Звоночек 4

Неудача была тем более обидна, что позже, в похожих условиях в Турции, связка, авиация — десант на БДБ, работала безотказно. Там гитлеровцы, взяв наконец Стамбул, сумели «раздёргать» турок, пользуясь превосходством в маневренности и внезапностью. Да, южные проходы на нагорья обороняющиеся сумели перекрыть, заставляя агрессора прогрызать себе дорогу и платить кровью. Но на весь периметр полуострова Малая Азия у турок просто не хватало сил, чем Вермахт и воспользовался. После первой неудачи, которую им обеспечил «Явуз», потребовалось некоторое время, чтобы восполнить потери и вновь собраться с духом. Зато потом всё пошло как по маслу. Линейный крейсер был ещё раз торпедирован катерами ночью в Синопе, после чего, хоть и не утонул сразу, но уполз, чуть ли не по верхнюю палубу в воде, на восток. После чего немцы считали его уничтоженным, не сумев больше нигде обнаружить. На самом деле, покалеченный линейный крейсер, дабы сохранить его «для будущих битв», Исмет Инёню приказал интернировать в СССР. Бывший «Гебен» пришёл в Батум и разоружился, но из-за опасности утонуть от повреждений, впоследствии был аккуратно переведён на буксире вдоль берега в тихую погоду в Севастополь, где его поставили на ремонт в док.

Поскольку теперь пользоваться морем немцам ничего не мешало, а авиации у турок не осталось совсем, то маневр БДБ, в пределах радиуса бомбардировщиков, ничего не сдерживало. Десантники высаживались на неохраняемое или слабоохраняемое милиционными силами побережье и сразу же, на броне и автомашинах, продвигались вглубь, захватывая дороги на нагорье. Обороняющиеся пешком, в крайнем случае, железнодорожным транспортом, попросту не успевали отреагировать. А там, на равнинах, используя для снабжения черноморские порты, моторизованные части в темпе выходили в тыл южному и западному фронтам, разрушая всю систему обороны турок.

В результате, к середине сентября, отрезанный от всего, кроме советской границы, Исмет Инёню оказался зажат с остатками своих войск на крайнем востоке своей страны в гористой труднопроходимой местности. Остатки-то остатки, но всё же их было достаточно много, до трёхсот тысяч бойцов, плюс ещё вчетверо больше гражданских беженцев да местные жители. А этот дикий горный край никогда не славился изобилием продовольствия. Да и просто разместить всех в тепле на зиму, когда закроются перевалы, было попросту невозможно. Фактически, там с трудом могло бы выжить в сотню раз меньше народу, чем имелось под рукой Инёню.

Попав в исключительно тяжёлое положение, турки попытались договориться с СССР, но этому сильно мешал «армянский вопрос». Граждане Закавказской Советской Федеративной Социалистической Республики относились к перспективе спасать турок, резавших их всего-навсего четверть века назад без всякой жалости, крайне негативно. Наоборот, выражали в разговорах всяческое одобрение действиям немцев. Не помогала никакая агитация насчёт пролетарского интернационализма. Из-за неё положение становилось ещё хуже, так как авторитет партии, якобы идущей на сговор с турками в ущерб армянам, пошатнулся.

Сдаться немцам — было неприемлемым вариантом, поскольку гитлеровцы, раздражённые фанатичным сопротивлением, не просто не соблюдали никаких конвенций. Они действовали точно так же, как в этом же 41-м году в СССР «эталонного мира». Военнопленных сгоняли на обнесённые «колючкой» поля и даже не думали кормить, а тем более, оказывать медпомощь. Гниль, объедки, очистки, помои — были настоящим праздником, щедростью победителей. Попытки местного населения передать еду пресекались жесточайшим образом. Любое покушение приблизиться к ограждению лагерей вызывало пулемётный огонь без предупреждения. Такое отношение, закономерно, вызвало огромную смертность среди пленных, но трупы никто и не думал вывозить. Не давали даже лопат, чтобы их закопать. Разлагаясь на жаре, они испускали миазмы и зловоние. К голоду прибавились болезни. Фактически, немцы добивались полного истребления этих людей, без газовых камер, без расстрелов и прочих ненужных ухищрений.

Не легче было и гражданским. Заняв территорию, гитлеровцы сразу хватали всех лиц мужского пола, от подростков до глубоких стариков, направляя их всё в те же лагеря. Исключение составляли только нужные им железнодорожники, рабочие рудников и шахтёры, посёлки которых превратили в подобие гетто. Нельзя было ни войти, ни выйти, можно было только работать за еду, чтобы как-то кормить удерживаемые в заложниках семьи. В сельской местности в селениях остались почти исключительно женщины, которым был объявлен драконовский план сдачи сельхозпродукции победителям. За его невыполнение — суровые кары, вплоть до виселицы. В общем-то, выбор был не велик. Не покориться и быть повешенной или покориться и умереть с детьми от голода.

Конечно, турки побежали. Кто куда мог. Кто в горы партизанить, а кто и через Чёрное море в СССР. Рыбацкие парусные лодки, под завязку набитые людьми, шли к побережью Кавказа, в Аджарию и Абхазию, даже в Крым. У советских пограничников просто руки не поднимались заворачивать их обратно, тем более, что абсолютное большинство пассажиров составляли женщины и дети. А рыбаки, высадив беженцев, уходили и вновь возвращались через день-два. И не было никакой разницы, кому принадлежала лодка — греку или турку, в «контрабанде» участвовали все, объединённые общей ненавистью к немцам и стремлением спасти людей. Более того, спустя небольшое время к «эвакуации» подключились и советские рыбаки. Кто-то, более отчаянный, прямо шёл к турецким берегам, сняв, до времени, флаг, кто-то договаривался с той стороной о рандеву в море, пересаживая беженцев к себе и, тем самым, сокращая плечо. Ругать, объявлять выговоры, арестовывать, заводить уголовные дела на капитанов и членов команд было бесполезно. Чем можно напугать людей, лезущих под пушки немецких и болгарских катеров и под бомбы самолётов? Их, насмотревшись на эвакуированных турок, наслушавшись их рассказов, поддерживал народ. Стоило только «закрыть» капитана, как вокруг пограничной комендатуры собиралась толпа и не расходилась, пока его не выпускали на свободу. Никакая «кровавая гэбня», «бериевский НКВД» со всеми советскими законами этим людям, имевшим своё мнение о правде и справедливости, были не указ. Плевать им было и на инциденты, обстрелы советских судов, нарушение новых немецких границ, которые, потенциально, могли быть поводом для начала войны.

Турция стала для СССР большой проблемой, но Москва не спешила как-то её решать, придерживаясь, на уровне государственной политики, строгого нейтралитета в германо-турецкой войне. Ровно до тех пор, пока в столицу СССР не прибыл тайно сам президент Инёню для ведения переговоров.





Эпизод 5




Никогда, наверное, прежде, я не чувствовал себя так неуютно, как на этом совещании в кабинете Предсовнаркома. Это не был ни «ближний круг», ни заседание ЦК, ни совещание Совнаркома. Участвовали только необходимые люди, специалисты, но их было достаточно много. Причём, из действующих военных — только я. И приглашён-то явно не в качестве «стратега». Что я из себя представляю на фоне ветеран-маршалов Шапошникова и Ворошилова? Уж не говоря о том, что в приёмной, с одним только переводчиком, скромно остался сидеть президент Турецкой республики Исмет Инёню!

Темой разговора стала именно эта страна. Обрисовав положение на Кавказском и Иранском направлениях в целом, Сталин пригласил и предложил заслушать предложение турецкой стороны. Что нам мог сказать Инёню? Он хотел эвакуации беженцев, оружия, продовольствия, амуниции и топлива для войны, а в качестве оплаты обещал золото. В противном случае, предупредил он, золотой запас, после гибели последнего защитника республики, достанется немцам.

— Какие будут мнения? — спросил Сталин, когда за турком закрылась дверь.

— Как много золота у турок? — первым делом спросил Каганович, обнажая свою «истинную сущность».

— Ерунда, по нашим сведениям, около пятидесяти тонн, — отозвался Берия.

— В таком случае, нечего и обсуждать, — отодвинулся нарком путей сообщения от стола. — Это не та сумма, из-за которой можно пойти на обострение отношений с немцами.

— Поддерживаю, — поднял лобастую голову Молотов.

— Дело не в деньгах! — резко ответил наркомвнудел. — К нам через море бегут люди. Много людей. Уже под двести тысяч. Ещё больше ждут по ту сторону армянской границы, боясь её переходить. Люди разные, доверять им мы не можем. Отношение армян к туркам известно, но это служит поводом для конфликтов на национальной почве уже внутри СССР. Более того, НКВД фиксирует в Армянской Автономной Республике рост симпатий к немцам. Те соблазняют наших граждан «Великой Арменией» за счёт Турции. Тут уже не идёт речь об единичных предательствах Союза ССР! Мы рискуем потерять целую республику! В то же время, в Абхазии и Аджарии, севернее — на Черноморском побережье Кавказа, в Крыму, настроения людей прямо противоположные. Отмечены случаи нелегального отъезда добровольцев на войну с немцами. Причём, провожают с песнями и плясками всем колхозом при полном попустительстве, в лучшем случае, партячеек! А то и с одобрения! Вот так! Народ горячий, удерживать трудно. Агитация и разъяснение государственной политики нейтралитета и там, и там, лишь вызывает падение авторитета партии и рост антисоветских настроений. Разговоров о том, что «арийцам Кавказа», как их назвал Гитлер, армянам, было бы лучше в Великой Армении в союзе с Германией, чем в Армянской Автономной Республике в составе ЗСФСР и СССР, уже никто не стесняется даже на улицах. Вот какую проблему надо решать!

— Надо просто подождать, сохраняя нейтралитет и не в коем случае не помогая туркам, — сказал всегда осторожный, в «эталонном мире» протянувший «от Ильича до Ильича» нарком внешней и внутренней торговли Микоян. — Скоро выпадет снег, перевалы закроются и всё решится само собой. К весне турок уже не будет. А армянский народ, уверен, видя на той стороне границы немцев, останется верен СССР. Нынешние настроения, после долгих веков угнетения, особенно после резни 1915 года, можно понять.

— Я, как нарком внутренних дел, таких гарантий дать не могу! — нервно, выдавая всё напряжение, которого требовала от него самого и наркомата в целом «армянская проблема», заявил Берия.

— Значит, разъяснять надо не нашу политику нейтралитета, а нацистскую сущность политики Гитлера, — подал голос Киров. — Надо объяснять людям, что для немцев — что турки, что армяне — всё одно.

— Вряд ли это встретит понимание в Берлине, — язвительно заметил Молотов. — К тому же, трудно проводить параллель между турками и армянами, когда немцы уже сформировали марионеточное правительство «Великой Армении», подарив ему территорию Малой Армении и даже создав подобие армии. Мы направили в МИД Германии ноту протеста, но там в ответ заявили, что наших интересов это не затрагивает.

— А как же «Договор о ненападении», как же ДМЗ? — спросил ветеран-маршал Ворошилов. — Немцы не вправе подводить свои танки к нашим границам ближе двухсот километров.

— Кавказская граница с Германией — новый фактор. Её прежде не существовало и состав сил, контролирующих ДМЗ, не оговаривался. К тому же, идёт война, немцы уже заявили, что на этом участке будут действовать, как того требует обстановка, вплоть до капитуляции турок. К тому же, велик шанс, что соседом нашим будет вовсе не Германия, а всё та же «Великая Армения», договоров и вообще отношений с которой мы, понятно, не имеем. Эдак к весне на закавказской границе будут стоять, с одной стороны, РККА, а с другой — «великоармянская армия» с танками и пушками.

— Чёрт знает что! Значит, если мы будем соблюдать нейтралитет, то армяне всё равно на ту сторону смотреть будут? А если решим помочь туркам, как того просит Исмет Инёню, самое малое — устроят бучу? И всё равно не дадут этой помощи дойти до адресата? А по большому счёту, всей республикой к немцам перебегут?

— Предлагаю выселить всех армян из ЗСФСР и депортировать их во внутренние районы Союза, создав новую армянскую автономию в рамках проекта «Новой Европы», — ледяным тоном предложил Берия. — Такой план моим наркоматом разработан, может быть реализован в течение зимы, но потребует привлечения армейских частей.

— Вы с ума сошли?! — взвился Микоян. — Оставить более миллиона человек без средств к существованию! Кто будет их кормить? А кто будет кормить турок, которые тут же попрут через границу?! Как нарком внешней и внутренней торговли, заявляю, что резервов продовольствия на два — два с половиной миллиона человек в СССР нет!

— Резервы есть! — резко возразил Берия. — В крайнем случае, возьмём хлеб из стратегического запаса.

— Проблему «Великой Армении» это никак не решит, — спокойно заметил ветеран-маршал Шапошников.

— Что вы имеете в виду, Борис Михайлович? — заинтересовавшись, спросил Сталин.

— Мы, кажется, глядя только на внутриполитический аспект, упускаем внешнюю политику и военную стратегию. Зачем немцы вообще полезли в Турцию? В рамках борьбы с Англией эта операция не просто бессмысленна, она вредна. Поскольку отвлекла силы. Что было бы, если бы Гитлер использовал их в десанте в Британию? Возможно, имея больше самолётов, больше барж, больше войск, ему бы удалось не только зацепиться, но и вообще закончить войну. Не хочу ничего умозрительно утверждать, но было бы крайне интересно узнать содержание германо-турецких отношений перед нападением.

— В чём же дело? — усмехнулся в усы Сталин. — Давайте спросим! Товарищ Поскрёбышев, попросите господина Инёню войти, — сказал он, подняв с аппарата трубку.

Иосифу Виссарионовичу, несмотря на всю серьёзность стоящих перед ним и всем СССР проблем, явно доставляла удовольствие ситуация, когда президент Турции вынужден был смиренно ждать, когда он понадобится «товарищам». Политика политикой, но хоть так отыграться за мятеж в Грузии, шантаж с «Александром Невским», за поборы с караванов, следующих в Испанию, за многое, многое другое, было просто по-человечески приятно. Ведь это СССР в 20-м году, фактически, спас кемалистов, признав их, вооружив и став их союзником. А чем отплатили турки? Вот пусть теперь, когда жареный петух вовсю клюёт пятую точку, до конца прочувствуют, что с СССР надо было дружить!

Президент Турции вошёл, остановился, подойдя к столу. Сталин задал через переводчика вопрос. Исмет Инёню немного помолчал, а потом выдал короткую фразу.

— Берлин предложил правительству Турецкой республики заключить военный союз против СССР. Правительство Турции отказалось, — толмач говорил, на ходу переводя с турецкого на дипломатический, немного дольше, нежели глава государства.


— Какие цели ставились перед желаемым немцами союзом? — прямо спросил Шапошников.

— Мы должны были пропустить дивизии Вермахта через свою территорию и выделить войска, — переводчик тут запнулся, слушая Инёню, но дальше говорил практически синхронно. — Для войны против России! Но мы, соблюдая подписанные договоры между нашими странами, отказались. Это и послужило причиной для нападения.

Я, сидя, как всегда, в конце стола, находился прямо рядом с турками и не утерпел:

— Господин президент может подтвердить свои слова документально?

— К сожалению, при эвакуации правительства из Анкары, архивы, в том числе архив министерства иностранных дел, пришлось сжечь, — последовал турецкий ответ.

— Значит, мы так и не узнаем, сколько самолётов, танков, орудий Генштаб Турции считал необходимым вытянуть из Гитлера для нападения на СССР? — спросил я с видимым сожалением, нарочито переглянувшись с Шапошниковым.

Инёню, услышав перевод, вздрогнул, но быстро взял себя в руки, резко бросив короткую фразу.

— Господин президент не понимает, что вы имеете в виду, — сказал переводчик.

— Жаль, — вздохнул я. — Переведите господину президенту, что Советское правительство не может принимать каких-либо решений, не имея всей необходимой информации. На её уточнение у нас уйдёт от двух до трёх месяцев. Надеюсь, господин президент имеет время ждать?

— Как вы не понимаете! — на этот раз оба турка, и президент, и переводчик, забыв дипломатический этикет и всякое чванство, затараторили в оба-два голоса, интенсивно жестикулируя руками. — Убьют нас — вы будете следующие! Мы не просим войск, не просим воевать с немцами, но дайте нам хотя бы патроны и еду! Турецкая армия — единственная сила, которая защищает сейчас Россию. Не станет её — немцы тут же ударят по вам!

— СССР не нуждается в ваших защитниках, господин президент. Тем более тех, кто в любой момент готов продать и ударить в спину. СССР в состоянии защитить себя сам, — медленно, ледяным тоном, вынес я своё суждение. — Будьте так добры, подождите в приёмной.

У турка горели глаза, но, шумно вдохнув и выдохнув, президент сдержался, молча развернулся и вышел вон.

— Ну, ты, брат, даёшь! — выразил свои чувства Киров, хлопнув ладонью по столу. — Мы тебе, случайно, не мешаем?! Ты с какого перепуга Исмета выпроводил?!

— Так его! Правильно! — напротив, встал на мою сторону Микоян. — Вон, как он в лице переменился, когда товарищ Любимов о сговоре с немцами спросил! Вот она — сущность торгаша! Верно, не сошлись в цене! А если бы сошлись, а? Что тогда? И вы им ещё хотели помогать! Да пусть подохнут все до единого!

— Гитлер напал потому, что время торговаться у него вышло, — ухватил суть Шапошников. — Промедлил бы, не смог бы выйти к нашим границам до зимы. А выйти, добром ли, силой ли, ему надо было в любом случае. Значит, война в следующем году! Возможно, исходя из этих соображений, турок следует поддержать, невзирая на осложнения с Берлином. Армян депортировать!

— Армяне — советский народ! Он живёт на своей земле тысячи лет! Как у вас повернулся язык сказать, что его надо изгнать! — взвился Микоян.

— Сейчас это — потенциальные предатели! — резко возразил Берия.

— Верно! — поддержал его Шапошников. — Немцы намеренно устроили нам эту вилку с армянами, когда, как не поступи, всё плохо. Не получилось с турками — они ещё лучших себе союзников и проводников нашли. Тем более, что у них до сих пор имеются законспирированные связи в Иране. И после Грузинского мятежа многие непримиримые осели именно у немцев. То есть, теоретически, Гитлеру есть чем совратить малограмотное и политически незрелое население во всей ЗСФСР. Обороняться в горах, имея, кроме врага, враждебно настроенное местное население, тяжело. И замысел немецкого Генерального штаба, в целом, понятен. Основная цель — Закавказская дорога. Кратчайший путь от Батума и Поти до Баку. Связана с дорогами Турции через Эрзерумскую ветку. С севера труднопреодолимый Кавказ обеспечивает от контрударов. Выйдя за лето к Баку, немцы полностью отрежут от снабжения нашу группировку в Иране, поскольку южные каспийские порты окажутся под ударом, а зимой и вовсе судоходство по Волге прекращается. Фактически, единственной связью с центром страны останутся Оренбургская дорога и Турксиб. Тут можно ждать десанта на Красноводск. А там дальше, до самых Урала и Алтая, степи, благоприятные для действий мехвойск.

— Красная Армия не допустит немцев даже в Ереван, не то, что в Баку! — горячо возразил ветеран-маршал Ворошилов.

— Если будет укомплектована армянами — допустит, — в пику ему возразил Берия.

— Армяне — советский народ!!! — возвысил Микоян голос в защиту соотечественников.

— Хватит! — прервал перепалку Сталин. — Какие будут ещё мнения?

— Туркам, как ни помогай, их всё равно дожмут, — рискнул высказаться я, когда тишина стала уже затягиваться, — а вот армян мы ещё можем «отыграть». Считаю, надо объявить туркам войну!

— Совершенно невозможно! — взвился, на этот раз, Молотов. — У нас договор! Мы не можем нарушать договоры, которые сами и подписали! Кто тогда вообще будет иметь с нами дела?!

— Тогда пусть войну нам объявят турки, — не сдавался я.

— Вряд ли вам, при всех ваших талантах убеждать, — саркастически улыбнулся Молотов, — удастся уговорить господина Инёню на такой шаг!

— А вот это — ещё посмотрим!

— Не надо никого убеждать! — встрял Микоян. — Раздуть какой-нибудь пограничный инцидент. Если надо — создать! После чего объявить войну! Войну на два фронта турки, тем более без жратвы и боеприпасов, вести не смогут. Отодвинем на запад границы, обезопасим Закавказскую дорогу, привлечём на свою сторону армянский народ, присоединив захваченные районы к Армянской Автономной Республике. Или вовсе — Армянской Советской Республике, противопоставив её идее буржуазной «Великой Армении». Армяне — советский народ! Буржуям не удастся, если не будет «турецкого фактора», переманить его на свою сторону!

— Анастас, там миллион беженцев, бабы с детишками, — оторопел от решительности Микояна далеко не самый «белый и пушистый» человек на свете, Генсек ВКП(б) Киров. — Ты понимаешь, какая мясорубка может получиться?

— На войне, как на войне! — зло бросил нарком пищевой промышленности.

— Никаких мясорубок! — возразил я. — Идея товарища Микояна правильная насчёт территорий. Это может привлечь симпатии армян. Вдобавок, работать с ними надо не только по партийной линии, но и использовать местную церковь. Служителей культа значительно меньше, нежели простых граждан, агитировать их можно индивидуально. Пусть несут в массы мысль, будто бы Бог наказал турок вторжением немцев, заставив хлебнуть того горя, что сами турки причинили армянам. Но это не значит, что немцы — друзья. Наоборот, это значит, что немцы ещё хуже турок! Зверя сожрал ещё более страшный зверь! Хотят ли армяне видеть ещё более страшного зверя на своей земле? Турок же, по-христиански, пора простить. Довольно с них и фашистского истребления. А чтоб священники были посговорчивее, напомните им о поведении немцев в Иерусалиме. Армянская церковь тогда тоже, заодно со всеми православными, пострадала, не так ли? Наших, русских попов к ним подпустить, пусть мозги вправят.

— С чего бы Инёню нам свои земли отдавать? — перебил меня Каганович.

— Ну как же. Им грозит полное истребление, как самым упёртым врагам германского Рейха. Инёню объявляет нам войну и через день-два, когда наши войска занимают линию фронта, официально капитулирует. Мы за это эвакуируем всех гражданских, турецкую армию тоже вывозим в особые лагеря, перевооружаем, обучаем и, когда немцы на нас в следующем году нападут, даём шанс поучаствовать в освобождении Турции от фашистов. Не всё ж только бойцам РККА на чужой-то земле свои головы класть! Армян, понятно, на операцию не брать, оставлять в казармах. Эвакуация — в закрытых вагонах. То есть мы, в обмен на землю, даём туркам жизнь и шанс реванша. А дальше, сохранять ли турецкое правительство, отнимать ли золотой запас — тут уж я не советчик. Главное, что при фиктивной советско-турецкой войне, крови будет меньше всего. Вместо того, чтоб иметь во врагах и турок, и армян, завоёвываем их расположение. Вдобавок, лишаем немцев формальной победы. Если Инёню капитулирует перед нами, то с немцами дела вести будет уже некому. Мирный договор не подписать.

— Это слишком сложно, — запротестовал Микоян. — К тому же, как я говорил, резервов продовольствия, кормить этих нахлебников, у нас нет. Или в следующем году придётся от экспорта хлеба отказаться полностью.

— В следующем году будет война! Экспорт хлеба прекратится автоматически!

— Это ещё хуже, потому, что продовольственные запасы, когда армия заберёт рабочие руки, будут меньше пополняться.

— Запасы будут, — возразил Сталин. — Выездная комиссия ВАСХНИЛ под руководством товарища Лысенко в течение этого года проводила опыты по выращиванию различных сельскохозяйственных растений по подсечно-огневой системе в климатической зоне затопления будущего Западно-Сибирского моря. Для посевов отбирались лучшие сорта, культивируемые в Вологодской, Архангельской областях, в Карелии и Сибири. Очень хорошие результаты на подсеке, особенно на осушенном болоте, дал ячмень. Урожайность на опытных участках просто невероятная. До 50 центнеров с гектара. Но, учитывая, что под сплошные посевы лучшие земли выбираться не будут, то, в первый год после сжигания леса, следует рассчитывать на более скромные показатели, в среднем, 30 центнеров с гектара. Рожь посеяли пополам с ячменём и оставили под зиму. По весне посмотрим результат. Но, судя по всходам, он обещает быть хорошим. Таким образом, план использования земель под предназначенными к сведению лесами на период строительства Андринской плотины, можно считать подтверждённым. Его реализация даст нам резкий прирост производства зерна овса, ячменя, ржи в течение ближайших десяти лет, пока эту землю не затопит вода. Срубить весь лес по Оби и вывезти мы никак не успеем, а подсечь и сжечь с толком — сможем. Степень механизации этих работ минимальная, только для быстрой уборки потребуется мобилизовать трактора, транспорт. В остальном, рабочую силу обеспечит Управление лагерей НКВД.

— Уж теперь-то вообще не известно, когда вода затопит, раз Гитлер на нас в следующем году напасть собрался, — вздохнул Киров. — И чего ему не живётся спокойно? Ведь, паскудник, со всеми уже передрался! Осталось только японцам войну объявить!