Бывших не бывает
– Эх, Кирюха, Кирюха, – Аристарх покачал головой. – Ну да сделанного не воротишь! Или Медведю того надо было? Недаром же он попа на Ратное вывел – не мог не понимать, что поп первым делом к другому попу побежит!
– Может, не знал, что поп к нам приехал?
– Это вряд ли… – Аристарх задумался. – Значит так, Егор, – влипли мы с тобой как кур в ощип. Похоже, что поп наш в наши игры не хуже нас играть умеет, а то и лучше. Знает он только про нас мало, и это нам на руку. Не было печали – ещё одна сила в Ратном появилась, и сила немалая. Теперь первое дело узнать, чего эта сила хочет, чего ей надобно? Тем и займёмся. Надо его раскрыться заставить, зашевелиться. И потому на сход теперь попа будем звать! И не спорь! Корнея уламывать вместе будем!
– Понятно…
– Пока наш поп себя не покажет, мы ничего сделать не можем. Надо дать ему себя показать. А чтобы ему служба мёдом не казалась, баб на него напустим, – в глазах Аристарха плеснуло горе. – Жаль, Беляны моей нет теперь… Придётся самим…
– А баб-то зачем?
– Чтоб ум за разум ему заплести, – недобро ухмыльнулся староста. – Он не дурак: знает, что баба в умелых руках сила страшная. А ещё знает, что бабы такое замечают, что ни одному мужу не заметить, и от того слушать их будет ой как внимательно. Ему про нас знать надо, и чем больше, тем лучше. Вот только не знает он, кого из баб наших слушать надо обоими ушами, кого одним, кого вполуха, а кого вовсе не надо. И самое главное, не знает какую когда. Так что пусть бабы на него все свои дрязги, сплетни и всё, что они про нас и дела наши вообразили и напридумывали, разом и вывалят. Фаддея к этому делу привлеки – пусть свою Чумиху накрутит, а уж она остальных баб сама взнуздает, что любо-дорого. Вот тут-то наш поп и задёргается, а мы на это посмотрим… Как они там говорят, во многие мудрости многие печали? Вот мы ему мудрости с печалями и обеспечим!
– Аристарх, как думаешь, врал поп про сотню? – Егор понимал, что вопрос звучит по-детски, но ничего с собой поделать не мог.
– Про то, что мы ему сейчас нужны сильными, едиными и воевать способными, скорее всего, не врал, – отозвался Аристарх после некоторого раздумья. – Но вот что он дальше с нами делать намерен? Вот это нам с тобой, Егор, и предстоит выяснить. Глаз с попа не спускай!
– Слушаюсь! – Егор всё же вскочил с лавки и вытянулся.
– Понабрался от Миньки, едрён дрищ! – буркнул Аристарх. – Иди, мне подумать спокойно надо.
Глава 4
Декабрь 1125 г. Село Ратное, Михайлов Городок, Нинеина весь
Едва добравшись до дома, отец Меркурий первым делом возблагодарил Господа за то, что день клонится к вечеру и сегодня можно и не служить – поездка отняла все силы. Уж больно много пищи для размышлений свалилось на отставного хилиарха в Михайловом Городке и по дороге туда и обратно. Всё это следовало крепко обдумать, но не вышло – едва священник сел за стол и вооружился вощёной табличкой и стилом, чтобы делать заметки, как поймал себя на том, что видит на столе три или четыре свечи. Хотя точно знал – свеча одна.
«Макарий, тебе не кажется, что это уже перебор? Ладно когда в глазах двоится, но когда четверится, причём на трезвую голову, это уже никуда не годится»!
Священник помотал головой, яростно протёр кулаками глаза и тут же зевнул, да так, что чуть не вывихнул челюсть.
«Не спать! Терпеть!»
Новый зевок чуть не разорвал отцу Меркурию рот.
«Малака! Некогда спать! Думать надо!
Высадив меня, Бурей и Егор отправились к Бурею. О чём они там говорили, в общих чертах понятно, но хотелось бы знать точно. Потом Бурей лёг спать, а Егор наверняка пошёл к Аристарху. Нет, наверное, тоже лёг спать, а утром…»
Священник опять с риском для здоровья зевнул.
«Дерьмо! Да что же это такое?! Похоже, старость, Макарий – пятый десяток за половину перевалил… Раньше по трое суток без сна – и хоть бы что… Эх, где ты, молодость?»
Отставной хилиарх рассеянно начертил на табличке не то сердце, не то задницу.
«Нет, не выходит ничего! Завтра! Утро вечера хоть и не мудренее, но на свежую голову легче думается. Надо только собраться и задать себе вопросы. Это полезно. На поставленные перед сном вопросы часто приходят ответы во сне, да…»
– А-а-а-м, – снова разорвал себе рот зеванием, да так, что в запечье замолк изумлённый сверчок.
«Итак, Егор расскажет Бурею много интересного, и Бурей сделает выводы. Или уже сделал, но хочет убедиться. Потом наш Циклоп с кем-то поговорит и что-то кому-то скажет, отчего может случиться всякое. Даже один или несколько трупов.
Потом Егор доложит Аристарху. Почему Аристарху? Потому что я чую задницей – именно староста заведует здешней тайной службой. Я эту чуткость развил на службе и отточил до совершенства в монастыре. А вот некоторые из моих товарищей не сумели. И исчезли, упокой их, Господи.
Кстати, то, что тут есть тайная служба, само по себе удивительно. В наших акритских селениях бывали иной раз и ищейки друнгария виглы, и лазутчики командующих провинциальными войсками, но вот чтобы тайную службу создали сами порубежники, я что-то не слыхал. Ладно, об этом позже.
Безумно интересно, о чём поговорят или сейчас говорят Георгий и Аристарх, но об этом я узнаю, только если они сами захотят мне рассказать. Однако попытаться догадаться определённо стоит. Первое, что приходит на ум, это Михаил и изменение внутренних раскладов в Ратном.
А чтобы начать фиксировать эти расклады, они поговорят ещё с кем-то. И Бурей поговорит. А потом… Потом вполне может появиться некто, желающий поговорить со мной, обо мне и о том, что я видел в крепости моего поднадзорного, то есть сотника Михаила. Теперь без всякой усмешки сотника. И сотников в Ратном теперь два, что чревато… А значит, один из сотников должен либо вознестись вверх, либо пасть вниз, либо лечь в землю. Но об этом я подумаю завтра!»
* * *Завтра подумать не вышло. Местное женское население внезапно воспылало желанием кто исповедаться, кто спросить пастырского совета, а кто и всё сразу. Через несколько часов отставной хилиарх держался из последних сил. Нет, изложенье священных и не очень бабьих войн, тайных мыслей, фантазий, грехов и грешков, а также грешков, грехов и грешищ соперниц, истории многолетней вражды, беспощадной мести, сложнейшего кружева родственных связей и изобретательнейших сплетен давало обильнейшую пищу для пытливого ума священника, но не в таких же количествах, Господи!
Спасла отца Меркурия от неминуемого умопомешательства супруга заболотного священника матушка Домна. Просочившись в церковь, она как-то мягко и ненавязчиво, постоянно ласково улыбаясь и ещё ласковее приговаривая, пробралась к самому священнику и с поклоном произнесла:
– Пожалуй к трапезе, отче! Обед простынет!
Бабы посмотрели на пришлую неласково, но возразить не посмели – мужика надо кормить – это святое, поп он там или не поп. Так что ещё раз одарив неласковыми взглядами супругу заболотного священника, прихожанки начали расходиться.
«Правду говорят – мастерство не пропьёшь! Да уж, женатому на приходе легче…»
Отставной хилиарх со стоном сел на лавку и снял епитрахиль.
– Замучили тебя бабы, отче? – с улыбкой обратилась к священнику женщина, когда последние посетительницы покинули церковь.
– И не говори, сестра, – кивнул головой священник. – Едва разума не лишился. Спасибо тебе!
– Это я тебя благодарить должна! – Домна вдруг рухнула на колени. – Спаси тебя Бог! За мужа! Надежду ты ему дал на прощение!
– Он тебе рассказал?!
– Нет, отче! Во сне говорил, я слышала! А сам он ни-ни! Но мы с ним столь годов вместе – поняла я! Спаси тебя Бог! – Жена заболотного священника попыталась обнять колени отца Меркурия.
Отставной хилиарх не на шутку смутился. Если ему и обнимали колени женщины, то случалось это в молодости, да и цели тех обнимавших были далеки от благочестия.