Бывших не бывает
– Слушаю, дядька Аристарх!
– Перво-наперво ты, десятник, пробежишь по семьям обозников и присмотришь парней, годных в обучение, кого к вам с Лукой, а кого к Михайле. Кого куда – сам решишь. Поговоришь с отцами, скажешь, что справу и коня за счёт сотни или Младшей стражи. Не даром, само собой. Тех, кого в сотню – будут четверть добычи в сотенную казну вносить, пока не расплатятся, а тех, кого к Михайле – у него узнаешь, что запросит.
– Он тоже четверть берёт, – кивнул Егор. – Только, дядька Аристарх, я ещё хотел себе в ладейную рать тоже…
– Туда тоже можно! Растёшь, десятник!
– Аристарх, а как нам это против Бурея поможет?
– Тех отцов, чьи дети в воинские ученики пойдут, тоже на сход поставим, – староста ухмыльнулся. – В чью они дуду дуть будут, сам догадался или объяснить?
– Не надо. Видел я, как они Илье в рот смотрят, чуть не за чудотворца держат – из грязи в князи взлетел. И сами, если не себе, так детям того же хотят, а если мы им такую возможность дадим…
– Верно мыслишь, едрён дрищ! Но это только первое. Давай спроси, что второе.
– И что?
– А второе – те, кто не ратники и ратниками не были, у тех голос только в делах хозяйственных, но не в воинских. А что делом воинским считать, то решать Корнею. Ну и мне иногда.
– Понятно… – протянул десятник. – Лихо ты, дядька Аристарх, Бурею гирю к яйцам привесил…
– Во-во, – кивнул Аристарх. – Чтобы высоко не взлетел. Почёт у него будет, кланяться станут, а сделать ни шиша не сможет. Как бы не меньше, чем теперь.
– Так ведь Фома с присными завоет.
– Ну и хрен с ним, едрён дрищ! – староста недобро улыбнулся. – Пусть хоть воют, хоть поросём визжат, хоть белугой ревут – не их сила. Их Бурей за то, что ему кланяться станут, сам порешит и хорошо если не сожрёт, стоит им только рыпнуться. Нам и делать ничего не надо будет. А с Буреем договоримся. Он хоть и зверь зверем, но ума редкого, едрён дрищ! И буром никогда не попрёт, если в победе не уверен. А вот эту уверенность мы ему обломаем, как рога бодливой корове. Часть обозников из-под него выдернем, дружка его лепшего – Сучка – с его мастерами тоже на сход поставим, чай, кровь за Ратное лили; Михайлу как княжьего сотника; Андрюху Немого как княжьего десятника; поручиков, как только Корней их оженит – княжьи гриди, не хрен собачий. Много народу, и все если не наши, то делу нашему не враги.
Староста помолчал немного, будто о чём-то вспоминая, и продолжил:
– И это ещё не всё – за Никифором следи во все глаза. Не дай того светлые боги, снюхается с Буреем – будем хлебать дерьмо полной ложкой!
– Это почему, дядька Аристарх?
– А потому, что Фома и прочие наши, кто ремесличать и торговать намылился, без того, кто у них товар купит, никто и звать никак. И все они теперь под Буреем, хотя сами того не знают ещё. И если стакнутся мимо Корнея, а значит, и мимо нас, то, считай, никакой удавки у нас на них больше нету. Да и сам Никифор та ещё срань… Мотай на ус, десятник, раз в бояре захотел. Это потруднее будет, чем воевать.
– Захотел, дядька Аристарх. Спасибо тебе за науку!
– Не на чем, Егор, – Аристарх по-доброму улыбнулся. – Меня тоже учили. Долго.
В горнице повисла пауза. Егор думал, а староста не торопил, давая десятнику переварить свалившуюся на него информацию. Наконец Егор кивнул каким-то своим мыслям, выпрямился и произнёс:
– Про попа рассказывать?
– И в подробностях. Надо же знать, на кой хрен нам этого греческого воеводу подсунули и зачем.
– Непростой то поп…
– Да я и сам догадался, – хмыкнул Аристарх. – Только в чём его непростота-то?
– Ну, начать с того, что видел я его в Турове с епископским ближником Феофаном, а Феофан тот ведает у епископа делами тайными. Так боярин Фёдор сказывал, да и по самому Феофану видно, если знать, как смотреть. Затем с другим епископским ближником наш поп вась-вась – с Илларионом. И не просто вась-вась, а служили они когда-то вместе царю греческому. Про того Иллариона этого уже сам Корней кой-чего сказывал и боярин Фёдор…
– Откуда знаешь, что вместе служили? – перебил Егора Аристарх.
– Да подпоил кой-кого, – усмехнулся десятник. – Илларион из бояр греческих, и оттого слуг хоть и бережётся, но не замечает. Вот и разболтал один служка, что Илларион Меркурия нашего братом-ратником зовёт и сечи поминает, где они вместе рубились…
– Не было печали, едрён дрищ!
– А ещё другой служка разболтал, что ездили Илларион с Меркурием в женский монастырь к игуменье Варваре – вдове великого князя Святополка, и были там приняты ласково.
– Откуда знаешь, что ласково?
– Так служка тот монашку одну трёт, а игуменья не боярыня, а вовсе великая княгиня, и слуг тоже не замечает, особливо когда Иларион её саму… – Егор ухмыльнулся.
– О чём говорили, знаешь?
– Чего нет, того нет, – развёл руками Егор.
– Ладно, и того что знаешь, уже выше крыши, – буркнул Аристарх. – Дальше давай.
– А дальше, мыслю я, волки пастыря нашего в лесу задрать никак не могут. Вот не могут – и всё! Да он и сам об этом прямо говорил, когда в Михайловск ехали. И за сараями такого учить – он сам кого хошь поучит. А ещё получается, что на Пороги мы не то что пойдём, а вперёд коней своих побежим: и князья, и толстосумы туровские, и церковь в том заодно. Об этом он нам с Серафимом тоже поведал. Говорил, что его сюда послали с латинянами бороться, а чего от латинян ждать, мол, мы сами летом видели. И пришли те латиняне из тех самых земель, куда нас теперь засовывают. Оттого, мол, нужны мы: и сотня, и Младшая стража, ему самому, да не просто, а в мире и согласии живущими и воевать способными. Хочет он дело своё сделать и отомстить – семью у него латиняне убили. Мож, в чём и врал, но мирить сотню с Михайлой на полном серьёзе мирил – Бурея вместе со мной обрабатывал, будто платил я ему за это. И ведь обработал – Бурей его, может, и не всегда слушает, но всегда слышит – случай с Роськой то показал. Много кого Бурей у нас слышит?
– Едрён дрищ! – Аристарх постарался привстать, не смог, упал обратно на подушки, загнул уж совсем непотребно, немного отдышался и заговорил: – А с Михайлой как?
– И Михайла его слышит, – кивнул Егор. – С того самого случая на привале, когда Михайла бунтовать решил и мне о том поведал. Благословил он нас тогда на достойное дело. Как только догадался? Подслушать точно не мог. Никто не мог.
– Со всех сторон прикрылся, ворон чёрный! – сказал Аристарх, как плюнул.
– Угу, – кивнул Егор. – И Корней его слышит, и Лука. В бане давеча он себя заметить заставил – всех проняло, хоть вроде ничего из того, что попу говорить не положено, и не сказал, кроме того, что с сотней нашей на Дунае ратился и друга своего там похоронил. Так что, мол, знает, кто мы такие, и хочет, чтобы мы знали, кто он. И что он нам не враг. А ещё он про нас уже много понял – Бурею сказал, чтобы он боялся, что Михайла на виру холопью согласится – он тогда со временем серебро то в задницу и Фоме, и Бурею затолкает. А потом опять сказал, что ему выгодно, чтобы мир между нами был. Врал, думаешь?
– Может, и не врал. Пока… – Аристарх задумался и вдруг спросил: – А Кузнечик с ним как?
– Да никак! Не видал он его.
– Хоть от этого светлые боги уберегли! Или Христос – кто их богов разберёт?!
Егор приподнял бровь – староста хоть и потворник Перуна, на всех богов не очень-то по жизни надеялся. Считал, что богам в людские дрязги влезать не интересно и надо самостоятельно седалищем шевелить, о чём неоднократно Егору и говорил.
– Ты бровью не дёргай, – Аристарх заметил Егорову гримасу. – Считай, первый раз нам за сегодня свезло – не пронюхал наш грек про Заболотье.
– Пронюхал, – без радости в голосе доложил Егор. – Он попа заболотного, что Сюха под кустом нашёл, к себе в дом забрал. И если отче за ночь этого Моисея заболотного до самой задницы не вывернул, то я сапоги свои сожру без соли. Прости, но не укрыть заболотных от попа было – так блажили. Корней и распорядился.