Зеркальный паук

Он наконец получил версию, в которой не было ни одной фальшивой ноты.

Ян не хотел выдавать себя – и новое знание об этом преступлении. Самым разумным с его стороны было бы затаиться, обмануть Григория, сделать вид, что он все еще винит во всем Майю. Но его спутник дураком не был. Возможно, он давно уже ожидал, что следователь обо всем догадается, а может, увидел, как Ян напрягся, уловил смену его настроения. Он все понял – и счет пошел на секунды.

Ян почувствовал резкий толчок в спину, а потом к его лицу прижалась тряпка, пропитанная чем-то настолько, что капли срывались с ткани и струились по коже. Хотя понятно – чем! Значит, Григорий решил действовать так. Почему не ударил? Да понятно, почему: Ян был значительно выше его и куда крепче, чем его предыдущие жертвы. Григорий засомневался, – и не без оснований, – что сможет оглушить такого соперника одним ударом, решил довериться химии.

Когда человеку зажимают тканью рот и нос, инстинкты работают мгновенно: сделать вдох, да побыстрее, ведь воздух кончается! В других обстоятельствах Ян именно так и поступил бы, никакое обучение полицейского тут не поможет, природа у всех одна. Но прямо перед нападением он был насторожен, шокирован собственным открытием – и уже готов к чему-то подобному. Он думал о том, что случилось с жертвами, когда Давыдов напал на него.

Он просто не сделал вдох.

Пока инстинкты паникуют, мозг знает, что может прожить без дыхания довольно долго, на воздухе – дольше, чем в окружении воды. Для Яна этот срок составлял две минуты в покое и минуту – при активном движении. Больше, чем достаточно.

Задержав дыхание, он сразу ударил Григория локтем, надеялся попасть в солнечное сплетение, но угодил в живот. Тоже неплохо, просто не так эффективно. Давыдов болезненно охнул, однако продолжил упрямо сдерживать свою жертву. Раньше ведь все получалось, почему сейчас не получится?!

Однако надеялся он напрасно. Наконец сориентировавшись, Ян сбросил его с себя, швырнул через плечо. И вовремя: Григорий, может, и не навредил ему, но недавняя травма уже напомнила о себе, разбуженная резким движением и недостатком кислорода. У него кружилась голова, перед глазами мелькали разноцветные пятна, и это еще больше ограничивало его скованное темнотой зрение.

В иных обстоятельствах Григорий Давыдов не стал бы для него серьезным соперником. Да, он уже выхватил нож, однако нож – так себе оружие в неумелых руках. Но против Яна работала собственная слабость, да еще этот непонятный мерный звук… Что-то тут не так. Давыдов не оставил бы Майю в доме, ничего не сделав ей. Где она вообще? В чем заключалась ловушка?

– Зря ты не остановился, когда нужно было, – заметил Давыдов, выставляя вперед руку с ножом. Рука заметно дрожала, и Яну невольно вспомнились слова экспертов – сильный, но нетвердый удар. – Всем было бы проще! И Майя бы не пострадала! А так – втянул в это девочку…

– Где она?

– А как ты думаешь?

– Думаю, что убивать тебе понравилось и ты уже не остановишься.

– Э, нет! Не могу сказать, что это доставляет такое уж удовольствие… Грязно, муторно, проблем много! Но иногда это необходимо. Я вовремя узнал, что старикан вот-вот отбросит копыта и перепишет все на Лизу. Ты знаешь, что это такое – работать у нее на подхвате? «Ах, вы такая прекрасная команда, вы так дополняете друг друга!» Да хрена лысого! С этой стервой невозможно было работать. Решения принимала она и только она! Стоило мне предложить что-то, и начиналось: «Гриша, ну что за бред!» И это сейчас, пока отец был жив и у нас оставался хоть какой-то модератор в спорах, хоть какая-то видимость равноправия! Я понял: как только он сдохнет, настанет конец! Она мне дышать не даст – поэтому я первым не дал дышать ей!

«Он тянет время, – догадался Ян. – Он не исповедуется тут передо мной, мы не в фильме, он – не бондовский злодей. Ему нужно, чтобы я стоял, слушал и ничего не делал! Ни в какую полицию он не звонил, просто наболтал, что надо, в выключенный телефон. Время на его стороне!»

Все сводится к мерному звуку.

Поэтому Ян напал первым, не задавая вопросов, не дожидаясь, пока Григорий закончит. Он еще многого не знал об этой истории, но не собирался устраивать тут эмоциональный диалог. Если они оба погибнут, будет уже все равно, ради чего все это делалось. А если останутся в живых, у него еще будет шанс нормально допросить этого типа!

Григорий такого не ожидал. Он был уверен, что контролирует ситуацию. Как же так, ведь в фильмах всегда срабатывает! Когда злодей говорит, противник слушает, а перед нападением всегда должно быть предупреждение… Но в реальном мире правила совсем другие.

Когда Ян налетел на него, Давыдов взвизгнул, как испуганная свинья, и попытался ударить ножом – наугад, лишь бы его оставили в покое. В его движениях не было ни знания, ни хоть какой-то грации человека, привыкшего обращаться с оружием. Как и предполагал Ян, Давыдов приноровился иметь дело с обездвиженными жертвами, только их он не боялся.

Но сейчас у него был совсем другой противник: сильный, крепкий, хорошо обученный. Если бы Ян не попал под машину, эта драка закончилась бы за пару секунд. Теперь же ему пришлось повозиться: его шатало, слабость и тошнота накатывали волнами. Но он не дал этому себя остановить. Он перехватил руку Давыдова, сжимавшую нож, надавил с такой силой, что тот с криком выпустил оружие. Григорий попытался вырваться, однако Ян перехватил его за волосы и ударил головой о деревянную стену. С точки зрения полиции, метод был отвратительный, но Ян оказался в таком положении, что выбирать уже не приходилось.

Давыдов мгновенно обмяк и грузным кулем повалился на пол. Ян быстро огляделся по сторонам, взял с тумбочки шарф, принадлежавший, должно быть, одной из погибших, и крепко связал Григорию руки за спиной. Все, теперь никуда не денется – даже если вдруг очнется раньше завтрашнего утра, что вряд ли.

– Майя! – позвал Ян. – Где ты? Все закончилось, я знаю, что это был он!

Но ответа по-прежнему не было – зато Ян наконец узнал, что означал мерный звук. Таймер… обратный отсчет.

Сразу в нескольких комнатах дома вспыхнуло пламя. Давыдов не устанавливал здесь никакую бомбу, и пламя изначально было совсем небольшим. Но оно разрасталось очень быстро, набирало силу, из робкой вспышки превращалось в зверя, готового сожрать все на своем пути.

Долго гадать, почему так произошло, Яну не пришлось. Мозг наконец нашел среди бесконечных архивов памяти сведения о запахе, который следователь сразу уловил в этом доме. Бензин! Но не автомобильный бензин – этот смердел бы на всю улицу. Нет, похоже, Давыдов использовал дорогой, очищенный бензин для заправки зажигалок. Его делают почти лишенным запаха, чтобы владельцам зажигалок не пришлось мириться с неудобством. Теперь же это стало отличной ловушкой: грядущий поджог невозможно было распознать до последнего, разлитую по полу жидкость в темноте не разглядишь.

Ян прекрасно понимал, что собирался сделать Давыдов. Он похитил Майю, но притворился, что все наоборот – это Майя, убийца-психопатка, сорвалась и похитила его. Звонок Яну, скорее всего, проходил под его контролем. Потом все должно было выглядеть так, будто он сам сумел выбраться – конечно же, чудом. Ну а Майя, отчаявшись, подожгла дом вместе с собой. Все, конец истории!

Он не ожидал, что Ян сунется в дом. Это был безрассудный поступок, который никогда не совершил бы человек, боящийся смерти. То есть, любой нормальный человек! Однако Ян смерти не боялся.

Давыдову пришлось импровизировать. Он пошел следом за Яном, чтобы усыпить его и оставить в доме, он-то знал, когда сработает таймер! Это, в принципе, укладывалось в его сценарий. Так даже лучше! Майя не покончила с собой, а пыталась убить полицейского, но в итоге погибли оба.

А это повышало шансы на то, что Майя еще жива! Григорий умен, он знал, что, если бы он зарезал ее или задушил, судмедэксперты обнаружили бы это. Ему нужно было сдержать Майю, обездвижить ее, но позволить именно огню прикончить ее. Получается, она в доме, ее можно спасти!

Первым делом Ян подхватил неподвижное тело Григория Давыдова и вынес его на улицу, положил подальше, так, чтобы пожар его не задел. Преступник он или нет – не важно, его судьбу будет решать суд, Ян не собирался устраивать церемониальную казнь.

Возвращаться в пылающий дом не хотелось, но он должен был. Майя где-то там, огонь разгорается быстро, однако не мгновенно… Должно получиться, он ведь так близко к ней, нельзя сдаваться!

Устроить поджог с очищенным бензином для зажигалок сложнее, чем с обычным. Не потому, что он дорог – для Давыдова это вряд ли стало бы проблемой. Просто обычный бензин можно принести в большой канистре и залить все вокруг. А очищенный бензин продается маленькими бутылочками, работать с ними неудобно, а время было ограничено. Поэтому теперь огонь не взвился мгновенно, как новорожденный феникс, он полыхал по углам дома ярко-рыжими астрами, постепенно наползая на деревянные стены и потолок. Не огонь был главной проблемой Яна, а черно-серый дым, порожденный им. Горела краска, горел пластик, горели ткани, и все вместе это давало такую ядовитую смесь, что в доме сейчас было проще задохнуться, чем сгореть.

Ему нужно было спешить. Убедившись, что Майи нет на первом этаже, Ян поднялся на чердак, он помнил, что наверху располагается еще одна спальня. И точно – Майя была там, лежала на кровати. Не связанная, без видимых травм, живая. Значит, Давыдов использовал снотворное! Скорее всего, подмешал в еду или воду, потому что косметика на лице Майи осталась нетронутой. А может, просто сделал укол.

Дозу Григорий рассчитал точно: Майя не должна была проснуться во время пожара, он подарил ей безболезненную смерть. Поэтому как бы Ян ни пытался разбудить ее, у него ничего не получалось. Теперь все зависело только от него.

Он завернул Майю в одеяло и двинулся вниз, а там его уже ожидала преисподняя. Первый этаж был захвачен дымом и пламенем, пожар разгорелся быстрее, чем ожидал Ян. Он задыхался, головокружение усиливалось, он почувствовал, как из носа скользнули первые струйки крови – верный знак лопнувших сосудов. Он ничего не видел в густом переплетении дыма и сияния. Ему казалось, что его кожа плавится, он мог в любой момент потерять сознание от боли и недостатка кислорода.

Но хуже всего было то, что он не знал, куда бежать. Совсем! Все казалось таким одинаковым, он не представлял, куда податься…

И тут снаружи залаяла собака. Судя по звуку, крупная псина, и лай получился достаточно громким, чтобы перекрыть даже шум пожара. Похоже, огонь стал заметен, разбудил соседскую собаку, а уж она разбудит весь поселок! Кто-то вызовет пожарных, но до этого момента Ян вряд ли доживет.

Поэтому он пошел на звук. Он не был уверен, что это правильное решение, так ведь другого просто не было! В мире огня не существовало нужных сторон, не было даже верха и низа, все сливалось, а одеяло, которое нес Ян, начинало тлеть. Какие тут долгие размышления? Он убедил себя, что звук – это спасение, и ни в чем уже не сомневался.


Его расчет оказался верным: собачий лай привел его к окну, в котором из-за жара лопнуло стекло. Ян выбросил туда Майю и готовился вылезти сам, когда часть стены и крыши обвалилась, перекрывая путь к свободе. Он отпрянул, чтобы его не задели пылающие обломки, закашлялся, чувствуя, как жар болезненно заполняет легкие. Когда он снова сумел посмотреть прямо перед собой, никакого окна уже не было. Собачий лай все еще звучал – но глухо и безнадежно. Слишком далеко, чтобы помочь ему.

Значит, это конец… Это открытие, безжалостное и простое, почему-то не принесло с собой страха. Ян почувствовал лишь легкое удивление: и вот это – все? Его смерть будет такой, здесь и сейчас? Но это же почти правильно! Он погибнет в годовщину смерти Александры – или, по крайней мере, ее возращения домой. Его, обгоревшего, неузнаваемого, похоронят в закрытом гробу. Вряд ли белом, но какая разница? Будут ли белые лилии – вот что любопытно! Нет… Только если Нина вспомнит. Но он недавно говорил ей об этом, она должна вспомнить.

Ян перебрался в дальнюю часть дома и просто ждал. Он опустился на колени, потому что у него не осталось сил стоять. Бежать было некуда…

А потом ему на плечо опустилась чья-то рука. Это было так неожиданно, так неуместно в охваченном пожаром доме, что он невольно вздрогнул. Кто мог оказаться здесь вместе с ним во чреве чудовища? Даже если бы Майя очнулась, она бы не пришла за ним. Никто бы не пришел.

Кроме одного человека.

На этот раз Александра не пыталась убежать. Она была совсем такой, как в парке, как в торговом центре, но не такой, какой он видел ее четырнадцать лет назад. Она стала взрослой и сильной, совсем как он. И она смотрела на него его глазами.

Ее не могло здесь быть, но… разве не логично, что в миг смерти именно она пришла за ним?

Александра что-то сказала ему, но он не слышал. Перед глазами все плыло, лицо заливала кровь – похоже, открылась рана на лбу. Он надышался дымом и едва соображал, что происходит. Ему и не нужно было – осталось ведь только дождаться, совсем чуть-чуть, чтобы навсегда остаться с ней!

Однако Александра как раз оставаться не желала. Сообразив, что он не понимает ее и вот-вот потеряет сознание, она рывком подняла его на ноги и потащила за собой. Через огонь – но она не боялась. Она вела его вперед, как вела раньше. Она вернулась за ним, как возвращалась всегда. Он только об этом и мечтал!

Они должны были умереть – а вместо этого прорвались через стену огня и попали в холодную осеннюю ночь. Она окутала их со всех сторон, как ледяная вода, отрезвила, приглушила боль ожогов. Напомнила, что они еще живы!

Но для Яна резкая смена жара на холод стала последней каплей. Он повалился на пожухлую траву, чувствуя, что уже не поднимется. Кто-то помог ему перевернуться на спину, но он не видел, кто, перед глазами черные пятна сменялись белыми, а сквозь их сеть могло прорваться только пламя пожара. Где-то вдалеке испуганно кричали люди. Выла сирена пожарной машины. Лаяла собака. Он не пытался придать всему этому смысл, он просто существовал, сознание словно онемело…

Потом он почувствовал мягкое прикосновение губ к своему лбу в осторожном поцелуе. Кто-то невидимый, но очень близкий держал его за руку до тех пор, пока его сознание не отключилось окончательно.

Это было второе его пробуждение в больнице за неделю – рекорд даже для него. Впрочем, ему следовало радоваться. Он мог вообще не проснуться.

Ян ожидал, что возвращение к реальности будет не из приятных, однако все оказалось не так уж плохо. Ожоги обработали, рану на лбу перевязали, его напичкали обезболивающими, так что, придя в себя, он был более-менее в порядке… По крайней мере, его тело.

А в душе все заледенело – сильнее, чем раньше. Даже за четырнадцать лет без нее Ян с таким еще не сталкивался. Он просто не мог понять, что произошло. Это была Александра – точно она, не какая-то переодетая девица, а его сестра! Но это не могла быть она, потому что она умерла. Парадокс, решения нет. А парадоксы по сути своей разрушительны, и его сознание будто закрылось от любых чувств, чтобы спастись.

Ему сказали, что рядом с пылающим домом пожарные нашли только его, Майю Озерову и Григория Давыдова, все трое были без сознания. А больше там никого не видели – ни живого, ни мертвого. Поэтому Ян никому не говорил о том, что видел сестру, он сейчас не готов был выслушивать очередное упертое «Тебе почудилось!» Он и родным, и пришедшим допрашивать его полицейским заявил, что не помнит, как выбрался из пылающего дома и почему оказался так далеко от Майи и Давыдова. Следователям не нужно знать больше, а его семья… Им он расскажет, когда окрепнет и подберет правильные слова.

На этот раз выскочить из больницы в первые же сутки не получилось, он не смог бы, даже если бы захотел. Его травмы были не слишком серьезны, но он измотал себя, дошел до предела, к которому прежде даже не приближался. Глядя на его ожоги, врачи уже не спрашивали, готов он принимать обезболивающее или нет, кололи без вопросов. Поэтому он больше спал, чем бодрствовал, и это были неприятные сны, наполненные образами, от которых хотелось бежать. Работа и расследование ему никогда не снились.

В итоге он задержался в больнице на неделю. Больше всего Ян боялся, что Григорий Давыдов сумеет улизнуть при помощи папаши, пока его главный преследователь прикован к больничной койке. Но, во-первых, Давыдов и сам был не в лучшем состоянии, он получил куда более серьезное сотрясение мозга, чем Ян. А во-вторых, очнулась Майя Озерова и начала давать показания. Этого было достаточно, чтобы даже связи Данила Давыдова ничего не смогли изменить. Да и Аркадий Церевин быстро разобрался, что к чему. Антон Мотылев был посмертно оправдан.

Сообразив, что выкрутиться уже не получится, что его никто не поддержит, Григорий Давыдов окончательно сник и стал давать признательные показания, надеясь хотя бы сократить уготованный ему срок.

Это лишь со стороны казалось, что они с сестрой – прекрасно сработавшаяся команда и лучшие друзья. Григорий ненавидел Лизу всю свою сознательную жизнь, с тех пор, как у них появились интересы помимо игрушек. Лиза была волевой, решительной и даже наглой. Она отдавала приказы, не допуская и мысли, что у кого-то может быть иное мнение. Будь она чуть глупее, она раздражала бы всех без исключения. Но живой ум и прирожденный талант управленца спасали ее, она легко получала уважение и даже восхищение окружающих. Нерешительный, быстро раздражающийся Гриша терялся на ее фоне. Он хотел с ней спорить – и не мог, не умел. Остроумные ответы появлялись только у него в сознании, да и то через сутки после того, как они были нужны. Чтобы сохранить хоть какую-то гордость, он притворялся, что сам уступил Лизе роль лидера. Ему не очень-то и хотелось управлять фирмой, он тут серый кардинал!

Но втайне Григорий надеялся, что рано или поздно это закончится. Отец отпишет ему и Лизе по равной доле в фирме, и они смогут пойти своими путями. Григорий готов был продать доставшуюся ему долю и основать собственную компанию с нуля, он ждал этого!

Он даже подкупил адвоката отца, чтобы тот всегда держал его в курсе завещания. Когда стало известно, что Данил Давыдов отправится в мир иной куда раньше, чем следовало ожидать, Григорий был в восторге. Он освободится от гнета сестрицы и станет независимым бизнесменом совсем скоро!

Но счастье его было недолгим. Адвокат, как и предполагала их сделка, сообщил Давыдову-младшему о том, что его ждет. С точки зрения Григория, его не ждало ничего. Компанию полностью получала сестра! Ему же доставалось пожизненное рабочее место, велика честь… Пожизненное рабство, вот что это такое!

Когда первая волна гнева прошла, Григорий стал думать, как поступить. Обсудить все с отцом он не мог, ему вообще не полагалось знать об этом завещании и диагнозе. Да такой разговор все равно не принес бы пользы! Данил просто вышвырнул бы и адвоката, и нелюбимого сынка. Зачем они ему, если есть Лиза?

Поэтому очень скоро Григорий убедил себя: чтобы сбылись его мечты, сестра должна погибнуть.

Сама перспектива отнять жизнь у родного человека нисколько не пугала Григория, он слишком сильно ненавидел Лизу, чтобы сожалеть о ней. Гораздо больше его напрягала техническая сторона вопроса. Как убить эту сучку и не попасться? Наемный убийца отметался сразу, Григорий знал, что шансы нарваться на полицейскую засаду куда выше, чем найти настоящего профессионала. Он вообще не хотел пользоваться посторонней помощью, потому что такой «помощник» потом смог бы шантажировать его до конца жизни. Нет уж, спасибо!

Тайна остается тайной, если известна одному человеку. Так что Григорию нужно было убить сестру своими руками, не оставить следов, не быть найденным… Да черта с два у него получится! Если ему удастся спрятать тело, Лизу все равно будут искать – и полиция, и отец. Если же труп обнаружат, будут искать убийцу. Он не сможет скрыться ото всех…

Сначала задача казалась ему невыполнимой, а потом его осенило. Можно отдать им и труп Лизы, и убийцу! Тогда получится идеальное преступление. Если тот, кто якобы расправился с ней, умрет, все поверят в его вину, круг замкнется.

Решение было принято, оставалось поработать над деталями. Тут весьма кстати пришлись рассказы Лизы о том, с какими проблемами столкнулась Елена Чайкина. Вот и маньяк нарисовался, словно сама судьба подталкивала Давыдова-младшего к нужному сценарию!

Приплатив знакомому хакеру, Григорий получил доступ к компьютеру Елены. Хакер был уверен, что все дело в ревности, и не задавал лишних вопросов. А Григорий получил нужную информацию о Мотылеве, узнал, что предполагаемый маньяк одинок, что из родни у него только мать, что никто не будет бороться за его честное имя. План идеально воплощался в реальность.

Григорий не ставил перед собой цели убить всех подруг сестры. Ему нужно было, чтобы погибли Лиза и Елена Чайкина. Если бы они в те выходные встретились вдвоем, только они бы и пострадали. Но собралась большая компания – еще Арина и Оксана. Дополнительные, ничего не значащие для Григория жертвы. Отступать ради них он точно не собирался! Если бы в домике оказалась Майя, он бы без сомнений убил и ее. Четыре, пять – какая уже разница!

Дальше теория Яна оказалась отчасти верной – хотя его главной подозреваемой была Майя. Григорий прибыл к поселку поздно вечером, оставил машину у шоссе, чтобы ее не заметили соседи, до дома добрался пешком. Постучал в дверь, и его, естественно, пустили. Он заявил, что ему срочно нужно обсудить с сестрой деловой вопрос, они остались наедине.

Он и правда надеялся усыпить всех четверых хлороформом – по одной. Не из жалости, просто иначе он бы их не удержал. Сначала все шло неплохо: его сестра была значительно слабее и не могла сопротивляться. Потом настал черед ее подруги, которую он позвал на помощь – якобы Лиза потеряла сознание, и он не знает, почему.

Но тут оказалось, что хлороформ – это все-таки не лучший выбор. Его жертвы засыпали долго, куда дольше, чем показывают в фильмах. Когда вторая женщина только-только отключилась, в комнату заглянула третья – уточнить, все ли тут в порядке. Она, естественно, успела вякнуть, попыталась убежать, и Григорий был вынужден ударить ее по голове. К такому он не готовился, но отступать было некуда. С четвертой тоже пришлось разобраться быстро, ведь она услышала крик и ни за что не повернулась бы к Давыдову спиной.

Когда все четверо оказались обездвижены, он воплотил в жизнь свой сценарий. Он действовал методично, он даже не думал о таких философских вопросах, как жизнь и смерть. Чтобы побороть страх, он сосредоточился на настоящем моменте, не заглядывал ни в прошлое, ни в будущее.

Покончив со своими жертвами, Григорий был доволен – все прошло как надо! А вот дальше, примерно через час, нервное возбуждение отступило, сменившись тревогой. Он стер все отпечатки пальцев? Точно? Сцену кровавой расправы он оформлял в перчатках, тут беспокоиться не нужно. Но он вошел в дом без них, ведь если бы на нем были перчатки, это не укрылось бы от внимания сестры.

Он постарался вытереть все предметы, к которым прикасался, и вот теперь им овладели сомнения. Григорию пришлось пойти на отчаянный шаг: как только ему официально сообщили о гибели сестры, он помчался на место преступления и постарался оставить там побольше отпечатков.