Самозванцы

Мэр Мэйхью шёл впереди, словно пытаясь угнаться за судьёй. Но та всё ускоряла шаг.
Судья подошла к двери кабинета, и в её руке блеснул ключ, будто она с самого начала держала его наготове. «Совсем как мама,– грустно подумала Натали.– Всё схвачено».
Судья повернула ключ в замке, но открывать дверь не торопилась.
–Это что такое?– спросила она, наклонилась и подняла сложенный листок бумаги, который вылетел из щели. Он что, был там и раньше, просто Натали не заметила? Судья развернула листок. Это оказалась листовка, возвещающая об избирательной кампании – несомненно, судья Моралес видела её много раз. Но она долго стояла, склонив голову над бумажкой, и внимательно в неё вглядывалась.
«Может, она ищет нечто вроде тайного послания или шифра,– подумала Натали.– Следы невидимых чернил, или закрашенные буквы, или…» Она решила, что слишком много общалась сЭммой, которая любит рассказывать про зашифрованные послания, скрытые в самых неожиданных местах.
Между тем судья бросила на другую бабушку многозначительный взгляд, сложила листок и, сунув его в карман брюк, открыла дверь.
–Я сейчас объясню…– начала Натали, решив атаковать первой. То есть заговорить прежде, чем взрослые увидят другую Натали.
–Объяснишь что?– спросила судья, шагнув за порог.
Натали протиснулась мимо неё – и не поверила своим глазам. Не считая её самой и судьи, в кабинете никого не было. Натали на цыпочках обогнула стол и обнаружила ещё один сюрприз: рюкзаки и ноутбуки тоже исчезли.
–Объясню, зачем я спустилась, хотя мне было нехорошо. Ведь я… я могла заразить других,– сказала Натали, пытаясь хоть как-то исправить свою ошибку.– Я не хотела, чтобы ещё кто-нибудь заболел, и…
Мэр нетерпеливо отмахнулся:
–Ой, да кого волнуют охранники и уборщики!– Они с другой бабушкой тоже вошли в кабинет, и другая бабушка закрыла дверь. Мэр оглянулся с таким видом, будто ему самому хотелось удрать.– Зачем ты собрала нас здесь?– спросил он у жены.
–Сядь, милый,– произнесла судья, указав на кушетку.
Это ласковое слово в устах судьи звучало так же странно, как в устах мэра. Натали вдруг вспомнила, когда в последний раз её настоящая мама сказала папе «Я люблю тебя». Два года назад они ехали домой после школьного спектакля – родители сидели впереди, аНатали с бабушкой сзади. И тогда она услышала, как мама сказала: «Конечно, я тебя люблю, Роджер»– но таким тоном, словно имела в виду «Да я едва могу сидеть с тобой в одной машине». Тогда бабушка попросила: «Включи радио погромче. Натали, это ведь твоя любимая песня?» И та кивнула, хотя это совсем не была её любимая песня. Просто Натали не хотелось слышать, как мама с папой ссорятся.
Возможно, тогда она впервые в жизни соврала бабушке. Возможно, это был последний раз, когда они – Натали, мама, папа и бабушка – собрались вместе. Но теперь они, все четверо – ну или их двойники – стояли здесь.
Натали почувствовала, как у неё сжимается горло. Она была рада, что прямо сейчас её ни о чём не спрашивают. Она бы не смогла ответить.
Мэр сел на кушетку, но судья и другая бабушка продолжали стоять, возвышаясь над ним. Натали осталась у стола, надеясь, что взрослые забудут о её присутствии. А ещё она подумала, что на стол можно будет опереться, если всё станет хуже.
Спустя несколько секунд мэр встал и вытянулся в полный рост.
–Я имею полное право обсуждать вопросы безопасности в собственном доме,– заявил он.– С твоей стороны несправедливо намекать, что это исключительно твоё право. Как будто ты одна можешь принимать решения.
–Ты станешь губернатором,– напомнила судья.– С моей помощью.– Это прозвучало как угроза. Словно она не обещала помощь, а предупреждала, что лишит мужа поддержки, если он не будет слушаться.
Но чего же она добивается?
–Ты… ты…– Мэр широко развёл руки, и вид у него стал почти беспомощный.– Ты выставляешь меня глупцом.
–Выставляю?– ядовито уточнила судья.– Ну, тебе виднее.
Мэр сжал кулаки. И шагнул к судье. Та продолжала мерить его презрительным взглядом.
–Ты что-то задумала,– обвинительным тоном произнёс мэр. Он бросил гневный взгляд на другую бабушку.– Вы обе… вы что-то от меня скрываете, лжёте мне!
–Ты обвиняешь нас во лжи?– спросила другая бабушка и, шурша платьем, подошла к нему.
–А разве наш брак был основан на правде?– подхватила судья.– Когда это правда хоть что-то значила для нас? И для кого угодно в этой стране?
–Это совсем другое дело,– настаивал мэр.
УНатали кружилась голова. Слова мэра как-то странно подействовали на её глаза, уши, мозг. Ей больше не казалось, что она наблюдает за тремя незнакомцами, которые только напоминают её родителей и бабушку. Мысль о параллельных мирах и о двойниках собственных родных перестала спасать. Слова мэра заставили Натали вспомнить одну конкретную сцену, которая произошла почти год назад. И она ни за что на свете не пожелала бы заново пережить ту минуту.
Натали невольно ахнула.
–Вы разводитесь!– воскликнула она срывающимся голосом, полным страха.– Вот в чём дело! Вы больше друг другу не доверяете, вы… вы врёте, вы друг друга не любите, и…
Будь это просто повторение одного из худших моментов в жизни Натали, разыгрывающееся в параллельной Вселенной – как если бы два мира в самом деле зеркально отражали друг друга, просто с некоторым запозданием,– другая бабушка немедленно подошла бы к ней, обняла и шепнула: «Не бойся. Я тебя не оставлю. Никогда. Клянусь».
Поэтому Натали не удивилась, когда её обняли чьи-то крепкие руки и кто-то успокаивающе шепнул ей на ухо:
–Тише, тише.– Но это оказалась не другая бабушка, а судья, которая негромко произнесла:– Спасибо. Ты подсказала нам способ выкрутиться.– Затем она гневно обратилась к мужу:– Видишь, что ты наделал?! Теперь наша дочь считает, что мы разводимся! Ты нанёс ей душевную травму!
Другая бабушка упёрлась руками в бока и с упрёком взглянула на мэра.
–Ты понимаешь, что слухи о разладе между тобой иСюзанной погубят твою политическую карьеру?– сказала она.– Каковы бы ни были ваши личные проблемы, нельзя выносить их на публику.
–Знаю, знаю,– сказал мэр, вытирая ладонью вспотевший лоб.– Но я не… я не могу…
–…ты не можешь всё испортить,– договорила судья.– На сегодняшнем мероприятии мама возьмёт на себя вопросы безопасности, а ты будешь пожимать руки и улыбаться – и только. И в присутствии камер мы с тобой будем с обожанием смотреть друг на друга.
–Камеры присутствуют всегда,– буркнул мэр.
–Вот именно,– сказала судья, награждая мэра ослепительной улыбкой. Тот, кто не знал судью – и госпожу Моралес,– возможно, решил бы, что эта улыбка искренна. Но Натали всё прекрасно понимала. «Она его ненавидит. Сильнее, чем мама ненавидела папу».
Здесь дело обстояло гораздо хуже, чем у её родителей. Улыбка судьи навела Натали на мысль о ноже, украшенном драгоценными камнями: об опасном оружии, замаскированном под произведение искусства.