Жажда

Участок Н23 располагался между двумя рядами контейнеров высотой в три контейнера.

Там действительно находилась клетка.

Ее размер свидетельствовал о том, что клетку использовали для перевозки чего-то крупного. Слона, жирафа или бегемота. Вся короткая сторона клетки открывалась, но она была заперта на огромный, коричневый от ржавчины навесной замок. Однако посередине длинной стороны клетки имелась маленькая незапертая дверца, предназначенная, по-видимому, для тех, кто кормил зверя и убирал за ним.

Когда Мона схватилась за прут решетки и потянула дверцу, петли заскрипели. Она в последний раз огляделась. Наверняка он уже здесь, прячется в тени или позади одного из контейнеров, чтобы проследить, пришла ли она одна, как договаривались.

Но теперь больше не было места сомнениям и промедлению. Мона сделала то, что делала перед поднятием тяжести во время соревнований: сказала себе, что решение принято, что все будет просто, что время думать уже миновало и осталось только время действовать. Она вошла внутрь, достала из кармана принесенный с собой навесной замок и зацепила его за дверь и один из прутьев, заперла и убрала ключ в карман.

В клетке пахло мочой, то ли звериной, то ли человеческой. Мона встала посреди клетки.

Он мог подойти справа или слева, с одной из коротких сторон. Мона подняла глаза. Или же он мог забраться на штабель контейнеров и разговаривать с ней сверху. Мона включила диктофон в телефоне и положила его на вонючий железный пол. Потом она задрала рукав куртки на левой руке и посмотрела на часы. 19:59. Она задрала рукав на правой руке. Пульсометр показывал 128.



– Привет, Катрина, это я.

– Хорошо, что ты позвонил, Харри, я пыталась тебя найти, ты не получал сообщения? Ты где?

– Дома.

– Пенелопа Раш умерла.

– Осложнения. Я читал в сетевом выпуске «ВГ».

– И?..

– Мне надо было думать о других вещах.

– Вот как? И о чем же?

– Ракель положили в «Уллевол».

– Ох… Что-то серьезное?

– Да.

– Господи, Харри, серьезное – это значит…

– Мы не знаем. Но я больше не могу участвовать в следствии. Я пока буду находиться в больнице.

Пауза.

– Катрина?

– Да? Да, конечно. Прости, но слишком много информации сразу. Я, конечно, полностью тебя понимаю и сочувствую. Но, господи, Харри, там есть кто-нибудь, с кем ты можешь поговорить? Хочешь, чтобы я приехала?..

– Спасибо, Катрина, но тебе надо ловить одного мужчину. Я распускаю группу, и тебе придется работать с тем, что есть. Используй Смита. У него, конечно, социальные антенны еще короче моих, но он ничего не боится и осмеливается мыслить, выходя за рамки привычного. И Андерс Виллер интересен. Дай ему уже сейчас больше ответственности и посмотри, что из этого выйдет.

– Я думала над этим. Звони, если что случится, что угодно.

– Ага.

Они закончили разговор, и Харри встал и подошел к кофеварке, прислушиваясь к звуку собственных шагов. Он раньше не шаркал, никогда. Стоя с кофейником в руке, он оглядел пустую кухню. Куда делась кофейная чашка? Харри отставил кофейник, уселся за кухонный стол и набрал номер Микаэля Бельмана. Автоответчик. Ничего страшного, он не собирался много говорить.

– Это Холе. Жена заболела, и я ухожу. Решение окончательное.

Он сидел и смотрел в окно на огни города.

Он думал о водяном буйволе весом в одну тонну, на шее у которого повис одинокий лев. Рана буйвола кровоточит, но крови в нем еще достаточно, и если ему удастся стряхнуть с себя льва, он легко сумеет затоптать хищника до смерти своими копытами и насадить его на рога. Но надо торопиться, трахея пережата, а ему требуется воздух. Другие львы на подходе, стая почуяла запах крови.

Харри видел огни, но думал, что никогда они не были так далеки.

Помолвочное кольцо. Валентин дал ей кольцо и вернулся. Совсем как Жених. Проклятье. Харри отогнал от себя эту мысль. Настала пора отрубить голову. Погасить свет, запереть и пойти домой.

Вот так, да.



Часы показывали 20:14, когда Мона услышала звук. Он донесся из темноты, которая, пока она сидела в клетке, постепенно становилась плотнее. Мона заметила движение. Что-то направлялось в ее сторону. Она повторила несколько подготовленных вопросов и задумалась, чего она боится больше: того, что он придет, или того, что он не придет. Но теперь она не сомневалась. Мона чувствовала биение пульса в горле. Она обхватила в кармане рукоятку пистолета. Она тренировалась стрелять в подвале у родителей и с шести метров попадала в цель – оборванный плащ, висевший на крючке.

Существо явилось из темноты на свет яркого прожектора грузового судна, пришвартованного у бетонных элеваторов в нескольких сотнях метров.


Собака.

Она трусцой подбежала к клетке и уставилась на Мону.

Похоже, собака была бездомной, во всяком случае, на ней не было ошейника, а сама она оказалась такой тощей и чесоточной, что трудно было представить другое место ее обитания, кроме этого порта. Именно такая собака, как надеялась маленькая девочка Мона с аллергией на кошек, однажды будет провожать ее до дому и никогда ее не оставит.

Мона посмотрела в близорукие глаза собаки, и ей показалось, что она прочла мысли животного. «Человек в клетке». Она услышала, как собака беззвучно засмеялась.

Псина разглядывала ее некоторое время, затем встала боком к клетке, задрала заднюю лапу и пустила струю на прутья решетки и пол.

Потом она потрусила в другую сторону и исчезла во мраке.

Не навострив ушей и не принюхиваясь.

И до Моны дошло.

Никто не придет.

Она посмотрела на пульсометр. 119. Снижается.

Здесь его не было. Так где же он?



Харри заметил что-то в темноте на улице.

Прямо посреди двора, за пределами пятен света из окон и фонаря над крыльцом, он различил очертания человека, неподвижно стоящего с опущенными вдоль тела руками. Человек смотрел в окно кухни, на Харри.

Харри наклонил голову и взглянул в кофейную чашку, как будто не видел человека за окном. Его служебный пистолет лежал на втором этаже.

Может, сбегать за ним?

С другой стороны, если дичь действительно приближается к охотнику, нельзя ее спугнуть.

Харри поднялся и потянулся, зная, что его прекрасно видно в хорошо освещенном кухонном окне. Он прошел в гостиную, окна которой тоже выходили во двор, взял книгу, а потом сделал два быстрых шага в сторону входной двери, схватил садовый секатор, который Ракель положила рядом со своими сапогами, распахнул дверь и сбежал вниз по крыльцу.

Человек по-прежнему не шевелился.

Харри остановился.

Прищурился.

– Аврора?



Харри рылся в кухонном шкафу.

– Кардамон, корица, каркаде. У Ракели много разных чаев на букву «К», а я пью в основном кофе, поэтому не знаю, что тебе посоветовать.

– Корица подойдет, – сказала Аврора.

– Вот, – произнес Харри, протягивая ей упаковку.

Она вынула чайный пакетик. Харри сидел и смотрел, как она погружает его в дымящуюся чашку.

– На днях ты убежала из Полицейского управления, – сказал он.

– Да, – ответила она, выжимая пакетик о ложку.

– А сегодня днем – с автобусной остановки.

Аврора молча опустила голову, волосы закрыли ее лицо.

Харри уселся и сделал глоток кофе, предоставляя ей необходимое время и не наполняя тишину словами, требующими ответа.

– Я не видела, что это ты, – сказала она наконец. – То есть я увидела, но к тому моменту уже перепугалась, а мозгу часто требуется время, чтобы убедить тело в том, что опасности нет. И за это время тело успело убежать.

– Мм… Тебя кто-то напугал?

Она кивнула:

– Папа.

Харри подобрался, он не хотел идти дальше, не хотел углубляться. Но он был обязан.