Не тихий Тихий океан
* * *Пока развивались все эти события, отряд подранков, расставшись с остальными минными силами на исходе ночи атаки Хакотдате, сразу двинулся на запад. Солнце уже встало, но противоположный берег пролива тонул в тумане, ползшем вместе с течением из Японского моря. Хотя охрану от возможных атак разозленного противника обеспечивали все семь крейсеров Каваи и Мацумуры, до самого входа в пролив Таиродате держали расчеты у орудий и минных аппаратов, часть из которых удалось перезарядить.
Дальше крейсера ушли на запад, а миноносцы – на юг. Окончательно выдохшиеся № 39 и № 40 вели на буксире, остальные смогли добраться до Оминато своим ходом. После исправления повреждений миноносцы 11-го отряда вместе с вернувшимися через два дня вспомогательными крейсерами участвовали в поисках русских конвоев и нескольких ночных минных постановках. А когда и истребители завершили временный ремонт, вместе с ними совершили ночной переход в Сендай, а затем и в Йокосуку.
Больше всех пострадавший 5-й отряд задержался в Оминато. Покалеченные механизмы требовали основательного ремонта, без которого даже плавание в спокойных водах залива было делом рискованным, не говоря о выходе в пролив с его мощными течениями или об океанском переходе.
Эту пару предполагалось использовать для ночных вылазок к Хакотдате либо нападения на конвои, которые продолжали курсировать между русским побережьем и портами оккупированного Хоккайдо. Но к появлению в проливе большого каравана с войсками, случившемуся в двадцатых числах, не успели. В итоге основательно продырявленные «тридцать девятый» и «сороковой» так и проторчали в Оминато, исправляя боевые повреждения, до самого подписания мирного договора.
Глава 11
Вооруженные столкновения непосредственно в зоне боевых действий – это, так сказать, классика жанра. Однако японцы, сохраняя верность своим многовековым традициям ведения войны, вовсе не собирались ограничиться только этим. Окопавшийся в Стокгольме полковник Акаши действовал весьма активно и результативно.
Созданная им и его людьми агентурная сеть к осени 1905 года имела своих людей практически везде. В первой половине октября явно наметился резкий подъем революционного движения в глубинных районах России, вылившийся во Всероссийскую политическую стачку, инициируемую и финансируемую из-за границы. Коснулось это и Великого Сибирского пути. Больше всех «отличилась» Чита. Подобное развитие событий даже предположить было невозможно. Но, несмотря на всю невероятность, именно так все и случилось. При этом, что характерно, политика, по крайней мере в Чите, довольно скоро оказалась задвинута на второй план. По всем признакам это больше походило на тщательно спланированный акт саботажа или даже диверсию, имевшую вполне реальные шансы поставить под угрозу успешное завершение кампании на Тихом океане. Организовать и реализовать такое простым работягам было просто немыслимо.
Началось все 15 октября с забастовки рабочих читинских Главных железнодорожных мастерских и депо. К ним сразу присоединились железнодорожники Борзи, Верхнеудинска, Могзона, Оловянной, Слюдянки, Хилки и нескольких других станций, поддержанных телеграфистами. Совершенно проигнорировав тот факт, что их акция выпала на военное время, они объявили о прекращении работы и выдвинули ряд требований, в том числе и политических. Эта «группа товарищей» сумела завладеть значительной частью линии, полностью прервав связь с воюющими армией и флотом. Причем встали не только поезда, но и вся проводная связь. Ни из Владивостока, ни из Харбина в течение трех суток не могли связаться с Красноярском, а следовательно, и с Петербургом. Все депеши приходилось отправлять обходным путем через Пекин, что вызывало значительную задержку.
К 18-му числу до Владивостока докатились смутные слухи о создании какой-то Читинской республики, не подчиняющейся центральной власти. Это посчитали японской провокацией. Но уже к полудню ожившим телеграфом передали официальный меморандум этой самой «республики». В нем объявлялось о выходе из войны и прекращении движения всех воинских эшелонов через ее территорию вплоть до официального признания новоявленного государства высшей властью. Там же сообщалось, что аналогичные меморандумы отправили в Вашингтон и Лондон для признания легитимности временного правительства нового государственного образования.
Пока в Маньчжурии и во Владивостоке размышляли, верить этому бреду или нет, пока слали депеши кружными путями и ждали ответа на них, на железной дороге успела образоваться грандиозная пробка из многочисленных эшелонов, следовавших в обоих направлениях.
Тем временем из первых же телеграмм, пришедших из Читы следом за меморандумом, стало известно, что забастовка железнодорожников и телеграфистов была лишь самым первым шагом группы заговорщиков из числа либерально настроенной общественности. Спусковым крючком послужил распространенный через газеты Высочайший манифест о создании в России парламента в кратчайшие сроки после окончания боевых действий. Вызванные им брожения в умах не пресекались, так как сам военный губернатор Читы Холщевников этому не препятствовал.
Судя по всему, начавшееся он считал прелюдией к расширению политических свобод и решил примкнуть к заговорщикам, чтобы оказаться у самых истоков реформ. Помимо него активно выступили в поддержку «республики» и несколько командиров тыловых частей либеральных взглядов, еще летом организовавших «Союз офицеров», который и спланировал, и обеспечил молниеносный захват линий связи.
Как позже показало следствие, никакими моральными терзаниями они не маялись. Наоборот. Момент для выдвижения ультимативных требований казался им как нельзя более подходящим. Кто же станет торговаться в такой ситуации? Ну потянут власти с ответом неделю, максимум дней десять. В любом случае, имея контроль над единственной железной дорогой, препятствовать подвозу верных правительству войск не проблема даже и пару месяцев. А в том, что «заграница нам поможет», их твердо уверили весьма авторитетные господа с передовыми мировоззрениями из самой столицы.
Но четкая скоординированность действий проявилась не только в этом. Одновременно с началом стачки было совершено нападение на Акатуйскую каторжную тюрьму, расположенную более чем в шестистах верстах от Читы, откуда освободили пятнадцать осужденных по политическим статьям матросов с черноморского минзага «Прут», примкнувшего в свое время к мятежному «Потемкину». В самом же городе появились Курнатовский, Бабушкин и другие видные фигуры из рядов убежденных революционеров. Они и стали авторами меморандума, моментально распространив заранее отпечатанными листовками и через местные газеты воззвание к населению: поддержать новую власть, выступившую инициатором прекращения войны и немедленного начала мирных переговоров.
Главной целью акции обозначалось желание, чтобы солдаты и матросы скорее вернулись домой. Как выяснилось уже после подавления беспорядков, эти самые господа революционеры-социалисты во главе с неким господином Кузнецовым и оказались настоящими организаторами мятежа.
В первый же день забастовки была предпринята попытка захвата военных складов, при отражении которой погиб рабочий. Его похороны вылились в акцию протеста. А в ночь на 18 октября рабочие дружины захватили армейские склады в Чите, а также на станции Чита-1 и вагоны 3-го резервного батальона. Добычей нападавших стали более 6000 винтовок, несколько сотен револьверов, патроны и взрывчатка.
Кстати говоря, столь категоричные требования стали полной неожиданностью для Холщевникова и примкнувших к смутьянам офицеров. Однако их попытка урезонить радикалов окончилась полным провалом и арестом большей части либерального правительства уже на второй день стачки. Власть сменилась. Социалисты-революционеры быстро набирали силу.
Местное казачество, состоявшее в основном из крестьян-переселенцев, оказаченных совсем недавно, да еще и чуть ли не силой, опорой власти пока еще не являлось. К тому же подозрительно своевременно напечатанные неизвестно где и загодя распространенные по деревням большие тиражи новой газеты «Азиатская Русь» с разъяснениями, что со скорейшим прекращением войны, на которой наживаются только царские генералы, новых мобилизаций не будет, окончательно склонили их на сторону восставших. А когда сразу после ареста либерального правительства начались погромы, вообще пахнуло возможной наживой на халяву.