Звезды и лисы

– Значит, оставайтесь в машине, – распорядилась Авдотья Андреевна. – А я пойду и найду дядю Витасю. Главное, не выходите! Вы должны просто посмотреть, чтобы удостовериться, он это или не он. Хорошо бы не он, конечно!..

– Можно я буду называть вас Дуней?

– Нет, – отрезала она и вышла из машины.

Огромная, тяжеленная, полированная, бронированная и шут знает еще какая дверь деликатно чмокнула, закрываясь.

Сандро решил считать до семи. Он досчитает до семи, а потом пойдет за ней.

К дому вела дорожка, политая дождем, истоптанная башмаками, жидкая грязь размолота. Должно быть, летом дорожка высыхает и становится пыльной, деревенской. Вокруг растут лопухи и подорожник. С двух сторон торчат каменные столбы, некогда, видимо, обозначавшие въезд во двор. Столбы были наполовину разобранные, наполовину обвалившиеся, едва державшиеся.

Сандро надоело считать, и он выбрался наружу. После дождя было свежо и прохладно, мама всегда говорит, что после весеннего дождя самый вкусный воздух, им нужно дышать «изо всех сил». Сандро задышал.

Авдотью не было видно, хотя садик, едва тронутый зеленой акварельной краской, казался насквозь прозрачным. Куда она могла деться?..

– Я развернусь? – спросил у него за спиной водитель, и Сандро, не оборачиваясь, кивнул и спохватился:

– Ты выезжай на Мясницкую, брат. Мы туда выйдем!

Вдруг полотер на самом деле тот самый Виктор Павлович Селезнев, нехорошо, если он обнаружит у себя под носом лимузин и Сандро!..

Хотя что в этом нехорошего?.. Какая разница, обнаружит или нет?

…Жаль, что я не родился сыщиком. Жаль, что я родился артистом!.. Авдотья артистов презирает, но когда я сыграл ей Селезнева, она сразу узнала в нем полотера, значит, я талантливо сыграл, похоже!..

Ну, как всегда, отчетливо проговорил у него в голове голос Ника. Ничего тебя не интересует, кроме твоей обожаемой, уважаемой, узнаваемой персоны. Какой ты артист, хороший и плохой, что о тебе подумает Авдотья, как жаль, что ты не Шерлок Холмс – все это, безусловно, архиважно и сейчас самое время об этом задуматься.

Сандро оглянулся. Лимузин скрывался за углом, словно блестящий крокодил медленно утягивал хвост. Авдотьи по-прежнему не было видно.

Хлопнула дверь, из темных глубин дома-сарая кто-то показался. Сандро оглянулся по сторонам, заметался: скрыться было негде. Он перебежал на другую сторону тупика, перепрыгнул лужу, добежал до бревенчатого одноэтажного домика, закрытого на висячий замок, рванул на себя дверь. Замок хрустнул, дужка отвалилась, дверь поддалась. Сандро сиганул внутрь и затаился.

Старательно и брезгливо обходя размолотую грязь, вдоль дорожки не спеша продвигался… Виктор Павлович Селезнев, тот самый!..

Сандро облизал пересохшие губы.

Виктор Павлович был облачен в короткое легкое пальто, белая рубашка просматривалась, и галстук, черные брюки и начищенные ботинки.

Сандро, умевший видеть именно суть, главное, а не обрамление, тут вдруг усомнился.

… Он? Или нет?

Двойник Селезнева приблизился, и Сандро понял, что не ошибается – он самый, только в другом обличье.

В домике, где он прятался, сильно пахло плесенью и отсыревшей бумагой. У Сандро нестерпимо зачесалось в носу, как-то даже засвербело, и он громко, смачно чихнул.

Селезнев приостановился и оглянулся.

Сандро замер.

Тихо и безмятежно было в тупике, скакал вокруг лужи воробей, где-то неблизко орал одурелым весенним голосом жаждущий любви и страсти кот, а больше никого и ничего.

Селезнев постоял и двинулся дальше. Сандро на полусогнутых ногах перебежал от двери к пыльному окошку. Полотер еще раз оглянулся, скользнул безразличным взглядом по домику, по столбам, по луже и воробью и исчез за поворотом.

Сандро досчитал до семи, а может, до трех, выглянул из двери, огляделся, совсем как Селезнев, и побежал к дому-сараю. Под ногами чавкало и плескалось.

В доме был один вход с распахнутой настежь двустворчатой дверью. Дверь приперта палкой, чтобы не запиралась.

Сандро с разгону вбежал внутрь и стал оглядываться.

Налево и направо простирался коридор, озаренный единственной лампочкой, болтавшейся на шнуре как раз перед входной дверью. В коридоре наставлено и навалено всякое старье – велосипедные рамы, автомобильные шины, ведра, ломаные детские коляски. Залежи хлама терялись в темноте. Свет лампочки не доставал до конца коридора.

– Дуня, – позвал Сандро осторожно. – Авдотья Андреевна!..

Послышалось шевеление, и что-то загрохотало.

– Дуня!..

В темноте зашевелились, Сандро пошел на звук, и из-за старого платяного шкафа с оторванной дверцей выбралась девушка.

– Лучше бы к научному руководителю поехала, – заговорила она сердито. – Во что я ввязалась!..

– Я видел Селезнева. – Сандро подал ей руку.


– Я тоже видела, – буркнула она. – Только это какой-то другой Селезнев. Не наш полотер!..

– Наш, – уверенно сказал Сандро.

Она отряхивала пиджак, он стал ей помогать. Она оттолкнула его руку.

– Точно наш! – повторил Сандро. – Ты не умеешь видеть, а я умею! Я всю жизнь в университетском театре играл, нас там учили, как именно нужно видеть объект!..

– Артист, – констатировала Авдотья презрительно. – Он вышел во‐он оттуда. Видишь, сколько тут дверей?..

Сандро оглянулся и посмотрел. Глаза уже привыкли к полумраку. Одна стена, вдоль которой навален хлам, была глухой. В противоположной действительно были двери.

– Как ты думаешь, что это? – спросила Авдотья шепотом. – Бомжатник?

– Бомжатников с телефонами не бывает, дорогая, – тоном дедушки Дадиани возразил Сандро. – А Глебов нашел адрес по номеру телефона. А номер телефона записан в книжке твоей бабушки!

– И что это означает?

– Что здесь с давних пор кто-то живет.

– Как здесь можно жить?..

Она потопала ногами, словно пытаясь стряхнуть пыль с кроссовок.

– Из какой именно двери он вышел?

Авдотья показала.

– Я услышала шаги и… не знаю. Решила спрятаться. И залезла за шкаф.

– Молодец, – похвалил Сандро. – Хорошо, что он тебя не видел. Мало ли.

– Лучше бы я на кафедру поехала, – повторила Авдотья чуть не плача. – У меня своих дел полно!..

Сандро подошел и аккуратно потянул дверь на себя.

– Что такое?! – зашипела Авдотья. – Ты хочешь к нему вломиться?

– Я не могу вломиться, – сказал Сандро. – Тут заперто. А то бы вломился совершенно точно.

…Ты че мельтешишь, чувачелло? Поду-умаешь, заперто! В тебе девяносто килограммов весу и почти два метра роста, плечиком надави, да и весь йогурт!.. Рэпер ПараDon’tozz не может в дверь войти, прикинь! Ему надо, а он не может!.. И че, так и будешь стоять, сопли жевать или все-таки заглянешь к этому полотеру-волонтеру, а? Он тебя в ментуру сдал, просто так, по приколу, а ты чего миндальничаешь?

Сандро потянул дверь сильнее. Она скрипнула и как-то напряглась.

– Вот что, – заговорила Авдотья во весь голос. – Если ты сейчас сломаешь эту дверь, я сама позвоню в полицию, ты понял?! Нет, ты понял? Тебе все можно, да? Потому что ты знаменитость и в институте на театре играл?!..

– В университете.

– Пошли отсюда, – скомандовала она. – Кто бы он ни был, этот Селезнев, мы не имеем права взламывать его дверь.

– А если он убил твоего соседа Милютина?

– А если не он? И если это вообще не он?! Просто похожий человек, и все!..

Сандро Галицкий понял, что ломать дверь не станет.

Если сломает, Авдотья Андреевна никогда не согласится родить ему троих сыновей. Очень просто. Дело принципа.

За руку он потянул Авдотью вдоль коридора, а потом на улицу. У крыльца они остановились – слишком ярко светило солнце, слишком свежим и острым был воздух после полутьмы и затхлости заброшенного дома.

– Как ты думаешь, что здесь было раньше? – спросила Авдотья, щурясь. Пятно на пиджаке, прямо спереди на животе, вызывало у нее острое беспокойство, и она вопросами отвлекала Сандро от пятна.

Он посмотрел вдоль длинной стены.

– Сто лет назад, должно быть, конюшни. А после революции какой-нибудь клуб.

– Почему клуб?

– С той стороны, где нет окон, наверняка был кинозал.

– Или секретная база КГБ. Тут Лубянка совсем близко!.. Я читала, что у них были специальные секретные базы. Людей забирали и привозили на базы, а не в основное здание. Создавали видимость, что арестованных меньше, чем на самом деле.

Сандро уже жалел, что не попал, хоть и незваным, в гости к полотеру. Ничего, он проводит Авдотью, вернется, и… и тогда посмотрим.

– У тебя на пиджаке пятно, – сказал он рассеянно. – Прямо вот тут.