Зимний сон Малинки

При мысли о Димке, снова вспомнила о контракте: хоть бы у него все получилось. Мне очень не хотелось терять работу, а ему — отдел. Мы только-только учились работать вместе. И пусть заказчика не выбирают, а все равно было обидно, что Гордееву попалась вот такая хищница Эльвира.

Я вдруг представила комнату, постель, и голую пару, сплетенную в жарком объятии. И так тоскливо стало на душе от той воображаемой картинки, что засосало под ложечкой. Мысли, по одной им ведомой логике, тут же перескочили на новое платье. Его я так и не сняла.

Вот зачем оно мне? А туфли? Если не получится подписать контракт, зачем? Теперь еще долг возвращать. Разве для того я мечтаю о премии?! А если ее и вовсе не будет, тогда как быть? Хорошо хоть пальто не взяла — плакал бы детям к лету велосипед.

Дела-а. Ох, надеюсь, у Димки получится договориться. Я мысленно пожелала ему удачи. Не зря этот Ольховский заикнулся о завтрашнем дне и пианиста приплел. Цена их не устраивает, а значит, и торг может затянуться. Но ведь и «Реформ-строю» зеленый свет не дают.

Нужны мы им, вот что.

Сейчас главное, чтобы блондинка Эльвира не перехитрила Гордеева. Наверняка он думает, что ей нравится. Возможно, ему это льстит. Все же она старше, богаче, опытнее. Хотя почему же возможно? Ведь он сам сказал, что льстит. А вдруг за этой лестью он и не догадывается, что это она его решила использовать?

Нет, все-таки до чего же неприятно знать, что на свете есть такие беспринципные люди.

Я продолжала лежать и думать. Возмущаться и анализировать. После насыщенного на события дня шевелиться не хотелось, спать тоже, когда внезапно в дверь постучали.

Нетерпеливо так постучали. Я бы сказала: требовательно. Вот как стучит соседка, позабыв о звонке, когда твоим детям приходит в голову мысль помузицировать на старой батарее гаечным ключом.

На часах был первый час ночи, я никого не ждала, но делать нечего, пошла открывать. Все-таки находилась в отеле и под охраной. Чего бояться-то? Тем более, что здесь и дверная цепочка имеется. Ну, прямо как в американских фильмах!

За дверью стоял припорошенный снегом Гордеев с непроницаемым лицом. При взгляде на парня у меня дрогнуло сердце, а за ним и цепочка слетела.

— Дима?

— Я, Маша. Можно войти?

— Входи, конечно, — я посторонилась и захлопнула дверь. Обойдя Димку, подождала целую секунду и не выдержала.

— Что? Что случилось? Как все прошло? Ну же, говори!

Я почему-то ждала чего угодно. Что ему отказали, придумали условие, предложили переговоры. Но не того, что Гордеев медленно расстегнет пальто, вытащит из подмышки и поставит в прихожей бутылку французского шампанского и вдруг улыбнется мне так, словно ему только что до блеска отполировали все тридцать два зуба и он решил этим похвастаться.

— Машка, подписали. Мы с тобой контракт подписали! Тендер наш! Ты понимаешь: он наш!

Я распахнула глаза, прижав руки к груди.

— Со всеми условиями?

— Со всеми!

— Ура! Димка, ура-а!

Не знаю, может, ситуация нас спровоцировала, а может, умные мысли исчезли, но я вдруг кинулась Гордееву на шею, а он поймал. Все так же улыбаясь, прижал к себе, поднял и прокружил по комнате. И не отпустил.





Глава 21




Кажется, я смеялась. Сомнений не было, когда увидев темный блеск в глазах, я встретила его губы. Только успела ответить на горячее…

— Маша…

… таким же горячим:

— Дима…

И все. Сердца застучали, как сумасшедшие, время остановилось, а мысли исчезли. Совсем. Остался только вкус наших губ и запах морозной свежести. Вспыхнувший жар обоюдного дыхания и Желание с большой буквы — неожиданно сильное, затмившее разум, пронзившее от макушки до пят. Заставившее пить другу друга со слепым исступлением…

Какое там шампанское! Напиток страсти захватил внезапно и вскружил головы. Наполнил тела голодным огнем. Пальто и пиджак Гордеева упали под ноги, и мы повалились на кровать, не размыкая губ и рук.

Димка целовал меня, как одержимый, не давая мне ни опомниться, ни вздохнуть. Притягивал, обнимая. То, что на нас накатило, оказалось похоже на внезапный смерч, захвативший в воронку двоих. На сгусток пульсирующих, стихийных ощущений, которым невозможно сопротивляться.

Я никогда и подумать не могла, что буду сама раздевать мужчину, желая почувствовать его ближе. Буду злиться на глупый галстук, что все никак не хотел сниматься и мешал целовать шею, подбородок и снова найти губы Гордеева. Все было впервые и не похоже на прошлый опыт, когда подобной смелостью и не пахло.

Димка все не мог добраться до моей груди и наконец сделал это, задрав платье выше талии и проникнув пальцами под бюстгальтер. Задышал глубже, жадно обхватывая грудь и впиваясь в рот. Я в это время расстегнула рубашку и нашла пряжку ремня. И то, что собиралась делать дальше, меня почему-то не смущало.

Но расстегнуть не получилось — ловкости не хватило. Зато ее хватило Гордееву. Он снял с меня колготки и стянул белье с одной ноги. Вклинил ладонь между моих бедер, помогая себе освободиться от одежды. И никаких сомнений и вопросов. Мы ничего не говорили, нами двигало желание, и никто из нас точно не собирались ему противиться.

Что происходит? Со мной происходит? Неужели это я впиваюсь пальцами в мужские плечи, нетерпеливо прижимая к себе Димку? Неужели это я чувствую, как сквозь привычный холод ко мне пробивается живущее в нем пламя? Неужели это я отвечаю себе: «Неважно, неважно, неважно». Какая разница что? Сейчас я и сама хочу вспыхнуть. Хочу! Я так долго даже не тлела.


Я услышала страстный, горячий выдох: «Малина!», запрокинула голову и со стоном приняла Гордеева в себя. Наши тела тут же принялись подстраиваться, стремительно двигаясь навстречу друг другу, а дыхания рваться. Неужели можно так заниматься любовью? Когда от близости все настолько оголено и звенит, что тронь и разлетится звездами…

То ли день оказался сумасшедшим, то ли мы заведены до предела, но только надолго нас не хватило. Мои бедра приподнялись, встречая последний удар, глаза закрылись, и мир рассыпался не сверкающие частицы. Мы простонали одновременно. Взмокшие и сумасшедшие прижались друг к другу…

И почти тот час же очнулись. Время дало нам всего несколько секунд.

Застыли, отпрянув на расстояние вытянутых Димкиных рук.

Я не могла объяснить, что случилось. Только смотрела на Гордеева, а он на меня. У обоих в глазах читалось изумление.

Димка откатился первым. Встав, вздернул брюки и застегнул ширинку, продолжая смотреть на меня растерянно и почти с испугом. Расстегнутая рубашка сдвинулась к плечам, открывая красивую грудь. Сейчас она вздымалась, а взгляд прикипел к моему лицу.

Под этим взглядом я натянула платье на бедра и села в изголовье постели, не зная, что сказать. Гордеев попятился и, неловко споткнувшись о свое оброненное пальто, ударился плечом об угол комнаты.

— Маша, прости! Я не знаю, что на меня нашло. Прости!

Он провел ладонью по лицу, словно прогоняя морок. Снова застыл на секунду, глядя на меня. Потом схватил с пола пальто и пиджак, и стремительно вышел из номера.

А я осталась.

Хотела бы я сейчас и сама ответить на тот же вопрос. Что на меня нашло?

По полу разлетелись документы — наш совместно подписанный контракт на тендер. Немного посидев, я пригладила взбившиеся волосы, встала и подняла бумаги, все еще находясь в состоянии близком к оторопи. Помедлив, непослушными руками сложила все в стопку и опустила на стол.

Так что же это было? Что я только что пережила?

Ответить не смогла, но смогла себе признаться, что это было сильно. Ничего похожего на мой небогатый опыт, полный смущения и дискомфорта. Пожалуй, по шкале удовольствия — десять баллов из десяти. А впрочем, много ли я знаю об этой шкале?

Я прижала ладонь ко рту и нервно прыснула смехом. В таком шоковом состоянии и отправилась в душ. А вот когда вышла…

А когда вышла из душа, не поверите — расстроилась. Нет, ну правда. Как-то слишком быстро все произошло — ничего понять не успела. Только тело разбудила, разогнала кровь по венам, и вновь бросила себя остывать. Ну какие же это десять баллов? Вот сейчас посплю и вовсе все забудется. Останется только жуткое «похмелье» из смеси смущения и стыда. И неверия, что это с Гордеевым я оказалась на такое способна.

Но пока я не чувствовала никакого внутреннего укора и это настораживало.

Изумиться подобной мысли не успела. Успела только влезть в халат и войти в комнату, как дверь номера распахнулась, и на пороге возник Димка. Мокрый, голый, непозволительно красивый в обмотанном вокруг бедер полотенце. Словно вышел прямехонько из моего сна.

Я обернулась, да так и открыла глаза и рот.

Должно быть, он только что принимал душ и думал о том же, о чем и я, потому что полотенце в передней части заметно топорщилось, а на лице читалась отчаянная решимость.





Глава 22




— Маша, не могу! Я снова тебя хочу… — и взгляд такой горячий, хоть костер поджигай.

Поджег. Признание током пробежало по венам, а от волнения вспыхнули щеки. Неуснувшее желание шевельнулось в животе, сбило дыхание, и радостно расцвело откровением: «Забудь про стыд, забудь про все. Машка, ты тоже, тоже еще раз хочешь пережить подобное!».

Он стоял передо мной — точная копия мужчины из снов — реальный и живой. Разве могла я ему отказать? Теперь я видела его лицо и знала имя. Вот только он рук не протягивал и голосом сладким не шептал…

— Маша!

И прошептал и протянул. Шагнул ко мне, обнимая — чистый и свежий, горячий, словно и вправду не парень — мечта. Запустил пальцы в волосы, рассыпая их, подобранные, по плечам. Склонил голову к моему лицу и провел губами по щеке. Накрыл мои губы своими, прижимая к себе. Долго не отпуская, принялся вытворять ртом невозможное, наслаждаясь игрой нашего поцелуя. То поверхностного, то глубокого, от которого у меня мутился рассудок и подкашивались ноги.

Я подняла руки и провела ладонями по рельефным плечам — какие они у него гладкие и сильные, так и хочется изучить. И не только ладонями, вот что интересно. Сжавшись, пальцы царапнули кожу.

Руки Димки тут же упали на талию и впились в пояс халата.

— Можно? — выдохнул Гордеев, и я улыбнулась ему в губы: нашел когда спрашивать, дурачок. Ответила таким же жарким выдохом:

— Да.

Пояс упал, и Димка медленно спустил халат с моих плеч, продолжая целовать. Провел раскрытыми ладонями по голой спине, по прогибу поясницы и ласково обхватил ягодицы. И снова вернул на талию. И было в этих его движениях что-то новое, что заставило меня ощутить себя и собственное обнажение перед ним, чем-то особенным. Если и не событием в центре Вселенной, то уж точно в этой спальне.

На этот раз страсть между нами не бушевала — она жарко горела, пробирая тела огнем глубинного желания, не позволяющего спешить. Мы изучали друг друга губами и прикосновениями. Сходили с ума от неожиданной близости. Притягивались, сплетаясь, все ближе.

Гордеев положил меня на постель, лег рядом и завел мне руки за голову. Тягучими поцелуями заставил губы раскрыться. С трудом оторвавшись от них, посмотрел в глаза. Сейчас, когда его рука накрыла мою грудь, сжимая ее и поглаживая, в них точно плескался золотом хмель.

— Машка, ты красавица. Я сегодня с трудом сдерживался, чтобы на тебя не смотреть. Хотелось послать всех к черту или убить.