Не тихий Тихий океан
Ряды рабочих дружин начали расти, но порядка больше не становилось. К оружию среди прочих дорвались анархисты и прочие маргиналы, склонные отнять и поделить. Обладая лужеными глотками, они орали на каждом углу о невыносимых угнетениях, что были вынуждены терпеть все эти годы. Но теперь они – закон! Отнять получалось легко, а вот с дележкой иногда возникали сложности, что к середине ноября вызвало ряд кровавых склок в рядах восставших.
К тому времени центральная власть в столице уже приняла радикальные решения. Беспорядки было приказано подавить. К границам Читинской республики подоспел барон Меллер-Закомельский всего с двумя сотнями гвардейцев. Но настроен он был весьма решительно.
Воевать с регулярными, хорошо обученными войсками подавляющему большинству «угнетенных» и «лишенцев» показалось слишком опасным. Настолько, что даже и пытаться не стоило. Они начали разбегаться, таща с собой все, что могли загрести, опасаясь возмездия. Мятеж неожиданно быстро угасал.
Хоть какое-то сопротивление оказали лишь небольшие рабочие дружины под общим командованием Костюшко-Вылюжанича (бывшего офицера). Но это была уже агония. Их почти сразу смяли, а сам он погиб. Бабушкина арестовали при попытке скрыться, прочие сумели уйти.
Успеху барона способствовали почти три батальона добровольцев из воинских эшелонов и полторы сотни выздоравливающих из санитарных поездов, все эти «горячие» дни не пропускаемых «карбонариями» в отпуска к родным домам или на долечивание в центральные губернии [16].
Столь бурные события подошли к своему финалу уже после того, как флот Тихого океана снова оставил за кормой родные берега.
Глава 12
Обрыв единственной сухопутной ветки снабжения, естественно, оказал заметное влияние на подготовку к решающей схватке. Далеко не плодотворное. Однако вызванные этим трудности не смогли остановить уже раскрутившийся маховик событий. «Русский каток» лишь вздрогнул, но не замер.
К этому времени через немцев получили рапорт капитана второго ранга Пономарева о благополучном достижении им района ожидания на Северных Марианских островах. Отвлекающая акция на Окинаве прошла по плану. Но отмечалось неожиданно скорое появление противника. Причем в неприятно больших количествах.
Столь болезненная реакция подтверждала мнение об особой важности для противника именно юго-западного направления. Японцы по-прежнему дорожат коммуникациями между материком и метрополией, привлекая для их охраны значительные силы, что позволяло надеяться, что на востоке будет легче.
Рано утром 24 октября из бухты Новик вышли броненосцы береговой обороны «Адмирал Ушаков», «Генерал-адмирал Апраксин», бронепалубный крейсер «Светлана», броненосный крейсер «Дмитрий Донской» и эскадренный броненосец «Сисой Великий». К ним сразу присоединились плавмастерская «Ксения», пароходы «Ярославль III», «Тамбов», «Ораниенбаум», «Ревель», «Джина» и «Сестрорецк», вышедшие из Золотого Рога.
На борту пароходов размещались 3-й, 4-й, 5-й, 7-й и 9-й Восточно-Сибирские запасные батальоны, а также 12-й Восточно-Сибирский горный парк. Покинув залив Петра Великого, конвой отпустил тральный караван и миноноски эскорта и двинулся к заливу Америка. Там встретили пароходы «Нарва» и «Алантон», груженные боевым углем, доставленным с Сучанских копей и привезенным из Австралии, после чего караван двинулся к бухте Владимира. Достигли ее на рассвете следующего дня. Там поголовье подопечных заметно увеличилось. К эскортируемым судам добавилось сразу тринадцать больших пароходов с пехотными и артиллерийскими частями из состава 5-й и 44-й дивизий 9-го армейского корпуса и три угольных транспорта, уже довольно давно томившихся на отшибе.
Начальство принимало рапорты и проводило экспресс-инвентаризацию нового хозяйства, а механики учинили большой смотр механизмам. Главной целью было выявить все неисправности дома, до начала большого океанского плавания. Подошли к делу основательно, так что провозились с этим до самого вечера, так и не найдя серьезных изъянов, о чем и телеграфировали во Владивосток под благовест, созывающий прихожан на вечерню.
Два протяжных удара и разлившийся следом за ними равномерный рассыпчатый перезвон, далеко растекавшийся по туманной глади залива, стал для многих приятным сюрпризом. Никак не ожидали услышать такое в совсем еще недавно совершенно диких местах. Теперь же и сюда пришли люди. Обживаются, обустраиваются. Как быстро все меняется!
А с утра состоялся общий молебен. Старшие офицеры, и морские и сухопутные, съехали на берег и заполнили только что поставленную небольшую деревянную церковь. Утро было ясное. Солнце лучилось на свежеоструганных, ладно подогнанных бревнах сруба, деревянном же скромном, но аккуратном и ухоженном иконостасе, золоченых окладах икон. Запах смолья мешался с ладаном, и слова молитвы ложились на сердце, наполняя душу умиротворением.
В храме на берегу места для всех, естественно, не хватило. Но и на боевых кораблях и пароходах с первым ударом колокола со звонницы все уже стояли по команде «шапки долой». Судовые и полковые священники также окормляли свою паству, по мере сил и радения пытаясь исцелить тревогу и смятение духа в предстоящей разлуке с Родиной.
После службы шлюпки расходились по кораблям, провожаемые торжественным перезвоном. Много времени окончательные сборы не заняли. Получив последние инструкции и напутствия, немалый караван величаво и степенно двинулся в путь, отвечая пестротой сигнальных флагов на сигнал «Счастливого плавания», взвившийся на мачте сигнального поста мыса Орехова.
Осторожно вытянувшись в открытое море, сразу повернули к входу в пролив Цугару. Все транспорты, добранные из бухты Владимира, были трофейными. До недавнего времени они отстаивались в Амурском лимане в ожидании решения высшего призового суда. Никаких консервационных работ на них не производилось, обслуживания, естественно, тоже. А когда наконец вынесли положительное решение суда, тут же было решено привлечь их к предстоящему делу. Пришлось приводить все в должный порядок в авральном режиме.
В первую очередь, естественно, занялись котлами, машинами и приспособлением трюмов для перевозки людей и лошадей. О внешнем виде думать было некогда ни тогда, ни теперь. Поэтому сейчас восемь бывших японцев, два экс-англичанина, конфискованные голландец, норвежец и француз резко выделялись из общего строя грязными ржавыми разводами на бортах и надстройках. К тому же новые экипажи еще не успели освоить свои посудины в полной мере, что отнюдь не способствовало улучшению отношения к ним со стороны остальных попутчиков.
После нескольких опасных сближений, едва не закончившихся столкновениями, пришлось снизить общеэскадренную скорость. А когда не помогло, эту «чертову дюжину» перевели в хвост каравана, где за ними издали и с опаской присматривали «Ушаков» с «Донским».
Собрать из них хоть какое-то подобие строя в три шатающиеся кильватерные колонны оказалось делом непростым. Хотя все сигналы принимали и понимали быстро и правильно, исполнение приказов оставляло желать много лучшего. Закончили только после полудня, не по разу употребив все известные непечатные выражения. К тому времени иначе как «пьяным сбродом» их уже не называли.
Вскоре встретились с броненосцем «Наварин» и крейсером «Адмирал Нахимов» под флагом контр-адмирала Энквиста, отправленными навстречу из Цугару еще накануне вечером. Сразу началась возня с перестроениями. Пароходы расходились в два отдельных каравана. После обмена штабной корреспонденцией отряды разделились. Часть ушла в Хакотдате, а возглавляемый «Сисоем» большой конвой повернул к проливу Лаперуза.
Строй уже удавалось более-менее поддерживать. Из соображений максимальной скрытности и секретности сам пролив в восточном направлении форсировали ночью. Силами порта Корсаков обеспечивалась безопасность ночной навигации и подстраховка, на всякий случай. Что оказалось нелишним. Трофейный голландец выкинул фортель: едва миновав мыс Крильон, разразился морзянкой ратьера о потере хода. Его увели на буксире к маяку, а прочие продолжили движение и на рассвете встретили в Охотском море вспомогательные крейсера «Кубань» и «Рион», вернувшиеся уже из второго своего похода к берегам Камчатки.