Звоночек 4

Тут уж пришла очередь Родимцева задирать нос…



Славой помянем таран наших танков,

Натиск на ДОТы врага!

Вспомним, как русская сила могучая

Финнов за Выборг гнала!



Теперь уже Бойко, наяривая на своём аккордеоне, глядел орлом…



Выпьем за тех, кто командовал ротами,

Кто замерзал на снегу,

Кто пробивался лесами, болотами,

Горло ломая врагу!



Отдал я должное войскам Мерецкова, разрезавшим Финляндию в самой узкой её части и закончил традиционно:



Встанем и чокнемся кружками полными,

Братство друзей боевых!

Выпьем за мужество павших героями!

Выпьем за встречу живых!



Новый, «финский» вариант был воспринят благосклонно, но всё же было заметно, что от победной экзальтации гости уже устали и ими сейчас владело не пред-, не после-, а именно межвоенное настроение. Настроение, когда бойцы всем уже всё доказали, когда прошлая война осталась далеко позади, а в новую уже как-то и не очень верилось. Настроение хорошо сделавших свою работу людей, с лёгкой усталостью и ленцой, с тихой грустью о прошлом и уверенностью в будущем. Под такое дело очень хорошо пошли песни Окуджавы «Не верьте пехоте…», «Надежды маленький оркестрик», «Капли датского короля» и даже «Кавалергарда век недолог», который великолепно спела под гитару Лида. Увидев, что «старорежимность» проскочила, я из хулиганства, из желания посмотреть, как отреагируют «истинные большевики», специально для Крылова спел «Я в весеннем лесу…» из кинофильма «Ошибка резидента».

— Откуда в тебе такое берётся?! — не выдержал Поппель.

— Само приходит! Вот как посмотрел на полковника, так сразу и полилось! — рассмеялся я в ответ. — Или не складно получилось?

— Складно-то складно, только вот переживательно очень! Я сам белоэмигрантам сочувствовать уже начал, только слушая! А как тебе их понять надо было, чтоб песню-то сложить, да ещё враз?! Удивительно! Если б тебя не знал, подумал бы, что сам бывший белогвардеец поёт!

— Ну-ну, ты давай, не фантазируй, — усмехнулся я снисходительно. — Это просто в воздухе витает, надо лишь выхватить, а дальше само идёт. И, знаешь что? — переменил я тему. — Пожалуй, наш-то концерт получше, чем в театре РККА будет! А чтоб вообще никаких сомнений не осталось, я вам «Бесаме мучо» спою!

— Так ты испанский знаешь! — удивился Кузнецов, послушав меня.

— Верите или нет, но не владею, — улыбнулся я.

— Как такое может быть?! — воскликнул нарком.

— Легко. Вот ты испанский знаешь, Бойко, Касатонов, Крылов. В воздухе витает.

— Не верю!

В ответ я, благодаря дурацкой особенности своей памяти вылавливать в мельчайших деталях из прошлого жизненного опыта до пришествия в этот мир лишь стишки и песенки, лихо сбацал «Десперадо», подражая Бандеросу.

— И что, даже не представляешь, о чём поёшь?

— Ну так, в общих чертах… Первая песня что-то вроде «целуй меня крепче, как будто эта ночь последняя», так сказать, вертикальное выражение горизонтальных желаний. А вторая про настоящего мужика и его предпочтения. В общем, улавливаю ваше, «испанское» настроение, — рассмеялся я, подмигнув покрасневшей Лиде.

— Неправда! — хором воскликнули ветераны войны на Пиренеях.

— Ага, отпираться мне ещё будете!

— А вот мы проверим! — подначил Поппель. — Лида у нас по-польски говорит. Давай-ка покажи, какое у неё настроение!

Я усмехнулся и спел «Джешче неспокойны».


— Ерунда какая-то, — откликнулась Лида. — Всё правильно по-польски, но причём здесь четыре танкиста с собакой, которые воюют два года?

— Ах так? Ну смотри, я специально не стал тебя в краску вгонять! Теперь держись! — под влиянием алкоголя «тормоза» держали слабо, поэтому я без сомнения выдал «Песню радиотелегафистки» из того же сериала, спросив напоследок. — Ну-ка, где у нас тут радист? А вот он, орёл, сидит! А о чём он мечтает! Ага! — подмигнув Бойко с аккордеоном я запел «Моя наймилейша».

— Ну, допустим, ты угадал, — глядя на смущённых, но уже наученных и не возражающих Грачика с Лидой, рассмеялся Поппель. — А вот я? Я тоже польский неплохо выучить успел. У меня что на уме?

Пришлось ответить песней «Пжед нами Одра», поменяв название этой реки на «Висла» и полностью исчерпав сериал «Четыре танкиста и собака».

— С Берлином ты, конечно, перебрал, но в целом-то верно. Мы с товарищем Бойко только и думаем, как отбиваться, в случае чего, будем. И уверенности в успехе хватает, — кивнул Поппель и подвёл итог. — Чудеса! И концерт и цирк одновременно!

— Ага, а при мне Семён по-итальянски пел, когда товарищ Бартини на аэродроме был! — вспомнил Чкалов.

— Семейка с чертовщинкой, — усмехнулся Косов. — Тёмные люди Полину за глаза ведьмой зовут, да и Семён, вижу, недалёк от такой характеристики. Недаром товарищ Берия себя изводит подозрениями, что что-то с вами нечисто. Только вот не знает в какую сторону думать, а в мистику, как настоящий большевик, не верит!

— Это, знаешь ли, его проблемы. Хочешь до истины докопаться — старания мало. Копать надо там, где нужно! Иначе лоб расшибёшь, что с твоим наркомом регулярно и случается! Ладно, чего уж там… Вроде неплохо посидели. Чайку с пирогами напоследок? А перед чаем, говорят, даже нищим наливают! А Поля? — взглянул я на жену, но ответила мне Лида.

— Не надо бы вам налегать, Семён Петрович, — сказала она. — Я с утра карты разложила и выпал вам казённый дом с двумя красными королями и дальняя дорога.

— Ну вот, и эта туда же! — заржал генерал-адмирал. — Да уж, с вами враждовать никому бы не посоветовал. Одни провидцы подобрались!

— Это ещё, может, и не сбудется! Какой может быть казённый дом в выходные? — возразил я.

И ошибся.





Эпизод 3




Коварство Сталина велико! Пусть он и не снискал в этом мире славы кровавого диктатора, устроившего массовые репрессии среди «своих же» коммунистов, но природного дара ничего не забывать это не отменяло! Это ж надо додуматься, созывать совещание в полдень 24-го февраля! В Субботу! В заслуженный выходной день! Сидя за столом, как всегда на галёрке, я чувствовал на себе сердитые взгляды некоторых «красных королей», догадывавшихся, видимо, что именно мне обязаны тем, что сидят здесь с больной головой. Впрочем, большинство здесь гражданские, которые прячут, глядя на наотмечавшихся накануне вояк, злорадные ухмылки. Нет бы предупредили заранее. А то в девять утра позвонил Поскрёбышев и (вот садист) поинтересовался самочувствием и не помешает ли мне больная нога прибыть к 12–00 в Кремль. Нога не помешает! А вот голова…

— Товарищи, вижу, что некоторым из вас хотелось бы ы субботу отдохнуть, но нам с вами предстоит решить совершенно неотложный и очень важный вопрос, — открыл совещание Сталин. — Как вы знаете, недавно, 14 февраля товарищ Молотов подписал в Берлине советско-германское торговое соглашение на текущий 1940-й год. По нему мы обязаны поставить в Германию товаров на сумму 500 миллионов немецких марок до середины февраля следующего года. Германская сторона, взаимно, товаров на такую же сумму, но до середины мая следующего года. Мы вынуждены были пойти на такую уступку, так как наш пакет заказов, в отличие от немецкого, не сформирован. С немцами всё понятно, они хотят миллион тонн зерна, миллион тонн нефти, сто тысяч тонн хлопка, полмиллиона тонн фосфатов, сто тысяч тонн хромовых руд, полмиллиона тонн железных руд. И ещё они требовали триста тысяч тонн лома чёрных металлов, но нам удалось сторговаться на железные окатыши Медвежьегорского комбината в объёме триста пятьдесят тысяч тонн. Кроме этого, двенадцать тысяч тонн меди, семь тысяч тонн никеля, тысячу тонн цинка, по пятьсот тонн вольфрама и молибдена, сорок тонн кобальта и две с половиной тонны платины, но до августа 1941 года. Всё это сырьё, безусловно, пригодилось бы нашей собственной промышленности. Но в ответ немцы обязались поставлять нам промышленное оборудование и военную технику. Всё самое новое и современное. И двадцать тысяч тонн алюминия, выпуск которого мы никак не можем нарастить из-за недостаточной ресурсной и всё ещё недостаточной энергетической базы. К сожалению, закупочная комиссия товарища Тевосяна, работавшая в Германии в сентябре 1939 года, не дала нам всей полноты знаний о возможностях германской промышленности. Мы не можем сейчас чётко ответить на запросы наших наркоматов, которым требуется то или иное оборудование, приборы, станки, производятся ли они вообще в Германии, удовлетворяют ли нас их характеристики, какова их цена. Этот негативный момент уже вылился для нас в убытки по прежнему торговому соглашению, когда мы или не могли реализовать свои финансовые лимиты, или получали не совсем то, что нам нужно. Какие будут мнения?

Какие будут мнения? Никаких не будет! Сидят наркомы, все как один, смотрят преданными глазами, ждут. Видно уже что-то знают. А я здесь вообще, что делаю? Тем более — когда голова раскалывается!

— Поставлять немцам никель, хром, молибден, другие легирующие металлы, а особенно, вольфрам — большая ошибка! Если уж подписали такое соглашение, то оттяните их поставки под самый конец, отправляйте с конца июня 41-го, — кипя от злости на всё вокруг, подал я голос.

— Вы считаете, что мы ошиблись, подписав договор? Объясните почему, — потребовал Сталин.

Что ж, объясним.

— Немцы имеют скудную собственную ресурсную базу. Антанта, как и в Мировую войну, пытается блокировать Германию, чтобы пресечь поступление недостающих ресурсов извне и взять немцев измором. Конечно, сейчас мы находимся в выгодном положении, являясь основным, но не единственным, замечу, источником дефицитных ресурсов для немцев. Кое-что они могут получать через Швецию, или, например, Италию, Румынию и Венгрию. Что из этого следует? Во-первых, Антанта будет стремиться расширить блокаду, ещё более изолировать Германию, значит, пространство войны будет расширяться…

— Вчера англичанами в норвежских территориальных водах захвачен немецкий пароход с нашим коксующимся углём, идущий из Киля в Мурманск, — перебил меня Молотов. — Надо выработать нашу позицию по этому вопросу. И заранее подготовиться к тому, что и наши торговые суда, везущие из Мурманска в Германию железную руду, окатыши и никель, могут быть захвачены. До сих пор англичане уважали нейтралитет Норвегии, но теперь ситуация другая. Считаю, надо заявить протест и потребовать вернуть наш груз, чтобы она не обострилась.

— Мы можем протестовать, можем не протестовать — это уже ни на что не влияет. Пространство войны расширяется. Англичане, уверен, уже готовят высадку в Норвегии, чтобы ужесточить блокаду. Немцы — чтобы этого не допустить. События развернутся, как только более-менее наладится погода. Где-нибудь в апреле. Внешторгу надо иметь это в виду, чтобы обезопасить наши суда и перенаправить потоки грузов по другим маршрутам. Тут уж надо думать не о протестах, а о том, как держать войну подальше от наших границ. От никелевых рудников Печенги до Норвегии — рукой подать. Если немцы оккупируют эту страну, а они имеют на это все шансы, то, не имея собственного никеля, могут посягнуть на наш. Во всяком случае, это может послужить лишней каплей в чашу, побуждающую немцев двинуться на восток. Лучше не вывешивать у них перед носом таких приманок.

— Мы уходим в сторону от повестки… — заметил Киров.

— Да, о чём бишь я? О поставках дефицитных для немцев цветных металлов. Прежде чем поставлять что-то, надо иметь чёткое представление, на какие нужды наше сырьё будет использовано. А лучше — прямо требовать у немцев отчёта заранее, перед подписанием таких договоров. Зачем им, к примеру, такая прорва вольфрама, можете мне сказать? А вот я вам скажу, что бронебойные снаряды с сердечником из карбида вольфрама пробьют в полтора раза более толстую броню, чем самые лучшие стальные. И если нам есть опасность схлестнуться, то следует думать о жизнях наших танкистов и не давать в руки немцев средств их убивать! Не говоря уж о поговорке, про то, как в кузнице не было гвоздя, — сказав это, я, один за другим, осушил три стакана из стоящего передо мной графина.

— Товарищ Любимов, оказывается, хорошо разбирается в вопросе, для чего конкретно немцам наше сырьё, — сказал Сталин. — То, что он хорошо разбирается в технике, особенно военной, нам тоже известно. Товарищ Любимов имеет и опыт работы по планам мобилизации нашей промышленности и знает, чего ей не хватает. Думаю, нам следует сформировать и направить в Германию новую закупочную комиссию, которая на месте составит пакет наших заказов немецкой промышленности на станки, машины и приборы. И поставить товарища Любимова во главе этой комиссии. Есть другие предложения? Нет? Ставлю вопрос на голосование…

Вот оно! Как пить дать, между собой «красные короли» кулуарно уже на эту тему говорили. Недаром Смушкевич на меня так виновато смотрит. Да и Кузнецов тоже глаза старается прятать. Берия как-то ехидно улыбается. Сам виноват. Не концерты надо было вчера устраивать, а о делах поговорить. Если ты не думаешь о деле, то это не значит, что оно тебя обойдёт! Эх, Лидка-пророчица, накаркала. Единогласно! Вот тебе и дальняя дорога… Привет мартовскому съезду, на который я теперь точно не попаду. Ну, товарищ Сталин, ну жук! Ведь опять услал, услал же к чёрту на куличики, чтоб «лидер оппозиции» воду не мутил и спектакль не портил!

Совещание продолжалось ещё час. Решали организационные вопросы закупочной комиссии. Внутри наркоматов, как оказалось, уже были сформированы группы, которые я и должен был объединить и возглавить. Но прежде чем ехать, надо было поработать с каждой, чтобы меня ввели в курс дела детально по отдельным направлениям. Подбить наши нужды, спланировать, кто куда поедет, на какие фирмы, запросить разведку, если требуется. Кроме этого — посмотреть, вдруг что упустили. График был мне поставлен жёсткий — в пятницу вечером комиссия должна выехать поездом в Берлин, чтобы с понедельника уже начать работу в Германии.

В общем, после обеда остался в Кремле, где мне временно выделили кабинет, чтоб я с больной ногой по наркоматам не скакал. Успел «пропустить» ВВС и авиапромышленность, от которых со мной отправляли Чкалова и Яковлева, и судостроителей с моряками, жестоко повздорив с последними. На кой чёрт нам тридцать тысяч тонн корабельной брони в плитах до полуметра толщиной? Ах, на линкор? А наша промышленность, стало быть, нужной толщины и площади произвести не может? Ах, печи маленькие, слитков больших не сделать! И стан прокатный соответствующий нужен вкупе с прессами и молотами? Отлично, вот стан, прессы и молоты закажем! Даже всего по паре! Печи — сами как-нибудь построим. Образцы для химанализа, технологию изготовления брони — да. А вот железо туда-сюда возить — хрен вам по всей морде! Тем более — в таких количествах! Тридцать тысяч тонн!! Это какой же линкор вы хотите строить?!! Что?!!! Сто тысяч тонн водоизмещения, но проект ещё в разработке? Идите, вы знаете куда!!! К товарищу Сталину? Отлично!

— Я еду к Сталину, — уже поздно вечером позвонил я наркому ВМФ Кузнецову домой. — Если хочешь спасти свой ненаглядный линкор и поработать адвокатом, приезжай. Чтоб всё честно было.

Было уже одиннадцать часов вечера, когда мы, один за другим, приехали на ближнюю дачу Сталина. Иосиф Виссарионович, конечно, был мной заранее извещён о визите, но принял нас по-простому, отложив в сторону книгу, которую он только что читал.

— Товарищ Сталин, мне стало известно о совершенно безумном проекте линейного корабля в сто тысяч тонн водоизмещения, который вздумал заказать заводу в Молотовске наркомат ВМФ. Это ни в какие ворота не лезет! Нет ни проекта, ни вооружения, а броню мы уже в Германии спешим заказать. При этом, никто не задаёт вопрос, нужен ли нам линкор вообще! Да ещё за такую цену! А база для него? Доки для ремонта! Да на эти средства можно всю Сибирь освоить и неграми заселить! При том, что на первые роли в морской войне уверенно выходит авианосец. Именно этот тип корабля в будущем будет царствовать в морях. А линкор в сто тысяч тонн мы будем строить лет десять! Авиационная техника развивается очень быстро! Через десять лет палубные ударные самолёты смогут нести бомбовую нагрузку в три-пять тонн!! Ваш линкор станет всего лишь дорогостоящей мишенью!

— Позиция товарища Любимова нам всем хорошо известна, — начал возражать мне нарком. — Но не он несёт ответственность за оптимальный корабельный состав нашего флота, соответствующий рангу и статусу СССР, а наркомат ВМФ. Как я уже докладывал, мы провели анализ на основе опыта эксплуатации авианосцев и пришли к выводу, что не стоит их переоценивать. В условиях северных широт, плохой погоды, их возможности ограничены. Кроме этого, скорострельная малокалиберная и универсальная зенитная артиллерия в прошлых боях показали свою высокую эффективность. Напомню, японцам ценой едва ли не всей своей палубной авиации с трудом удалось утопить на якоре во Владивостоке эсминец. Чего уж тут говорить о линкоре в море, а тем более эскадре линкоров или целом флоте! Что касается размеров и стоимости, вопрос согласован с Совнаркомом. Малые линкоры строить нет смысла, поскольку им предстоит действовать в открытом океане против сильнейших кораблей противника. На данный момент в США закладываются корабли, имеющие главный калибр в составе 12-ти 406-миллиметровых орудий, открыто обсуждается следующая серия кораблей с 15-ю такими пушками или ещё более крупными, 457-миллиметровыми пушками. Наш линкор, следовательно, должен иметь не менее 12-ти 457-миллиметровых 55-калиберных орудий, стреляющих 1750-килограммовыми снарядами на 260 кабельтовых, которые находятся в разработке КБ завода «Большевик». Мы возлагали большие надежды на японскую помощь в этом вопросе, увы, купленная нами башня и пушки уже при первом осмотре показали, что не вполне нас удовлетворяют. Слабоваты. 45 калибров, снаряд 1450 килограмм. Дальность стрельбы всего 220 кабельтовых. Конструкция стволов устаревшая, проволочная. Между тем, полученные нами по обмену технологиями чертежи проекта «Ямато», показывают, что водоизмещение линкора с такими слабыми пушками и недостаточной, на наш взгляд, по толщине и площади броневой защитой, составляет 70 тысяч тонн. Хоть мы и не имеем пока конкретного детального проекта, но примерное процентное отношение массы брони к водоизмещению у нас есть. Плюс зазор для парирования всяческих неожиданностей. Потому и заказываем 30 тысяч тонн брони. Напомню, что вы, как предсовнаркома, обещали наркомату ВМФ, в свете того, что РККА и ВВС КА, в целом, находятся на мировом уровне и, возможно, даже выше, в следующей пятилетке сосредоточить основные усилия на выведении ВМФ СССР на уровень, соответствующий статусу нашего государства. В связи с этим, прошу держать своё слово и нашу заявку на линкорную броню удовлетворить!

— Ладно, допустим, авиация ещё не показала себя против крупных надводных кораблей. Пусть так. Но вы же не будете отрицать, товарищ Кузнецов, прогресса в создании дальноходных торпед? — не сдавался я. — Которые вскоре у нас будут оснащены приборами самонаведения на цель по кильватерному следу? Работы, насколько мне известно, продвигаются успешно. Вы же сами приняли концепцию крейсеров с универсальным 152-миллиметровым главным калибром, чьим основным ударным инструментом будут именно 650-миллиметровые торпеды с дальностью хода свыше двадцати миль на 50 узлах?

— Торпеды — серьёзное оружие, но не абсолютное. Проведённые нами игры на картах показали, что даже в идеальных условиях, в открытом море с достаточными глубинами, атаковать успешно противника можно лишь с дистанции 100–150 кабельтовых. При этом, даже если мы выставим по пять лёгких крейсеров на каждый линкор, несущий по 12–15 тяжёлых орудий, у последнего есть шансы расстрелять их и самому уйти. Приёмы маневрирования, сбивающие наведение по кильватерному следу, мы также проработали. И я ещё не говорю о ситуации, когда противника сперва надо догнать! Тогда линкор, просто идущий прямым курсом на 30 узлах, наши крейсера должны атаковать с дистанции, не превышающей 70 кабельтовых. Пока они сумеют сблизится, линкор их просто расстреляет без всякого ущерба для себя! Из этого мы делаем вывод, что флот должен иметь сбалансированный состав, включающий линкоры и линейные крейсера.