Не тихий Тихий океан
Когда удивленный Михаил попросил пояснить, откуда такие подробности, спокойно ответил: «Николай рассказывал». Потом хотел что-то добавить еще, но, словно вспомнив, тихо оборонил: «Ах да. Во Франции это он уже после. И похоронят его там же. В пятьдесят третьем, кажется». Потом снова впал в задумчивость, негромко и сбивчиво заговорив:
– Знаете, со мной теперь уже все кончено. Я точно знаю. И это не про здоровье. Поправлюсь, куда я денусь. Но не простят мне того, что наворотил. Такая вольница!.. Сколько казенного железа перепортили, денег извели «понапрасну»!
В это негромко оброненное «понапрасну» он вложил столько боли, обиды, еще чего-то непонятного. Даже замолк ненадолго. И снова с паузами.
– Многим я ноги оттоптал… А матросиков поголовно грамоте учить – вообще почти крамола. Но Николай считал, так лучше, и я с ним согласен. Для дела огромная польза… Лишь бы не забросили теперь это все на радостях. А то опять какой-нибудь вооруженный резерв выдумают. Но про то пусть у Иессена голова болит. Мы с ним о флотских делах говаривали. А вот армейское все вам тянуть. Больше некому. В Маньчжурии получилось, даст бог, и в остальном… Хотя бы основное… Чтоб, когда время придет, в каждой кабине радиостанция, в каждом танке. Чтоб не флажками или покачиванием крыльев команды отдавать. Чтоб как положено… И радиотехнику нашу развивать, да толковых изобретателей поддерживать, а где и проталкивать. Так, глядишь, и радар не у них, а у нас раньше сделают и в дело введут.
Потом задумался на минуту и продолжил, но еще более непонятно:
– Как там дальше будет? Николай, наверное, знает, но он ушел! Оставил меня! Его еще где-то ждут. Но я ни о чем не жалею и отвечу за все. А иначе был бы вообще ужас! Такой позор! Разгром!.. Флаг спустить! Немыслимо! Хорошо, что только я теперь знаю! Да и слава богу!.. А с Германией России больше по пути, чем с Англией. Хоть и тут ни в коем случае расслабляться нельзя. Шпионство у них в крови. В этом они далеко впереди всех. Чуть зевнем, все выведают и с носом оставят. Но вояки и работяги отменные и слову верны. У нас немцы служат еще с петровских времен. И как служат! А альбионцы не приживаются. Гниловаты потому что. По натуре своей гниловаты. Им бы все интриги плести, чтоб чужими руками. Понятие чести особое, удобное. Для них удобное.
На этих словах отвернулся к стене, закрыл глаза и замолчал на долгие две минуты. Михаил уже хотел уходить, решив, что собеседник заснул, но Зиновий Петрович остановил жестом руки. А потом, словно очнувшись, как ни в чем не бывало принялся расспрашивать о наступлении в Маньчжурии, и никаких «закидонов» больше не было.
Расставшись с ним, Михаил, усевшись в экипаж, перебирал в уме все непонятки, что услышал. «Радиостанция в каждой кабине?!» Какая связь между… Подходящего значения для этого новомодного англицизма, обозначавшего, если на французский манер, место для переодевания на пляже, а на английский – какую-то хибару, хижину, сочетавшегося с радио, так и не смог подобрать. А «в танке» – это еще хлеще. Какая связь между большой бочкой для хранения жидкостей и беспроводным телеграфом? «Сигнализировать флажками» – не ново и ясно откуда, но «покачиванием крыльев»?! Это-то как понимать вообще?! Еще «радар» какой-то, опять же в связи с радио?! А про разгром, позор и спущенный флаг?!
Так и не придя ни к каким заключениям, для себя решил, что это все от раны и вызванной ею болезни, вот мысли и путаются. А про Николая – он же постоянно молится Николаю Угоднику. Да и нам не грех. Не след о духовном забывать в мирской суете, хоть и военной! И приказал ехать в Кафедральный собор, где всего неделю назад снова выставили порт-артурскую икону «Торжество Пресвятой Богородицы», еще раз прибывшую из Маньчжурии.
Тогда это событие вызвало немалый ажиотаж. Многие верующие были убеждены, что именно заступничество Богородицы помогло одержать победу над сильным, хитрым и храбрым врагом на Сыпингайских позициях. Хоть образ так и не удалось переправить в Порт-Артур, что, по их мнению, и стало причиной падения этой мощной крепости, она, видя настойчивость истинных христиан, сделавших для этого все возможное, начала оказывать свое покровительство русскому воинству.
При иконе теперь неотступно находился Николай Николаевич Федоров, пятидесятилетний бывший делопроизводитель императорской охоты, добровольно вызвавшийся доставить ее в осажденную главную базу флота осенью прошлого года. Тогда он не успел буквально на несколько дней, как за полгода до этого всего на неделю опоздал адмирал Скрыдлов, из-за обрыва железнодорожного сообщения и начавшейся осады вынужденно увезший ее во Владивосток.
После неудачи своей миссии Николай Николаевич смог переправить ее в ставку главнокомандующего маньчжурскими армиями (чего это стоило отставному ротмистру лейб-гвардии Уланского полка – отдельная тема). Но там, после всех мытарств, икону приняли, по его словам, без соответствующих ее статусу почестей, поместив в походной церкви в Гун-Чжулине, где она находилась с января месяца, почти забытая всеми.
По сути, повторялось уже в который раз вопиющее небрежение высокого начальства к истинной вере многих сотен тысяч и даже миллионов православных христиан. Сначала адмирал Верховцев, получив только что освященный лик, вместо немедленной отправки его на Дальний Восток принялся важно «раздувать щеки». Первым делом заказал для себя список, а пока его писали, устроил форменные смотрины в своем доме. Потом все же выставил икону на всеобщее обозрение в Казанском соборе.
На вежливое напоминание Иоанна Кронштадтского, что ей место не в столицах, а в Порт-Артуре, отмахнулся, что неделя-другая ничего не решают. Меж тем Священный синод заваливали письмами с вопросами: «Где икона? Когда ее доставят на место?» И жертвовали на это богоугодное дело свои копеечки.
А «парад» пренебрежения и высокородной спеси продолжался. Адмирал Скрыдлов, приняв «эстафету», также не спешил к воюющему флоту, которым был назначен командовать. Наконец, двинувшись с иконой из Петербурга, уехал в Севастополь, где еще несколько дней улаживал свои дела. В итоге именно на эту неделю и просрочил. А привезя ее во Владивосток, томил в своем багаже, судя по всему, просто забыв в навалившихся деловых хлопотах. Он выставил икону в Кафедральном храме по многочисленным возмущенным требованиям прихожан только спустя полтора месяца.
Что удивительно, даже Священный синод молчал! Хотя верующие роптали все громче. И при этом никаких попыток отправки иконы на место на высшем уровне не предпринималось. Исключительно добровольцы да на чем попало. Либо старый слабосильный пароход, едва выжимавший восемь узлов, дважды пытавшийся провезти один из списков образа сквозь японскую блокаду. Естественно, неудачно. Либо неведомо как забредший во Владивосток норвежский «Эрик» (с командой то ли из индусов, то ли из малайцев и шкипером, по документам, английским подданным), шедший в Шанхай, на котором и добирался Федоров. А дальше на «перекладных» китайских джонках.
Последовавшая в марте смена командующего мало что изменила. И только с приездом генерала Штакельберга, сменившего «уставшего» Линевича, о ней вспомнили. Главный священник армии протоиерей Сергий Голубев провел торжественное богослужение и все прочие подобающие обряды. Потом из Ставки ее отправили в войска, и в процессе подготовки к наступлению она кочевала по всем трем армиям, где также беспрестанно проводили службы и торжественные молебны. Все это оказывало явно положительное влияние на моральный дух войск.
Но, поскольку ее место, согласно предначертанию, именно Порт-Артур, куда и надлежит доставить святой лик, дабы язычество не одержало верх над православием, по настоянию епископа Евсевия решено было вернуть икону во Владивосток. А оттуда морским путем, немедленно после одоления супостата, препроводить по месту назначения. Да и, учитывая назревающее решающее сражение, ее помощь сейчас требовалась именно морякам [23].