Жена колдуна — сама ведьма
Она усмехнулась и пропела нежным голоском:
— Чтобы Церковник и Ведьма сходились, никогда не видела. Бабы местные ждут, когда ты рядом с ним в жабу превратишься или хотя бы в кошку черную.
Я засмеялась, понимая, что местный люд не переубедить ни в чем. Хорошо, что меня в образе жабы не искали, а то бы в болоте потонули.
— Вот, укрась голову свою, — Вета протянула мне цветы и улыбнулась. — Чтобы муж твою красу видел.
Бутоны в короткие волосы не шли. Поэтому Вета мне быстро венок сплела.
— На счастье семейное и на удачу в начинании, — прошептала она и возложила веночек на мою голову. — Скучать буду по тебе, — она улыбнулась мне. — Уезжай и больше не горюй, — тепло обняла меня девушка. — Ну, все, а то жених горемычный, невесты недождется.
Шла я на свадебку собственную. Слышала, как во дворе люд честной развлекался и пел. А возле меня сразу вторая жена старосты появилась, будто пес злобный на дверь поглядывала и меня собой прикрывала. Попробуй подойди.
Во дворе послышалось громогласное:
...Все-то бояре на двор въехали.Молодые-то на крыльцо взошли,Со крыльца-то в нову горенку!...
Значит жених уже там. Надо хоть во второй раз с мужем ужиться.
Обряда выкупа быть не должно, потому что старосте уже все отдали.
...Продал брат сестрицуЗа рубль, за полтину,За золоту гривну,Продал, променял,Черные черочки подвязал!...
Вот эта прибаутка подтверждает, то что меня продали жениху и место рядом со мной он выкупил. Осталось немного совсем и я стану женой Радима.
В терем не стучали, двери отворил сам староста в цветной вышитой рубахе. Он с улыбкой на лице вошел и осыпал меня зерном. За ним зашел жених в алой рубахе. Волосы свои он лентой подвязал, а бороду свою в косу сплел, открыв немного лицо.
Не такой он старый, как я себе представляла. Эта борода его портит.
В полном молчании староста кивнул своей жене и та вытащила из-за пазухи ленту алую.
...Ягода с ягодой сокатилась.
Ягода с ягодой целовалась,
Ягода с ягодой обнималась!...
Складировали мои старшии пока староста повязывал ленту на руку жениха, а его жена на мою руку. Они нас и на крыльцо вывели, где на перилах лежали три пары ножниц. Только некоторые из них острые и смогут ленту алую перерезать и я уже знаю что староста их все заточил, чтобы меня точно замуж выдать.
До калитки коли дойду пока жених не освободится, смогу со своей стороны перерезать и к краю деревни убежать — это означает, что невесту силой отдают и свадьбы не будет. А если жених успеет освободиться до того как невеста калитки коснется, то он должен будет ее обратно в дом проводить — женой и хозяйкой для себя сделать.
Подала мужу ножницы, себе не взяла. И пошла к воротам своим, пока Радим с лентами мучается. Гости запели заунывную, будто я уже сбежала и свадьбу расстроила:
...Отставала лебедушка,Да отставала лебедь белаяПрочь от стада лебединого,Приставала лебедушка,Да приставала лебедь белаяКо стаду ко серым гусям...
Не дошла я до своей калитки. Радим освободился и вышел вперед меня. Увидев его спину я поняла, что опять ЗАмужем. Теперь он меня в дом заведет и пир начнется. Мужчина не повел меня, а на руки подхватил.
Я не ожидала такого и охнула, а мужчина лукаво улыбнулся и понес, мне оставалось только держаться за его шею и краснеть так чтобы никто не видел.
А толпа весело припевала:
...Ты и скуй нам,
Радим, свадебку! —
Чтобы крепко-накрепко,
Чтобы вечно-навечно,
Чтобы солнцем не рассушивало,
Чтобы дождем не размачивало,
Чтобы ветром не раскидывало,
Чтобы люди не рассказывали!...
На крыльцо взлетел, порогу поклонился и меня в дом занес где уже старшая женщина нас зерном обсыпала и рядом на лавку посадила.
Остался последний обряд. Самый волнительный. Скрытый от всех гостей, но проверенный самой старшей женщиной рода — женой старосты в моем случае.
— Целуйтесь, дети мои, — повелительно сообщила она.
Я замерла деревянным идолом на той скамейке. Представила, что сейчас меня слюнями обмажут.
Защекотала борода столяра мой нос, вдохнула я его запах, разделила один вдох на двоих и глаза открыла, когда губы его аккуратно к моим прикоснулись.
— Мало этого, не люба она тебе, — послышалось рядом причитание.
А губы мужские и не думали отрываться, просто мне время дали расслабиться и когда я спокойно задышала, получила поцелуй крепкий, горячий, глубокий. Жаром он по моему телу прошел, в душе что-то всколыхнул и блеском в моих глазах отразился.
— Сладко! — одобрила женщина нашу близость и пошла на крыльцо, чтобы радостную новость сообщить и свое благославление молодым дать.
...Не гром гремит во тереме,Не верба в поле шатается,Ко сырой земле приклоняетсяМилое чадо благословляетсяКо мужнему крыльцу ехати!...
А я сидела рядом с мужем, к рубахе его ненарочно прислонялась и смотрела куда угодно, но не на Радима. Совестно мне стало за свой жар в теле, да дрожь в коленях. Мне казалось, что что-то неправильное сейчас произошло, запрещенное.
— Пошли, — потянул меня муж на улицу где гости уже корильную запели.
А в нашем во мху...— Все тетерева — глушаки,А наши сваты—Все дураки:Влезли в хату,— Печке кланяются.На печке сидитСерый кот с хвостом,А сваты думали,Что это поп с крестом.Они котику поклонилися,К серому хвостику приложилися...
Мы в церкви потом свадебку справим, но народ об этом решил напомнить.
Вышли мы на крыльцо, рядом остановились, гостям поклонились. Нас за стол усадили, воды и морса в крынки налили. Полились песни, как напитки застольные сладкие, да кислые.
Мне на голову надели повойник, которую мой муж с собой привез. Бусинки от него по бокам легли, полностью мои волосы скрывая. А бабы все удивлялись, как же мне кокошник придумать, чтобы я и сестрой колдуна осталась и не спутали меня с обычными сельчанами. Радим уже сам все решил.
Марьяна с Ульяной сидела и "лялякала" песни застольные. Дочь была счастлива и не замечала отсутствие матери. Оказывается, это я за нее цеплялась, как за последнюю былиночку. Боялась отпустить и сгинуть в думах своих невеселых. А теперь вот как все произошло — свадьба, муж и дорога в новый дом.
— На счастье, — тихо шепнула я на воду в своей кружке и выпила.
8Вот и вечер. Я начала замерзать и прижалась к мужу. Тот если и заметил то сделал вид что так и надо. Нельзя такие вещи выносить на людское внимание, судить и рядить долго будут.
— Замерзла, доченька, замерзла, яхонтовая? — очнулась жена старосты. — Одиночество совсем заморозило сердце девичье. Ничего, муж согреет!