью или развлечением, ему нужно было успеть.

С каждым человеком нужно говорить в определенное время, особенно если хочешь от него чего-то добиться. Если нужно одолжение по работе – не вторгайся в личное пространство. Если нужно личное одолжение – выбери момент, когда он сыт, расслаблен и всем доволен. Он будет милостив к миру – и милостив к тебе.

Поэтому Яну нужно было перехватить Григория Давыдова до конца рабочего дня.

Он не знал, где живет Давыдов-младший. Мог бы выяснить, это не сложно, однако счел лишним. Ему нужно было, чтобы собеседник остался собран и серьезен, а не тонул в сентиментальных воспоминаниях.

Ему повезло: он перехватил Григория у самого выхода из офисного здания.

– Нам нужно поговорить, – объявил Ян.

– Почему вы здесь? – удивился Давыдов. – Нам сегодня сообщили, что дело закрыто.

– Вот поэтому я и приехал: оно не должно быть закрыто.

– Простите, но я не понимаю… Какое отношение это имеет ко мне? Вы же из полиции!

– Да. А вы – сын человека, который на полицию давит.

Григорий окинул его тяжелым, почти неприязненным взглядом. Да и понятно, почему! Но Ян не собирался отступать, и Давыдову пришлось сдаться. Они вернулись в здание, уже наполовину опустевшее, и заняли одну из комнат переговоров.

Давыдов выглядел гораздо лучше, чем в загородном домике в день их первой встречи. Смерть сестры его здорово подкосила, но у него было время, чтобы прийти в себя. Это не значит, что ему уже не больно – пройдет много лет, прежде чем тот проклятый день его отпустит. Однако Яну это было даже на руку.

Он выбрал Григория Давыдова не только потому, что тот мог повлиять на отца. У них было нечто общее – они оба были братьями, а потом перестали, так и не сумев защитить ту, которая всегда им доверяла…

– Давай на ты, – предложил Давыдов.

– Без проблем.

– Значит, ты считаешь, что Антон Мотылев не убивал мою сестру?

– Думаю, она стала сопутствующей жертвой, как и сам Мотылев. И оба они не имели отношения к истинной цели убийцы – цели вполне практичной и объяснимой.

Григорий был поражен, это чувствовалось, однако он оказался достаточно умен, чтобы воздержаться от криков вроде «Да не может такого быть!» Это лишь доказывало, что Ян в нем не ошибся.

– Если она – сопутствующая жертва, то кто же тогда основная? Елена Чайкина? Так ведь и говорили?

– Это может быть Елена Чайкина, но мотивом выступало не фанатичное желание отомстить ей непонятно за что. Как я уже сказал, человек, совершивший это, вменяем. Он приложил немало усилий, чтобы все организовать, и убил шестерых. Для того, чтобы пойти на такое, нужен очень серьезный мотив.

– Ты забываешь, что я был там, – тихо сказал Григорий. – Я видел… это. И я должен поверить, что это совершил не полный псих?

Жаль, что придется проводить его через такое снова. Но если сходство между ними и правда есть, он выдержит. Ему даже будет проще потом, если сейчас придется выдержать побольше – и реально что-то сделать для Лизы.


Надо только правильно подтолкнуть его к нужному решению. Раздумывая, как объяснить это, Ян бросил взгляд на приоткрытое окно. По подоконнику ползала муха, маленькая и уже по-осеннему сонная. Объяснение появилось само собой.

– Он хотел, чтобы все выглядело, как поступок полного психа – чтобы мы психа и искали. Это как с насекомыми: одно притворяется другим. Безобидное насекомое притворяется хищником, чтобы его не трогали. Хищник притворяется безобидным, чтобы его не боялись, не замечали. Пауки это особенно любят: притворятся чем угодно. Добычи мало, жрать хочется. Знаешь, есть такой зеркальный паук… И вот тот, кого мы ищем, – он как зеркальный паук. Он сделал все, чтобы мы считали его маньяком. Он отразил действия маньяка, и мы клюнули. Потом он подсунул нам предполагаемого маньяка – и круг замкнулся, расследование завершено, угрозы больше нет.

– Но ты считаешь, что этот зеркальный паук преследовал совершенно иную цель?

– Именно.

– Какую?

– Я пока не знаю.

– Но хоть предположения есть?

– Есть, – кивнул Ян. – Но пока только призрачные, очень условные. Если расследование закончится сейчас, они ни к чему не приведут.

– Ну а от меня-то ты чего хочешь?

– Чтобы ты повлиял на своего отца. Он – одна из причин, по которым мое руководство торопится все свернуть, пусть и не единственная. Если он уймет свою армию влиятельных знакомых, мне будет проще найти настоящего убийцу Лизы.

Григорий не торопился с ответом. Он смотрел на собеседника, и Ян чувствовал, как сильно ему хочется отказать. Просто послать навязчивого полицейского к чертям, принять ту версию, в которую верят все, и спать спокойно.

Именно это желание и стало подсказкой, которую невольно дал ему Михаил Эйлер. Люди хотят чувства завершенности, оно позволяет жить дальше. Отцу пришлось признать, что Александра мертва, и разрешить земле забрать ее. Григорию Давыдову хочется верить, что он отомстил за сестру, только так он может позволить себе покой. Собственно, то же желание движет сейчас его отцом, заставляя Данила Давыдова тратить последние месяцы жизни на борьбу с системой.

Они вроде как победили, добились своего, и теперь Ян угрожал этой победе.

– Я знаю, почему тебе трудно, – указал Ян. – Антон Мотылев не просто пойман – он мертв. Он получил то наказание, которого точно хотел для него твой отец и наверняка хочешь ты. Но, принимая это, ты тешишь себя и предаешь Лизу.

– Предаю ее? – растерянно повторил Григорий.

– Чего ты хочешь больше – покоя для себя или справедливости для своей сестры? Сейчас это, увы, не одно и то же.

Григорий боролся с собой, сколько мог, он держался за надежду… Как, пожалуй, четырнадцать лет назад держался за нее Михаил Эйлер. Но Давыдов был слишком умен, чтобы не поверить Яну. Даже если он откажется сейчас – он будет знать правду. Он будет думать об этой правде каждый божий день, печальная глава его жизни так и останется открытой.

– Дьявол… чтоб тебя… – зло прошептал он, не глядя на Яна. – Что ты хочешь, чтобы я сделал?

– Все, что в твоих силах, чтобы расследование продолжилось. Это не хобби, которым я могу заниматься в свободное время. Мне нужны ресурсы полиции, и действовать нужно быстро. Пусть журналисты считают, что расследование завершено, так даже лучше, лишь бы мне позволили работать.

Теперь уже настала очередь Григория сделать паузу. Он размышлял о чем-то, он был бизнесменом, и Майя упомянула, что он умел организовывать сложные проекты. Но главную черту они перешли: Григорий принял то, что мириться со смертью сестры еще рано, нужно действовать.

– Хорошо, – сказал он, и его голос звучал куда уверенней, чем раньше. – Для начала я попытаюсь потолковать с отцом. Пусть включает свою давилку на обратный ход: использует свои легендарные знакомства, чтобы поддержать расследование, а не придушить его. Но не факт, что это сработает. Мне, скажу честно, было непросто отпустить радость от того, что убийца Лизы гниет в земле. Папаша может на это не решиться.

– Я понимаю.

– На этот случай оставим План Б. Если расследование официально закроют, ты все равно можешь его продолжить. Что же до ресурсов – тебе их дам я. Все, что угодно! Потом уже объявишь результат своему начальству, а победителей не судят. Это мой последний подарок Лизе… Справедливость! Это, наверно, кажется тебе смешным?

– Нет, – печально улыбнулся Ян. – Не кажется. И, поверь, я бы многое отдал за возможность сделать своей сестре такой подарок.





Глава 9




Яну было любопытно, кто же ему позвонит: Павел, Нина или никто. Последний вариант был самым привлекательным и наименее вероятным. Он видел, что напугал сиделку. Она наверняка бросилась кому-нибудь докладывать, что он третирует отца. Ян делал ставку на Нину, но получил звонок от Павла.

– Ну и что ты там делал? – холодно осведомился старший брат.

– Получал свою дозу семейного времени.

– Тебе кажется, это смешно?

– Нет, но звучит красиво, – отозвался Ян.

– Ты прекрасно знаешь, в каком состоянии наш отец! Ульяна сказала, что после твоего визита он отказывался от еды, она насилу уговорила его принять лекарство.

– Да ладно, уговаривала она… Зашвырнула таблетки, закрыла рот и нос, сидит, ждет, пока проглотит. Все ветеринары этот трюк знают.

Он прекрасно понимал, что Павел сейчас вспылит, и провоцировал брата намеренно. Яну было нужно, чтобы собеседник сам бросил трубку и не перезванивал как минимум три дня. Это сейчас он мог позволить себе разговор, дальше расследование должно выйти на новый этап, там уже не до болтовни.

– По-моему, ты на этой своей работе растерял все человеческое, – скорбно заявил Павел. – Общаешься с уголовниками – и вот результат!