Зимний сон Малинки

«При встрече обязательно этим займусь…

Тебе понравится)»

Мне уже нравилось, все нравилось. И парень, и фотография, и вот эта наша переписка. А еще я скучала. Да, я очень скучала по Гордееву и, если честно — ждала звонка. Точнее, я понимала, что он занят и, возможно, ему не до меня, но сердцу не прикажешь и оно замирало в надежде всякий раз, когда оживал телефон.

Не позвонил. Но прислал себя. И так хочется отплатить ему смелостью.

Интересно, он всегда такой же откровенный? С другими?

«Чего притихла, Малина? Испугалась?»

«Любуюсь шефом. Красивый он у меня. А еще думаю»

«О чем?»

«О том, что хочу тебя, Дима. Очень. Как думаешь, можно в таком признаваться однокласснику? Или лучше стереть сообщение и сделать вид, что я тебе ничего не писала?»

«Черт, Малина! Еду!»

Куда? Когда? Откуда?

«Рейс задержали, но постараюсь через Гамбург попасть в город!»

«Стой, Дима!»

«Поздно. Целую, Машка! Спи! Я тебе приснюсь, обещаю! Без полотенца, только не красней)»

Ну вот, пообщались. Что же я наделала? И как теперь спать, зная, что он сорвался с места?

Повернувшись к окну, сунула руки под подушку и вздохнула. Услышала, как на мессенджер упало ее одно сообщение, и тут же включила экран.

«Трусиха)»

Я?

Сердце забилось с вызовом. А ведь он прав — Димка. Что я в своей жизни сделала сумасшедшего? И для кого?

Сев в постели, сбросила с себя ночную рубашку и включила светильник. Упала на подушку, включила селфи… и замерла с телефоном в руке, глядя на себя. Неужели такой меня увидит Гордеев? В последний момент прикрыла грудь рукой, но фотографию отправила.

Господи, я смогла. Но я таки трусиха!





Глава 40




Конечно, ночью снился Димка. Зимний лес, жаркие объятия и мы — оба до бесстыжего откровенные друг с другом. Просыпаться не хотелось, сон не отпускал, но будильник напомнил о новом дне и насущном хлебе, и я, собрав детей в детский сад, полетела на работу.

В двухдневное отсутствие Гордеева в офисе царил хаос. Но к справедливости надо сказать — вполне себе рабочий. Все суетились, стараясь продвинуть проекты и завершить недоработки не так к Новому году, как к завтрашнему корпоративу (на котором предполагалось всем быть в обязательном порядке), и я тоже поспешила присоединиться к хаосу. Поздоровавшись с сотрудниками, нырнула в свой закуток и включила компьютер. Открыв документы, отключилась от мира и с головой ушла в процесс изучения и сверки технических характеристик на заявленное заказчиком оборудование, лицензий и сертификатов, когда меня неожиданно отвлек руководитель группы.

Игорь Буряк, стуча по полу костылем, проковылял по проходу между рабочими столами ко мне, заглянул за перегородку и опустил на стол две папки. Кашлянул важно в кулак.

Я отвлеклась от компьютера и повернулась.

— Игорь, ты чего? — подняла на начальство глаза. Игорь поправил очки. — Надо что-то распечатать по нашей группе? — спросила. Обычно подобными вопросами занималась Манана, не обходившая Буряка вниманием, и я удивилась.

— Нет, Мария. Это документы по контракту с заводом Ольховской. Надо срочно согласовать акты по всем позициям и подписать. Их представитель всего день в городе по личным вопросам, а нам бы сегодня все провернуть и сдать в договорной отдел. Дмитрий Александрович из меня всю душу вытрясет, если не сделаем. Выручи, Малинкина, а?

— То есть? — не поняла я до конца просьбу.

— Съезди по адресу, координаты я дам. Тем более, что ты с группой Ольховской знакома. Ну, посмотри на меня, — парень виновато развел руками, — куда я с костылем-то? Смех же один. Не инженер, а сбитый летчик. А сделать надо, во как! — Игорь приставил ладонь к горлу и сглотнул. — Часа за два управишься.

— Но, Игорь, а как же работа? У меня дела не закрыты, а Новый год уже на носу. Смотри, я после пяти оставаться не буду! У меня завтра утренник у детей! Мне еще костюмы приготовить надо и вообще… Слушай, а других попросить нельзя? — с надеждой вытянула шею, оглядывая зал офиса.

Буряк поджал рот, тоже оглядел офис и виновато почесал лоб.

— Нельзя. У меня перелом, Манана с Валентиной по этому заказу не справятся, а у Шляпкина горит отчет по вашему «СНиПТехПромГазу». Технический с Гипом его уже к вечеру требуют на стол. Остаешься только ты. Нет, ну, если ты не можешь, тогда, конечно, придется мне ковылять, а на улице гололед. Даже не и не знаю, справлюсь ли…

И лицо такое печальное, как у обиженного енота — встрепанного и несчастного, оказавшегося на тонком мостике посреди реки.


— Ладно, Буряк, — я встала, сдернула со стола папки и схватила сумку. — Скажи куда хоть ехать. Только смотри, если за два часа не успею — прикрой! И никаких сверхурочных часов сегодня! Ни за что не останусь, так и знай!

— Ой, спасибо, Маша! Никаких, обещаю!

Адрес, по которому я должна была встретиться с представителем, был мне не знаком. Новостройка находилась в новом районе города, рядом с центром, и добираться до нее пришлось общественным транспортом, ориентируясь по гугл-приложению. Пока ехала на встречу, все думала: с кем же из группы Эльвиры придется встретиться? Уж не с самой ли хозяйкой?

Видеть Ольховскую очень не хотелось, да и ее партнера-сожителя, любителя культурного отдыха и молодых девушек, тоже, но выбора у меня не было, и я дала себя слово держаться достойно. Вот встречусь, все подпишу, отвечу на вопросы и уйду. Только меня и видели! Оказавшись в дорогой новостройке, назвала консьержу номер квартиры, поднялась на семнадцатый этаж и, выйдя из лифта, не удержалась, сунула нос в окно межквартирного коридора. Застыла в восхищении: Ого! Ничего себе! Ну и высота! Красота-то какая! Шпили церквушек, как игрушечные. И мост виден через реку. И городской парк. И Колесо обозрения. А вечером, когда темно, город, наверное, вообще весь светится, как праздничный. Повезло же кому-то здесь жить! Все рядышком, под боком, а детская площадка возле дома — вообще загляденье! В нашем стареньком дворе таких качелей никогда не будет. И что же этот представитель тут забыл, интересно?

Но хватит. Пора дело делать, а не в окна смотреть. Выдохнув для смелости, сделала лицо посерьезнее, и подошла к двери нужной квартиры, предварительно вынув из сумки папки (а вдруг, повезет и даже раздеваться не придется?). Поправив на голове шапку, нажала на кнопку звонка, приготовившись ждать… но дверь тут же распахнулась. И не успела я бодро сказать: «Здра…», как застыла с приоткрытым от удивлением ртом, неожиданно увидев перед собой Димку.

Тьфу ты! То есть, Дмитрия Александровича собственной персоной — все же рабочее время сейчас, как-никак. Гордеев стоял передо мной в футболке, в джинсах, и босиком. С влажными после душа волосами и… радостным оскалом на лице. Прямо-таки разбойничьим, если брать во внимание блеск в черных глазах.

— …ствуй, — я сделала шажок в сторону и огляделась. — А ты… — но не успела задать ни вопрос, ни даже сказать словечко, как Гордеев, словно удав кролика, втянул меня загребущими ручищами внутрь квартиры, стянул шапку, крепко обнял и поцеловал. Так крепко, что глаза закрылись, а ноги подкосились.

— Машка! Как я скучал! Машка!

— Ди…Дима? — я попыталась отдышаться, чувствуя, как мои губы снова захватывают в плен. — Сумасшедший, подожди! А где представители Ольховской? Как же встреча? Меня ведь Игорь прислал, и я привезла документы…

Димка тут же отобрал из моих рук сумку и папки, и сунул в сторону. Сняв с шеи шарф, потянулся к молнии пуховика.

— К черту все документы! К черту встречу! Я полчаса назад прилетел, думал, не выдержу до вечера. А на работе мне тебя не обнять так, как хочу. Машка…

— Но Буряк…

Пуховик исчез вслед за сумкой, Гордеев сел на корточки и расстегнул сапоги. Снял их с меня, поднялся и снова прижал к себе, уткнувшись носом в макушку.

— Это я попросил Игоря прислать сюда Малинкину. Ее и только ее! Сказал, как хочешь, но уговори. — Он засмеялся. — Иначе уволю!

Я ахнула.

— Но он же подумает…

— Да плевать мне, что он подумает! Что все подумают! Машка, Маша, я больше не могу! Хочу тебя чувствовать рядом, я и так долго ждал. Ты даже не представляешь сколько…

Рука под затылком лежала крепко, губы сладко целовали, а пальцы гладили волосы. Верхняя одежда больше не сковывала движений, и я сама обняла Гордеева в ответ. Приникла всем телом, отзываясь на ласку.

— Дима, подожди! — опомнилась, когда он поднял меня на руки, унося вглубь незнакомой квартиры. — А где мы? Мы здесь…

— Одни, — губы нашли мою шею и поднялись к подбородку. — Мы здесь одни, Малина. Это мой дом, и пока я не докажу тебе, как сильно скучал, не отпущу…

Кровать в его спальне оказалась широкой и мягкой. Я упала на нее, чувствуя, что платье ползет от бедер к талии, а руки Гордеева пробираются к груди. Так уверенно, словно мое тело всецело принадлежит ему. У Димки легко получилось меня раздеть, но он на миг застыл, снимая с меня белье. Прикипел к животу и бедрам темным взглядом, став снова серьезным. Стянув футболку через голову, склонился ко мне, и я задержала руки на широких плечах, гладя их — сильные и крепкие ласковыми ладонями. Подняла ладони на шею, зарываясь пальцами в волосы, и заглянула в глаза — на удивление ясные, не смотря на охватившее нас желание.

Слова вырвались сами, вплелись в поцелуй горьким вкусом, отозвавшись эхом из самого сердца:

— Я тоже тебя ждала, Дима. Долго! Где же ты все это время был…

Первый раз с нами происходило подобное. Первый раз мы занимались любовью под ярким светом дня, забыв об этом дне и о целом мире. Наслаждались друг другом, растягивая удовольствие, проникая глубже и отзываясь на все прикосновения. Он скучал. Я чувствовала это по тому, как жадно его руки гладили мое тело, и как нежно целовали губы. Как он не отпускал, когда мы, успокаиваясь, лежали рядом.

— Отпусти меня в душ, Гордеев.

— Я покажу сам…

— Дима, мне надо вернуться на работу.

— Нет.

— Димка, сумасшедший, отпусти! — я засмеялась, когда он поймал меня в комнате и прижал к себе спиной. Мы стояли обнаженные, и дыхание Гордеева приятно грело затылок. — Я не сбегу.

— Нет, Малина, не сбежишь. Больше я тебя не отпущу.

Это странно прозвучало, и я повернулась к Гордееву. Удивленно выдохнула, но он уже шутливо опрокинул меня на постель. Опустился рядом на колени, погладил ладонью мою ногу и поставил стопу на свое плечо. Не отрывая от меня глаз, прижался к ней губами. Сегодня это прикосновение оказалось для меня самым интимным, мы были достаточно открыты, но я все равно покраснела. Вот честно, не краснела так, когда он целовал мою грудь, а тут как под воду ушла от смущения.

— Дима, не надо.

— Почему?

— Просто не надо, — это было не похоже на него, на гордеца Гордеева, но не могла же я сказать об этом вслух? — Зачем ты…

Димка нагло все повторил.

— Я хочу. Мне нравится. Ты нравишься, Малина, до помешательства. Я думал о тебе каждую минуту. — Он улыбнулся. — Нет, моя сладкая Маша, «Не надо» — не те слова, которых я жду.

Губы Гордеева прошлись по щиколотке, икре и поцеловали колено. За ним бедро… и я задрожала, почувствовав обжигающие поцелуи на своем животе.

— А каких слов ты ждешь? — потянулась к нему, поднимаясь. Обвив руками сильную шею, прижала к себе, с удовольствием встречая запах морозной свежести и тепло огня. Теряя голову от этих объятий.