Жилье по обману

— Да когда это будет, — ворчала нетерпеливая Натка.

— Когда-нибудь непременно будет, не сомневайся, — уверяла Галина. — Ты мне помогла, можно сказать, спасла, я тебе очень обязана и обязательно решу твой жилищный вопрос, ты просто успокойся, сиди и жди. И деньги не трать, но держи их наготове, чтобы можно было сделать покупку в любой момент. «Супервариантики» уходят влет, там думать некогда будет…

Так и вышло.

Галина позвонила утром, едва Натка отвела Сеньку в школу.

— Наташа, есть! — возбужденно закричала она в трубку. — Только что появился твой «супервариантик»! Классная трешка за двушку, обмен с доплатой именно пятьсот тысяч рэ, правда, на тринадцатом этаже, но ты же у нас, надеюсь, не суеверная? А бабушка-владелица как раз хочет спуститься этажей на десять пониже, чтобы не зависеть от лифта, и ей твоя квартира отлично подходит, мы с ней уже предварительно переговорили, и я всех своих предупредила, что сегодня же закрываю эту сделку, чтобы никто не перехватил…

В голосе Галины звенел азарт, чувствовалось, что она готова к немедленным активным действиям, и Натка еле вклинилась в ее жаркий монолог с вопросом:

— А где эта квартира-то?

— Всего в квартале от твоего дома, Наташа! Бабка тоже не хочет уезжать из своего родного района, так что все складывается просто идеально! — Тут в голосе Плетневой зазвучала мольба. — Только я тебя очень прошу, вот теперь не тяни, действуй быстро, хватай свои деньги — и бегом ко мне!

— Галя, мне вообще-то сейчас на работу надо, — заколебалась Натка. — Давай вечером встретимся?

— Какое — вечером?! — ужаснулась Плетнева. — Да до вечера у нас эту бабку десять раз уведут и квартиру с руками оторвут! У нее потолки три двадцать и кухня девять с половиной квадратов, ты вообще соображаешь, что говоришь?! «Вечером»! Ну, прогуляешь разок свою работу, не уволят же тебя?

— Могут, — вздохнула Натка. — Я же рассказывала тебе, у меня новый начальник, он поначалу казался таким душкой, а потом…

— Потом — суп с котом! — оборвала ее Галина, уже откровенно сердясь. — Все, Наташа, нет времени раздумывать и метаться! Ты где сейчас?

— Возле Сенькиной школы…

— Значит, рядом со своим домом. Быстро побежала, взяла деньги и паспорт, встречаемся через час в нашем кафе, — распорядилась Галина. — Не успеешь — пеняй на себя, уйдет бабуля с трешкой в другие добрые руки.

На этом Плетнева отключилась.

— Бум! — громко стукнул рыжий мяч на школьной баскетбольной площадке.

Для Натки это прозвучало, как сигнал стартового пистолета. Она ожила и побежала домой — за деньгами и паспортом.





Истец Латынина Л. С




— Петя, ты есть будешь?

Лара заглянула в кабинет, оценила вид и позу мужа — спина колесом, волосы вокруг плеши дыбом, нос почти уткнулся в светящийся монитор компьютера — и со вздохом отступила назад. Не будет он есть. Ни есть, ни пить, ни отвечать на вопросы, ни слушать, что ему говорят. Если бы он хоть иногда слушал, что ему говорят, то не сидел бы вот так за компьютером, гробя свой и без того искривленный позвоночник и жалкие остатки зрения.

В кабинете послышался шелест, в открытый дверной проем потянуло ветром: это Петя принялся яростно листать какой-то справочник.

— Смешной ты, папа! — смеется в таких случаях Лика. — Пользоваться компьютером научился, а доверять ему — нет! Ну какие бумажные справочники в наше время? Все же есть в Сети!

— Ага, — фыркает Петя и цитирует язвительно: — «Тятя, тятя, наши сети притащили мертвеца!»

— Ой, да при чем тут Гоголь! — закатывает глаза Лика.

— Пушкин! — дуэтом восклицают ее родители.

Качают головами, беспомощно переглядываются: как это у них выросла такая бескультурная дочь?

Петя, Петр Иванович, доктор физико-математических наук, много лет работал в университете, вел научные исследования, получил несколько патентов. Лара, Лариса Сергеевна, защитила кандидатскую по теме «Философские искания Айрис Мэрдок», преподавала на филфаке, потом, правда, ушла секретарем-референтом в солидный банк — там про Айрис Мэрдок с ее исканиями никто ничего не знал, но платили гораздо больше, чем в универе. А Лика, их единственная дочь, успешно окончила факультет романо-германской филологии, три лета подряд шлифовала свой английский на Мальте, ту же Айрис Мэрдок в оригинале читала, а служит — стыдно сказать — продавщицей в магазине!

— Сколько раз тебе говорить, мама, это не магазин, а бутик! — досадливо — уже надоело объяснять — говорит сама Лика.

— Бутик! Как много в этом слове! — ехидничает Петр Иванович, доктор физико-математических наук и любитель классической русской поэзии.

— А ты, папочка, зашел бы как-нибудь да посмотрел, чего у нас много и как дорого, — язвит в ответ Лика.

Она прекрасно знает, что Петр Иванович комфортно чувствует себя только в собственном кабинете, в гулких аудиториях и еще в старых библиотеках, в окружении пыльных бумажных книг. В мире бутиков он как-то не адаптировался.

Хотя в тот магазин, где служит Лика, они с Ларисой Сергеевной однажды заходили. Как в музей!

— Почти Версаль, — сказала тогда Лара, с мраморного порога осмотрев высоченные потолки с богатой лепниной, золотистый паркет и зеркала, зеркала…

Разгуливать по сияющему паркету в уличной обуви они не рискнули, а мягких тапочек, как в музее, посетителям в бутике не предлагали. Петр Иванович и Лариса Сергеевна немного постояли на краешке ковровой дорожки, посмотрели на картины в золоченых рамах и апельсиновые деревья в кадках красного дерева, с трудом нашли в окружающем великолепии собственно одежду: она, оказывается, пряталась в глубоких нишах, красиво декорированных парчовыми и гобеленовыми полотнищами.


— «Мой дворец красив и пышен, и тенист душистый сад», — пробормотал Петр Иванович и решительно потянул супругу за порог. — Пойдем отсюда, Лара, мы тут как гунны на пороге Рима…

— Точно, — согласилась Лариса Сергеевна. — Ты гунн на пороге, а я Лара, расхитительница гробниц!

Она любила не только изысканную зарубежную литературу, но и популярное голливудское кино.

Посмеиваясь, они вышли из бутика и вынесли из него одно-единственное знание: их Лику на протяжении рабочего дня окружает дворцовая роскошь. Понятно, почему она придает такое большое значение своему внешнему виду — ей же нужно соответствовать обстановке.

— Теперь ясно, почему у девочки полгода вычитали из зарплаты за униформу, — сказал еще Петр Иванович. — Видимо, при исполнении она носит парчу, шелка и бархат. И еще эту… Как ее… Изумрудную парюру.

Тут он, конечно, снова съязвил. Об изумрудной парюре когда-то страстно мечтала Лариса Сергеевна. От мужа она мечту свою не скрывала, напротив, все уши прожужжала ему с этой парюрой, вот он и запомнил. Но, разумеется, не купил: профессорское жалованье — это только звучит солидно, на самом-то деле на университетские зарплаты по ювелирным не разгуляешься.

А Лике очень подошли бы изумруды, у нее, как у матери, глаза зеленые-зеленые…

Когда дочка была маленькой, у них с отцом сложилось что-то вроде игры — Петр Иванович цитировал стихи с упоминанием зеленых глаз, а Лика радовалась: «Это про меня написали?!»

— «Пусть он придет, я расскажу ему про девушку с зелеными глазами, про голубую утреннюю тьму, пронзенную лучами и стихами», — нараспев — ну не умел он выразительно декламировать — читал Петр Иванович Гумилева.

— Кто? Кто придет? Кому ты про меня расскажешь? — спрашивала маленькая Лика и оглядывалась.

А недавно за ужином Петр Иванович вспомнил другое, тоже гумилевское:

— «Я подумал это, глядя на твои косы — кольца огневеющей змеи, на твои зеленоватые глаза, как персидская больная бирюза»…

И взрослая Лика гневно и грубо огрызнулась:

— Сами вы больные! На всю голову! — и, бросив вилку, которой вяло ковыряла в тарелке, убежала в свою комнату.

И дверь к себе не только захлопнула, но и на защелку закрыла, чтобы больные на всю голову родители не вздумали пойти за ней следом и пристать с расспросами, в чем дело да что случилось.

Но Лариса Сергеевна и так понимала, в чем дело и что у Лики случилось. Вернее, чего у нее пока не случилось: счастливой личной жизни. Ну не прискакал еще к бутику принц на белом коне! На белых «меринах», бывало, подъезжали, но не сказать что принцы, преимущественно свинопасы какие-то, а то и попросту козлы.

— Кого ты там встретишь, Лика, в этом вашем бутике? — урезонивала дочку мать. — Увольняйся! Мы с папой попросим в университете, поработаешь для начала секретарем у кого-то из деканов, а дальше видно будет…

— И кого я, мама, встречу в этом вашем университете? — кривясь, отвечала Лика. — Студента с ветром в голове? Аспиранта с дырявыми карманами? Доцента-импотента?

— Ой, да просто нормального молодого человека с мозгами и перспективами!

— Да? И куда он меня приведет, тот перспективный? В общагу? Или, может, я его к нам сюда приведу, и будем мы с ним вить семейное гнездышко в моей девичьей спальне с картонными стенами? — злилась Лика. — Нет уж, мам, в наше время или жених, или невеста, но хоть один должен быть со своим жильем, иначе ничего не получится.

— А мы с папой как раз с общаги начинали…

— Ой, ну не вам учить меня, как жить!

— Ты что? Да мы с папой твоим всю жизнь в любви и согласии… — обижалась Лариса Сергеевна.

— И еще в бедности, мам, — перебивала ее дочь и снова уходила к себе, хлопнув дверью.

— Ну уж не в бедности, — запоздало возражала мать, но говорила это без запала, даже без уверенности, просто по инерции.

Лика была у них поздним ребенком, Лара родила ее уже «за тридцать». Как раз когда Лика оканчивала университет, Петр Иванович ушел на пенсию, а через два года и Лариса Сергеевна пополнила ряды «заслуженно отдыхающих». Неприспособленными к жизни идиотами они не были и прекрасно понимали, что на свои пенсионные пособия достойно жить не смогут, поэтому загодя постарались обеспечить себе пассивный доход.

— Покупаем две квартиры в новостройке и сдаем их, — сказал Петр Иванович, подкрепив свое предложение собственными расчетами и цветными буклетами застройщика. — Смотри, если мы берем жилье на ранней стадии строительства, то наскребаем на две однокомнатные. «Однушки», говорю тебе, брать выгоднее всего, они дешевле стоят, и их охотно снимают. Итак, сейчас мы платим за две «однушки», через полтора года получаем готовые квартиры и сразу же сдаем их в аренду, лучше всего в долгосрочную, чтобы не заниматься постоянно поиском жильцов и уборкой.

— Дочке скоро понадобится свое жилье, — напомнила Лариса Сергеевна.

Дело было семь лет назад, тогда Лика была еще студенткой-первокурсницей.

— О том и речь, — кивнул Петр Иванович. — Пока девочка учится, пусть живет с нами, потом переедет в свою квартиру, но до тех пор мы будем ее сдавать. За пять лет получится приличная сумма — считай, приданое дочери соберем. А вторую квартиру мы так и оставим съемной, обеспечивая себе таким образом солидную прибавку к пенсиям. Толковый же план?

— Отличный план, — согласилась Лариса Сергеевна.

Муж у нее был умный, да и она не дурочка, иначе не прожили бы они больше тридцати лет в любви и согласии…

И как так вышло, что их оставили в дураках?

И неужели они в них, в дураках, останутся? И Петя, доктор наук и бывший профессор, так и будет за деньги писать кандидатские для нерадивых соискателей ученой степени, Лара же, специалист по зарубежной литературе, брать на дом грошовую работу по компьютерному набору текстов? А Лика продолжит тщетно высматривать нормального парня в раззолоченных интерьерах?

Или можно еще все изменить?

К ним уже приходили учтивые молодые люди из каких-то партий и предвыборных штабов. Просили заполнить анкету, подписать петицию, поддержать политика, который придет во власть и будет отстаивать интересы обманутых дольщиков… Убедительно рассказывали, как это нужно и важно… Но Петр Иванович рассудил:

— Нет, Лара, это такие же жулики. Мы пойдем другим путем.