Звоночек 4

— Ты не надоел! Поступки двои дурацкие надоели! Через них тебя наши же быстрей всех прочих и прибьют! Это ж надо додуматься, машину у самого Сталина увести! Почему нельзя жить спокойно?! Зачем постоянно на себя внимание обращать?!!

— Чтоб не забывали и не расслаблялись! — крикнул я со злостью, больше от осознания того, что Полина-то права. Еще чуть-чуть, и я был бы готов согласиться махнуть на машину рукой, тем более, что Поля сменила тактику и вместо того, чтобы кричать и ругаться, отвернулась и тихо заплакала.

— Ну, ладно, будет тебе… — попытался я успокоить свою дорогую половину. — Черт с ним, с «Туром» этим. Подумаешь, приехал на завод, весь извыступался, грозился купить и пропал. Брехло, выходит, товарищ Любимов у нас. А Сталину, кстати, уже наверняка доложили. Авторитет мой, стало быть, и в рабочей среде, и в высоких кабинетах, в нужник…Что ж, сам виноват, с супругой не посоветовался. И тебе тоже мало радости женой трепача быть. Детей в школе, опять же, дразнить будут… — стал неспешно, спокойно, рассуждать я.

— Да покупай, покупай, кто тебе не дает! — забыв про слезы, воскликнула Поля, — Я одного хочу! Чтоб впредь, перед тем, как очередную глупость сделать, мне говори! Перед, а не после! Если своего соображения, чтобы удержаться от пакости, не хватает! Ты ведь, Семка, чисто дите малое, только игрушки у тебя больше и дороже!

— Ну, вот и договорились, — хмуро подвел я черту, понимая, что сегодня у меня есть все шансы хорошо выспаться.

На следующее утро, прежде чем ехать на работу, все еще дующаяся Поля, забросила меня на ГАЗике на АЗЛК, где я, честь по чести, внес деньги в кассу и забрал «Бронетур». На этот раз я был трезв, сдержан и подчеркнуто вежлив. Прежде чем укатить на новой машине, поблагодарил ее создателей, пообещав испытать первый образец в реальных условиях фронта, чтобы в последующих машинах, на которых, конечно, будет ездить товарищ Сталин и прочие высокопоставленные личности, учесть все недочеты, буде такие появятся. На новеньком парадном броневике, сам тоже при параде со всеми возможными наградами, кроме «Вальтера» и польской сабли, поехал к Кожанову. Пистолет, понятно, больше одного не взять, а в качестве холодного оружия, чтоб сделать приятно «принимающей стороне», я предпочел подарок Еная Мацумаса. Надо сказать, что по сравнению с советским флотоводцем, я отнюдь не выглядел бледно, хотя у Ивана Кузьмича первые награды еще с Гражданской. К десяти тридцати мы вдвоем, на «Бронетуре», приехали на инструктаж в НКИД, где нам подробно объяснили, как мы должны себя вести. Главное — во всех нестандартных ситуациях полагаться на сопровождающего сотрудника наркомата иностранных дел!

Вопреки «накрутке» и всевозможным ожиданиям, в японском посольстве награждение прошло буднично. Присутствовали, с советской стороны мы с Кожановым, да сопровождающий от НКИД, а с японской — посол Того Сигэнори и его секретарь Чиунэ Сугихара. После взаимных поклонов и приветствий, нам вручили награды. Кожанову орден Восходящего Солнца первой степени, а мне, в соответствии с рангом, второй.

— Эти обмывать не будем, — предупредил я флагмана садясь в свою новую машину. — Награды не наши, да и вчера я вон, на шестьдесят пять тысяч наобмывался, хорош.

— Да, за то, чтоб нам всем за твои выкрутасы не нагорело, пили явно зря, — хмыкнул Кожанов. — Жди теперь, Сталин в долгу не останется. Он тоже шутить любит.

— Тогда по домам? — спросил я, когда подрулил к обиталищу моряка.

— Пожалуй. У меня ночной поезд. Утром уже в Питере буду.

— А я завтра с зарей на обновке поеду, вечером тебя догоню, — поделился я своими планами. — Давай, что ли. До встречи в Ленинграде!

— Не догонишь! — ухмыльнулся Кожанов. — Я уже в Кронштадте буду. Но если что, милости просим, катер за тобой пришлю.

Вторую половину дня я думал полностью посвятить подготовке к выдвижению на север, но нежданно-негаданно ко мне домой заявился майор государственной безопасности Судоплатов.

— Чем обязан, Павел Анатольевич? — после приветствия поинтересовался я настороженно.

— После того, как засветился в Святске, переведен из разведупра в ГБ и, поскольку человек я здесь новый, мне и поручена негласная проверка по факту вашей встречи в Москве. Вот, приехал записать ваши показания.

— Внутренне расследование? — спросил я с интересом.

— Пока что только проверка, — вздохнув, признал Судоплатов. — Для полноценного расследования нет достаточных оснований. Черепанов выполнял приказ, который звучал дословно так: «По прибытии бригинженера Любимова в Москву досмотреть вагон при первой же возможности, исключая для проверяемого всякую вероятность откреститься от обнаруженного в вагоне». В беседе со мной Черепанов пояснил, что Белорусский вокзал — первая в черте города станция с военным комендантом, который имел право задержать эшелон. А армейские склады в районе Лосиноостровской для внезапной проверки подходят мало, так как проверяемого, то есть вас, могут о досмотре предупредить, к чему имеется масса возможностей. В сухом остатке — он самым тщательным образом исполнял приказ. Причем, приказ письменный. Сам Черепанов до этого случая никаких нареканий не имел, наоборот, множество поощрений и наград, за что и был месяц назад переведен в центральный аппарат из дальневосточных погранвойск. Характеризуется как исполнительный и инициативный.

— Да уж, — крякнул я в кулак.

— Таким образом, ваши показания всего лишь формальность, которую надо выполнить. Приступим? — предложил Судоплатов.

Приступили. Достал меня Павел Анатольевич своей дотошностью. О десятиминутном инциденте целый час пришлось в мельчайших подробностях рассказывать. Причем, Судоплатов все время казался бесстрастным, но я то чувствовал, что общение со мной ему удовольствия никакого не доставляет.

— Ну что, дельные мысли пришли в голову? Увидели что-то для себя новое? — поинтересовался я, когда дело было сделано.

— Да какие там дельные мысли, — махнул Судоплатов рукой. — Глухо.

— Кстати, а того, кто отдал Черепанову приказ, возможно, ознакомившись с его характеристикой заранее, вы проверять будете?

— Проверили уже. Майор госбезопасности Медведь. Вы с ним встречались в Ленинграде, когда на тебя и товарища Кирова Николаев покушался. За исключением этого провала, за который он поехал на Афганскую границу бороться с басмачами, послужной список майора Медведя просто безупречный. Более того, он за два года полностью разгромил всю английскую агентуру в Туркестане, за что и был весной переведен в Москву.

— Тааак… — протянул я, припоминая, что именно Медведь выступил застрельщиком на том памятном собрании, где меня травили по партийной линии. О возникших у меня подозрениях я не замедлил поделиться с Судоплатовым.

— Ты думаешь, в ГБ дети и ничего не соображают? Тут нарком внудел товарищ Берия, лично вводя меня в курс дела по этому происшествию, много чего, между прочим, рассказал. На том партсобрании, если хочешь знать, ни он, ни товарищ Меркулов, тебя топить не собирались. Для них самих все стало сюрпризом. Но товарищ Берия для себя решил выждать, посмотреть, к чему дело идет. А товарищ Меркулов даже подыграл тем, кто тебя критиковал, с этой же целью. Всего-то надо было дождаться, когда поступят предложения о том, как тебя исправлять! Кто ж мог подумать, что ты, Семен Петрович, партбилетом швыряться начнешь! А теперь дело глухо, зацепок никаких нет! Да, Медведя и еще троих самых активных проверяли негласно, наблюдение установили, следили за контактами. Ничего! Ноль! Сейчас опять вот с Черепановым случай и опять прицепиться не к чему! Понимаешь? Нет никаких оснований даже подозревать! Никаких! А майор Медведь, между прочим, и здесь, в центре, по работе на хорошем счету.

— Я предполагал, уже потом, конечно, что целью всей этой заварухи было пропихнуть мне какого-нибудь комиссара-заместителя, который и следил бы за моим «партийным обликом». Да, с точки зрения иностранных разведок, все попытки которых в направлении «Острова» провалились, это оригинальный и действенный ход. Внедрить своего агента как раз в ту структуру, которая этих агентов и должна ловить, — стал рассуждать я. — Тогда на успехи Медведя в Туркестане можно взглянуть под несколько иным углом. Как продвинуть своего человека наверх? Обеспечить ему отличные показатели в работе! И не беда, что старая агентурная сеть приносится в жертву. Ведь если иметь резидента в ранге начальника Туркестанского управления ГБ, это все искупает с лихвой! Пусть Медведь хитер, предусмотрителен и не прокалывается, не ведет явной подрывной работы, но контакты у него все равно должны, хоть редко, но быть. И еще. При переводе в Москву он должен был кого-то оставить в Туркестане за себя. Вот туда-то тебе, Павел Анатольевич, и следует ехать. Да тут целая операция нужна! Создать какую-нибудь суету, о которой туркестанский резидент просто обязан будет сообщить куратору. Взять его на этом. А уж через него, выйти на Медведя. Как то так получается. Может же Медведь связь с нанимателями держать не через Москву, а в обход, через Туркестан. Тогда в Москве понятно, что никаких контактов вы не найдете.

— Сами как-нибудь разберемся. Без вас, — напоказ проигнорировал Судоплатов мои выкладки.

— Успехов. Я в рамках взаимопомощи. Хотя, боюсь, от вас взаимности ждать можно только в негативном смысле. Не забыли мне ту историю с «Туром»?

— Это в прошлом. Но не пытайтесь мне палки в колеса вставлять в будущем. Врасплох, как тогда, не застанете. Научен, благодарю, — не поддался Павел Анатольевич на попытку вызвать его на откровенность. — Всего вам наилучшего на севере, — распрощался он.





Эпизод 6




Потратив целый день 4-го сентября на переезд в северную столицу на «Бронетуре», под завязку набитом всевозможным барахлом, поздно вечером я заявился на площадь Урицкого, которая в моем, «эталонном» мире звалась Дворцовой, в штаб ЛВО. Так как о моем прибытии было известно заранее, то и вопрос с жилплощадью был уже решен. Мне выделили отдельную комнату здесь же, в здании Главного штаба, в командирском общежитии. Несмотря на то, что задумывалось селить здесь бессемейных и прикомандированных на непродолжительный срок, много помещений было занято семьями, а в коридорах то тут, то там, висели под высокими потолками детские санки. Таскать пожитки на третий этаж, стараясь при этом не шуметь, пришлось самому в несколько приемов. Что обо мне подумают — плевать, главное, не замерзну. Тулуп и полушубок, шапка, все из белой овчины. Летная «полярная» куртка на гагачьем пуху. По две пары ватных штанов и валенок. Новый, со стальными вставками, броник в съемном белом чехле. Одеяла, скрутка войлока, белая двухместная брезентовая палатка, жаровня. Все это — далеко не полный список, не считая оружия. Из всего, что мне могло бы понадобиться на фронте и того, что мог предусмотреть, не было только лыж. Не нашел в Москве за один день мне подходящих, широких и коротких «лесных».

Представившись следующим утром командующему Мерецкову, я сразу же выпросил себе неделю на знакомство с состоянием частей и выбил под это дело в ВВС округа самолет. В ЛВО, к моменту моего прибытия, состояло всего четыре стрелковых корпуса и две отдельные дивизии. Два из этих четырех корпусов стояли гарнизонами в Эстонии и Латвии, третий прикрывал Карельский перешеек, а четвертый, опираясь на западную ветку свежепостроенной магистрали Архангельск-Медвежьегорск, идущую через Суккозеро и Реболы на Костомукшу, был развернут для защиты Суккозерского и Костомукшского ГОКов соответственно. Отдельные дивизии дислоцировались на Олонецком направлении и в Мурманске. При этом, три «южных» корпуса были объединены в 7-ю армию, остальные войска оставались в прямом подчинении округа. Побывать удалось практически везде, кроме самой отдаленной «мурманской» дивизии, но и без этого мне хватило впечатлений. За границу я летал на новом СХ-1, сопровождаемый звеном истребителей, по окрестностям Ленинграда прокатился на «Туре», а вот для того, чтобы попасть в Карелию пришлось выпрашивать у Кожанова «амбарчик» МБР-2, поскольку там не оказалось ни единого сухопутного аэродрома! Вообще, посмотрев на состояние истребительных авиаполков, я возблагодарил Бога, что у ВВС округа своя ИТС и не я ее начальник! Истребители И-163, составляющие абсолютное большинство на сухопутье, были хороши всем, кроме одного. Вспомогательная высоконапорная система охлаждения АШ-63, несмотря на все усилия техников, частенько текла. На земле все было в порядке, но стоило подняться в воздух, дефицитный этиленгликоль, который просто неоткуда было взять, уходил. Объем же системы охлаждения был мизерный и потеря быстро сказывалась. Конечно, вернуться на аэродром на сниженном режиме мотора можно было вовсе без жидкости, но не взлетать же без нее! И, тем более, не вести воздушные бои! В общем, за счет «доноров», из 40-60-самолетного состава полков в боеготовом состоянии удавалось держать одну-две эскадрильи и штабное звено. И проблему эту можно было решить лишь поставками этиленгликоля в части, иначе никак. То же самое касалось и легких пикировщиков Немана с такими же моторами.


В понедельник 11 сентября в штабе округа было проведено большое совещание, нас всех, командующих армией, корпусами, отдельными дивизиями, начальников служб, ознакомили с утвержденным Генштабом планом кампании. Я, наряду с другими, доложил о состоянии дел в своей епархии и, в числе прочего, просил тыл округа выделить белила для нанесения маскировочной окраски на технику. В ответ получил приказ, кроме само собой разумеющегося, обеспечить стопроцентную исправность, использовать белила только для тактических номеров, окантовки звезд и окраски боковин колес автотранспорта! И особо мне было поручено взять на контроль внешний вид бойцов и командиров ремонтных подразделений, чтоб, не дай Бог, войдя в Финляндию, на чумазоидов не были похожи! Вообще, чуть ли не половину времени своего выступления Мерецков посвятил строевым смотрам. И еще не менее трети — штыковым атакам. Тут уж я не выдержал и испортил отношения с очередным своим командиром.

— Товарищ комкор, считаю, что будет полезно выпустить для войск округа силами политотдела памятку, в каких условиях Красная Армия может ударить в штыки.

— В каких условиях? Атаки должны доводиться до штыковых в любых условиях!

— Считаю это неверным. Чтобы вступить в рукопашный бой, части РККА должны пролюбить всю созданную тяжелым трудом советского народа авиацию, артиллерию, танки, все боеприпасы! Да и еще одно важное условие! Найти таких же раздолбаев среди своих врагов!

— Товарищ дивинженер, у вас есть свой круг обязанностей и в этом кругу далеко не все гладко! Занимайтесь своими делами, а в тактику пехоты, в которой ничего не смыслите, не лезте! Надеюсь, никто больше не заблуждается, будто авиацией, танками, артиллерией, можно заменить штыковой удар пехоты? Нет! Нельзя! Можно только подготовить! — даже не поняв старый для меня, бородатый анекдот, отшил меня командующий округом, напрочь проигнорировав последний пункт о противнике.

Как только совещание закончилось я, даже не заходя в свой отдел штаба, связался с Кронштадтом и попросил выслать за мной катер. Три часа спустя «МО-шка» дивизиона ОВРа главной базы Балтфлота подвалила к трапу линкора «Кадис», на котором Кожанов держал свой флаг. Корабль всего недели две вышел с завода после ремонта и небольшой модернизации, выразившейся в замене старых и установке дополнительных зениток всех калибров, был самым слабым из трех имевшихся на Балтике линкоров, зато адмиральский салон на нем, бывшем испанце, был поистине королевским.

— Рад видеть дорогого гостя! — встав с шикарного кожаного кресла с золочеными деревянными подлокотниками, поприветствовал меня командующий флотом. — С чем пожаловал? Опять «амбарчик» нужен?

— И я тебе рад, — ответил я хмуро, озабоченный роящимися в голове тяжелыми мыслями. — Вот, приехал спросить, как ты с финнами воевать думаешь.

Комфлота сразу нахмурился, показная беззаботность слетела с него, будто и не было.

— Не так, как мне хотелось бы! — плюхнулся он как кукла обратно. — Я из Москвы выезжал, совсем другой план предполагал. Думал, до места только доеду, быстро-быстро хоть вчерне наброски сделаю, сразу доложу. Ведь обжитые районы Финляндии — юго запад. Остальное лес да болота с редкими хуторами. А в Хельсинки, в Турку, вся промышленность, большинство населения. Взломать береговую оборону, высадить корпус морской пехоты, захватить плацдарм и перебросить туда армию в два-три, даже четыре корпуса. Все война выиграна!

— Ну, да. Если береговую оборону сумеешь взломать…

— Детские игры, — отмахнулся Кожанов. — Мы здесь впереди финнов на целую эпоху. У них батареи, считай все южное побережье прикрыто. Кроме Аландов. Но они были бы хороши в Мировую войну. А сейчас, когда у нас быстроходные катера, ракетные и десантные баржи, когда мы на левковских «коврах-самолетах» можем целую бригаду морской пехоты, правда, без танков, выбросить на любой почти берег на скорости в пятьдесят узлов, их батареи ничем мне помешать не могут. Вернее, они могут вести огонь по побережью и суше, на которые мы уже высадились. Но тут уж вступают в дело наземные корректировщики и тяжелая корабельная артиллерия. Нет, в общем, у финнов никаких шансов.

— Так за чем же дело стало? — осторожно спросил я, боясь спугнуть проснувшуюся в душе робкую надежду.

— Не поверишь! Не дают мне корпус! Обходись своей родной Батумской бригадой как хочешь! И для высадки на плацдарм, даже если мы его одной-то бригадой захватим, ваш Генштаб не дает ни единого штыка! Вот так!

— Почему?!

— Я это тоже хотел бы знать! Просто так! Нет и все! План утвержден! Вы хотите не первые роли, интригуете! Пристегнули Балтфлот к ЛВО, обеспечивать фланги, поддержку оказывать! — не совсем связно стал с короткими паузами выкрикивать Иван Кузьмич, всякий раз подкрепляя очередную фразу ударом кулака по подлокотнику. — Теперь десанты на Бьерке и на Валаам готовлю, — сдувшись, тихо сказал он в конце, — сил больше ни на что не хватит. Ну и морская блокада. Это уж само собой.

— Даааа… — отреагировал я на новости, тоже тяжело опускаясь на диван, того же мебельного гарнитура. — Чувствую, умоемся кровью.

— Все так плохо?

— Побывал в войсках. Артиллерия новая, винтовки СВШ, только пулеметы на новые, Мощевитина, не успели еще заменить. И на этом положительные эмоции заканчиваются. Танковые бригады четырех корпусов вооружены танками Т-28 первых выпусков. В Белоруссии остаток ресурса чуть более новых БТ-5 мы за месяц ушатали на обучение танкистов. И это при том, что убитые машины сразу же в капремонт шли. А тут… В общем, в двух бригадах в Риге и в Таллине, которые по плану перебрасываются обратно на Карперешеек, за счет каннибализма удалось поднять процент боеготовых машин до семидесяти. Но это покуда они в парках стоят. Как только выедут — снова посыпется. Другие бригады ничуть не лучше. Ремонтных частей нет фактически. Только эвакуационные взводы в бригадах и недавно укомплектовали эвакуационные роты в корпусах. Причем первые — на тягачах «Коминтерн» все, которые не лучше танков, а вторые — на тракторах ЧТЗ. Мастерских нет. Автотракторный парк целиком почти пришел по мобилизации, сплошь из гражданских образцов, вездеходов — мизер, восемьдесят процентов легких грузовиков — полуторки. И все это, мягко говоря, не первой свежести! Танковые бригады по сравнению с автобатами и арттягой просто образец надежности! Что ты хочешь? Тыловой же округ! Потому, в случае чего, ремонтировать будут гражданские заводы! Сунулся я тут на 174-й. Обещали помочь с Т-28. В следующем году! При условии, что им план откорректируют! По другим городским предприятиям пробежался, так только на одной автобазе откликнулись поработать над армейскими машинами один день, как субботник! А чего суетиться, войны-то никакой нет! Жареный петух в зад не клюет! Доложил на совещании, а мне в ответ — хорошо. Хорошо, что танки и машины месяц ломаться не будут. Займем Финляндию за две недели! Так что, отремонтируйте технику, товарищ Любимов, любыми средствами. Хорошо хоть запчасти на окружных складах есть, проблема только доставить в «забугорные» бригады. Говорю, что запас хода у Т-28 350 километров, но по финским дорогам он до 150 упадет. Цистерн нет ни одной. А Мерецков в ответ — оборудовать танки креплениями для дополнительных 200-литровых бочек! Вот так! Не поверишь, он наступать планирует по 20 километров в день! Это нормальный суточный переход пехоты без всяких боев! И не зимой, когда световой день короток! А финнов будто нет вовсе! И озабочен комкор больше красотой и единообразием. Чтоб РККА шла к Хельсинки, как на параде! А валенок, между прочим, нет! Лыж нет! Маскхалатов нет! Да что говорить! В суконных шлемах да шинелях здесь на севере много зимой не навоюешь! А они, вместо того, чтоб ушанками и полушубками запасаться, херней занимаются, учат бойцов ночевать в шалашах без всякого отопления, самогреем. Мне и сейчас ночью было бы так зябко, шишь выспишься, а они людей зимой на мороз! Но это все цветочки. Тебя-то в план войны успели посвятить, или тебе еще предстоит это удовольствие?

— Пока не слышал, видно, мне как моряку, не положено, но ты рассказывай, — нетерпеливо поторопил меня командующий флотом.

— Расскажу немного, чтоб ты не упал, когда о взаимодействии договариваться будете. По сведениям разведотдела округа силы противника исчисляются всего девятью дивизиями. Вот так. В связи с этим, ЛВО только выводит два своих корпуса из Прибалтики, где их меняет 10-я армия, да еще усиливается одним корпусом с Украинского фронта на Олонецком направлении. Наша же родная дивизия оттуда уходит в Мурманск, где формируется заново еще один корпус двухдивизионного состава без танков. Таким образом, на Карперешейке у нас будет три корпуса 7-й армии, девять дивизий. А у Олонца, Костомукши и Мурманска три корпуса 14-й армии, восемь дивизий. Двойное численное превосходство над противником, считая сюда и бригады МП Балтийского и Северного флотов. По авиации, танкам, артиллерии — подавляющее. И вот, при таком раскладе, 7-я армия атакует по двум направлениям двумя корпусами, имея третий в резерве для развития успеха, а 14-я атакует, не поверишь по шести направлениям, выделяя на каждое по одной-две дивизии! Говоря по-русски прямо, воевать никто не собирается, речь идет о занятии территории и только!

— И ты думаешь, что финны нас умоют? — полуутвердительно спросил Кожанов.

— Уверен! В Карелии, чтоб нашу неподготовленную ни к чему дивизию, наступающую по одной дороге, заманить вглубь, остановить, окружить и уничтожить, поверь, много ума не надо. А на Карперешейке — линия Маннергейма!

— Как ты сказал? — переспросил командующий Балтфлотом.

— Система долговременных и полевых укреплений Карперешейка. Причем, заметь, зимой, когда грунт промерзнет, ДЗОТы обычные бетонным ДОТам мало чем уступят. И их там много. И местность такая, что не приведи Господи!

— Ну, у вас же полк «классиков» есть, забыл?

— Конечно! Супертанки! Кроме них, кстати, еще и две бригады прорыва на КВ в 7-ю армию дают. Но давай с другой стороны посмотрим. С финской. Когда мы миру «Маркса» показали? Первого мая тридцать восьмого? Так вот, и весь прошлый и этот год по ту сторону границы роют и готовятся, а раз не приняли ультиматум, значит, считают, что подготовились надежно. А наша разведка, заметь, никакой информации об этом не имеет, поскольку финны Карперешеек закрыли так, что даже местные там в лес просто так сходить не могут. Одними танками ничего не решишь, нужно взаимодействие. Боевое, а не парадное. У нас же парад на повестке дня.

— Мне, положим, тоже указания спускают, чтоб показал флот лицом и ни в коем случае не обстреливал с моря города, но воевать буду, тем, чем располагаю, всерьез. Бьерке и Валаам займу. А там уж и лед встанет, взятки с меня гладки. А ты что думаешь делать? — задал мне вопрос Иван Кузьмич.

— Не знаю! В отставку подам, чтоб в этом позорище не участвовать?

— То есть как это «в отставку»? — не понял меня Кожанов.

— А так! Война же кончилась, легкие зимние прогулки начались! НКО готовит приказ о демобилизации! А поскольку я именно мобилизованный — имею полное право!

— Хорош дурить! — разозлился командующий Балтфлотом. — Из НКВД сбежал, из армии бежишь, думаешь, долго на твои забастовки сквозь пальцы смотреть будут? Единственная твоя опора и защита — авторитет! И ты его с каждым таким глупым шагом только теряешь! Показываешь себя человеком ненадежным! И никакие твои героические подвиги тут не играют! Подумаешь, командовал батальоном в рейде! С этим и капитан справиться мог! Понимаешь, что выходками своими не только себя, но и тех, кто рядом, на дно тянешь?! Дядька твой, хитрозадый Исидор, давно ли потихоньку в сторону отвалил? Не слышно и не видно, несмотря на твои ордена! А почему? То-то и оно! Так что ни о какой отставке речи быть не может! Отступать нам нельзя! Дерись там, где ты есть! Что ты можешь сделать, чтоб беды не вышло?!

— Да ничего я не могу сделать. Я вообще здесь не авторитет для вояк. А установки на парад, чувствую, не их изобретение. Сами-то они, может быть, серьезно к делу отнеслись. Из НКО, кажется, под впечатлением войны с Польшей, повеяло.

— Раз такие ветры дуют из Москвы, то туда тебе и надо ехать, — заключил Кожанов.

— Почему мне?

— Потому, дорогой Семен Петрович, что я-то свою задачу выполню, мне подставляться смысла нет. То, что у вас там на сухопутье случится, меня не касается. А вот ты погоришь. К тому же, с кем мне говорить? С Кузнецовым? Так я и так с ним чуть ли не каждый день по ВЧ общаюсь. Толку? Нарком ВМФ выполняет приказ. Говорить надо с тем, кто приказы отдает.

— Но тогда и нарком обороны тоже выполняет приказ? Или ты думаешь, что Ворошилов мог так на Кузнецова повлиять? — выдвинул я свой резон.

— Верно мыслишь. Действовать по команде — тут нам ничего не светит. А вот в обход, через Партию, может получиться. Товарищ Киров все, что с Ленинградом связано, очень близко к сердцу принимает, — стал подталкивать меня в нужном направлении Кожанов.