Золотая середина ослика Иа

– Хватит, Наташа! Тебе давно надо камни из желчного пузыря удалить, успокаивающее лекарство пить. Ты истеричка. Чем Ирина плоха? Квартира роскошная, сама она милая, дом ухожен, младенец здоровый. Чего тебе еще надо?

Наталья вдруг замолчала, а Елена продолжила:

– Ну разведешь ты его второй раз, и что? Сама с ним жить будешь, хозяйство вести?

– Уж получше, чем у этой, получится, – буркнула мамаша моего отца.

– Возможно, – усмехнулась Елена. – А спать с сыном, детей ему рожать тоже ты станешь? Никифор, почему ты Иру не защищаешь? Или не знаешь, как мать твоего отца третировала? Вышла за него замуж без любви, по расчету и всю жизнь потом за это мстила? Чего сидишь молча? Вели Наташе замолчать!

– Ну, не орать же нам вдвоем, – пробубнил Никифор, – не люблю скандалов.

– Уж реши, кто ты, – рассердилась Елена, – мамочкин вечный сынок или муж Ирины, которая тебя любит и по этой причине свекровь по башке стулом за хамство не огрела. Я бы такой мамаше прямо сказала: «Вы в моем доме, извольте вести себя прилично. Если я вам не нравлюсь, то никого около себя не держу!»

Рина улыбнулась:

– Тетя Лена, я этого говорить не стану. Знаю, что Никифор меня любит, а все остальное ерунда.

Наталья вскочила.

– Ерунда? Я ерунда? Ерунда? Никифор эту непристойную, наглую девчонку любит? Я уезжаю в Самару! Сын, выбирай! Или я, или она! Ты с кем? С мамой или с чужой бабой?

И пошла к двери. Отец вскочил и поспешил за Натальей Ивановной.





Глава 9




– Ну и ну, – пробормотала я, – очень неприятно, когда муж так поступает.

– Я эту историю от Елены Ивановны узнал, – пояснил Иван, – она очень редко к нам приезжала. Бабку я тоже помню. Я отказался с ней общаться в десятилетнем возрасте, она меня люто ненавидела, щипала исподтишка. Мама просила ничего папе не рассказывать, говорила:

– Бабушка старая, она не в себе.

Помню, как отмечали ее день рождения, отец уже купил матери квартиру в Москве. Накрыла моя мама стол, Наталья позвала какую-то свою подругу. А я, лет мне, наверное, семь было, потянулся к баночке с красной икрой, хотел себе бутерброд сделать. Наталья как стукнет меня по руке.

– А ну, не трогай! Для людей куплено, не тебе угощаться.

– Добрая бабуля, – восхитилась я.

– Отец, как всегда, промолчал, – усмехнулся Иван, – зато Рина! Она встала, взяла меня за руку и очень спокойно сказала свекрови:

– Наталья Ивановна, если вы еще раз посмеете ударить нашего с Никифором сына или оскорбить его, то двери моего дома захлопнутся для вас навсегда. А порог вашей квартиры мы с ребенком более не переступим.

И мы ушли в кафе-мороженое, потом Рина мне в «Детском мире» железную дорогу купила.

Более мы с мамой к Наталье Ивановне не ходили, а она к нам забегала. Ее здорово злила моя детская, полная игрушек. И один раз после ее очередного посещения я, десятилетний, нашел от нее письмо, искрившее ненавистью: «Иван, ты плохой мальчик, ты заставляешь папу с утра до ночи трудиться, постоянно требуешь от него игрушки, ты ядовитый нарост на спине отца…»

Я поперхнулась чаем.

– С трудом верится, что пожилая дама способна написать такое десятилетнему мальчику, да еще своему внуку.

– Из песни слов не выкинешь, – вздохнул муж. – Самое интересное, что она работала учительницей. Говорят, Наталью Ивановну любили дети, уважали родители. Почему я рассказал тебе эту не особенно приятную правду? Я сейчас поступил как Никифор. В тот момент, когда Нинель Михайловна налетела на тебя, я сидел молча. Честное слово, я не отец! Просто…

Я замахала руками.

– Прекрати! Я отлично знаю, как ты ко мне относишься. И ненавижу семейные скандалы, наслушалась их в детстве, заработала стойкую аллергию на супружеский лай. Не кидаться же нам сообща на соседку?! Лифт Гаврила Гаврилович! Ой не могу, интересно, как она унитаз величает? Что мы будем делать с Полиной Правкиной? Где она сейчас?

Как я и предполагала, Иван обрадовался мгновенной смене темы беседы.

– У девушки есть две квартиры, одну она сдает. Есть и автомобиль, Полина учится и работает пиарщицей в небольшой фирме, получает зарплату. В возрасте двенадцати лет девочка попала в интернат. Но!

– Но? – повторила я.

– Ситуация немного иная, чем нам сообщила Правкина, – начал Иван Никифорович, – да, она оказалась в интернате. Заведение хорошее, но не платное. В него принимают ребят, чьи родители, мать или отец, или оба сразу, погибли на службе. Вооруженные силы, полиция, ФСБ, МЧС. Там есть разные формы проживания и обучения. Дети могут уходить на выходные, праздники домой, кое-кого бабушки-дедушки забирают на ночь. Ну и на каникулы, конечно, основная масса учащихся едет в родные пенаты. В интернате мало полных сирот, вот они из-за отсутствия каких-либо родственников живут в приюте постоянно. Среди них была и Полина Правкина. И вот тут самое интересное. В ее личном деле указано, что у девочки вообще нет близких, но мы знаем, что у нее на момент определения в интернат была жива мать. Сведений о семье Полины никаких нет. Но это не удивляет. У большинства школьников, которые, как она, никогда не уходили домой, информация об отце и матери отсутствует. Не исключаю, что детям полностью изменили все данные. Ясно?

– Конечно, – кивнула я, – они, похоже, из семей сотрудников ФСБ, внешней разведки. Дети стали жертвами службы родителей. Зачем рожать, если знаешь, чем тебе предстоит заниматься?

– По-разному складывается, – остановил меня Иван, – часто люди и не предполагают, как сложится их судьба. Я дружил в детские годы с Олегом Фокиным. А потом он исчез из нашего класса, пришла завуч и объяснила: «Родители Олега погибли, их на переходе сбил пьяный водитель, бабушка, узнав, что случилось, умерла. Олежек теперь будет учиться в интернате». Мне было очень жаль Фокина. Прошло много лет, и к нам в бригаду стал проситься Фокин. Фамилия распространенная, имя Олег не редкость, но это оказался мой одноклассник. Он у нас до сих пор служит. Некоторое время назад Олег пришел в мой кабинет и рассказал, что, работая сейчас по делу, он вышел на мужчину, который рассказал ему о том, что родители Олега не погибли. Они были отправлены в другую страну, жили там долго, вполне счастливо, у них родились еще дети. А вот бабушка Фокина на самом деле скончалась, когда услышала о гибели сына и невестки. Служба в разведке только в сериалах красиво выглядит. В реальности у агентов два варианта жизни. Или его раскроют и он бесследно исчезнет, или станет своим среди чужих, но тогда по-настоящему своих никогда не увидит, не сможет им сообщить: «Я жив!»


– У нас есть Олег Фокин? – удивилась я. – Впервые о нем слышу.

Иван Никифорович улыбнулся.

– Хороший вопрос. Есть. Но он не Фокин.

– Я ступила, однако, – вздохнула я.

– Мать Полина видела последний раз в тот день, когда девочку сдали в особый интернат, – договорил муж.

– Что-то здесь не так, – пробормотала я.

– На мой взгляд, тут все не так, – подытожил Иван, – девочку просто бросили. Почему?

– Анжелика боялась, что убийцы Петра выйдут на нее с ребенком и расправятся со всей семьей, – ответила я.

– Ответ лежит на поверхности, – заметил муж, – а мне всегда не нравится, когда на мой вопрос сразу находится объяснение происходящего. Давай разберем ситуацию от корней. Валерий Кругликов – парень из богатой и, как сейчас говорят, звездной семьи – оказался серийным убийцей.

– Ну вы даете, – раздался голос Димона, и через секунду Коробков собственной персоной вошел в столовую. – Входная дверь, братцы кролики, у вас не заперта.

– Ой! – вздрогнула я. – Забыла закрыть ее как следует.

В столовую заглянула Рина.

– Димочка! Ты, наверное, проголодался!

– Просто падаю без сил, – ответил Коробков, вынул из сумки аж три ноутбука, положил их на стол и деловито осведомился: – Где беседовать будем?

– Пошли, – скомандовал Иван Никифорович.

Мы переместились в рабочее помещение, не в то, где находится центр связи со всеми бригадами, а туда, где Иван иногда проводит совещания, о которых не следует знать никому, кроме малочисленных и, как правило, постоянных участников.

Димон поставил свои гаджеты на длинный стол, я устроилась в кресле, Иван сел напротив меня и заговорил:

– Мы работаем втроем. Других сотрудников не привлекаем.

– Прямо как в старые добрые времена, – потер руки Коробков, – ты, я и хватит.

– Тут еще одна женщина присутствует, – улыбнулась я.

– Наличие дамы в команде приветствуется, – продолжал веселиться Димон, – в особенности если она живенько организует легкий вечерний перекус, перетекающий в ночной зажор.

У Ивана звякнул мобильный, ему на ватсап прилетело сообщение.

– Сейчас определенно появится кое-что вкусное, – предположила я, – Рина унюхала появление Димы, уже собирает своему любимчику тарелочку.

– Коробков, у тебя жена превосходно готовит, – усмехнулся Иван. – Неужели ты дома не ел?

– Не просто ел, жрал, – согласился Димон, – но потом поехал к вам, на дороге слет автодураков, пробки, движение опять в центре поменяли, а в Глазовском переулке плитку кладут, по нему не проедешь.

– Плитку? – ахнула я. – Ее же там только что новую настелили! Весь апрель тарахтели отбойными молотками. Даже у нас, через пару улиц от Глазовского, стены тряслись.

– Плитку можно менять бесконечно, – заявил Димон, – я потратил массу калорий в дороге, организм требует их восполнения.

– Ты просто обжора, – подвел итог Иван, – и кое-кому очень обидно, что безудержное поглощение Коробком разнообразной еды никоим образом не отражается на его фигуре. Ну почему у некоторых зубы постоянно в работе, а живот не растет? И по какой причине я даже смотреть на жареную картошку с салом не могу?

– Есть два ответа, – хихикнула я, – ты не просто смотришь на сковородку, ты оттуда ешь. А у Димы глисты!

– Вторая ремарка ложь, – возмутился Димон, – я не парюсь по поводу лишнего веса, а если брюки не сходятся, просто покупаю новые.

Иван встал.

– Пойду принесу то, что Рина собрала.

– А где Мози и Роки? – удивился Коробок. – Почему собакены меня не встречают? Куда Альберт Кузьмич подевался?

– Кот и бульдожки уехали в салон, – пояснила я.

– Куда? – удивился приятель.

– Альберт Кузьмич не дается себя вычесывать, а Мози и Роки, видя, как домработница несет в ванную их полотенца, молниеносно прячутся. Вчера их искали почти два часа и не нашли. Поэтому Надежда Васильевна повезла их в парикмахерскую.

Димон посмотрел на часы.

– Так уже поздно.