Cirque de la Lune (ЛП)

— Грубо спрашивать людей, сколько у них денег, — она повернулась к Фрэнку. — На этот вопрос не нужно отвечать. Мы знаем, что такое осуждение за то, на что ты не можешь повлиять. Мы не будем ставить тебя в такое положение.
Букер фыркнул.
— У нас немного иначе, да? Мы тут, потому что никто не хочет на нас смотреть. Фрэнк довольно красивы даже с синяками на лице. Еще и с деньгами? Давайте не будем сравнивать его с нами?
Разговор стал мрачным, а Фрэнк этого не хотел. Он думал, что просто поужинает с ними, а не будет спорить, было ли ему тут место.
Фрэнк кашлянул.
— Не честно сравнивать нас. Уверен, с вами обходились хуже, чем со мной, и так всегда будет. Но я могу сказать, что это место первым за долгое время ощущается как дом. Хоть я и родился с серебряной ложкой, я рад проводить время тут. Я не могу достаточно отблагодарить вас за доброту. Вы не обязаны были спасать меня, быть добрыми или кормить меня. Но вы сделали это, и это сильнее всего показывает, какие вы.
Они потрясенно смотрели на него в тишине. Мальчик с пухлыми щеками и шрамами на шее — вроде Даниэль — уронил вилку, и та зазвенела об тарелку перед ним.
Щеки Фрэнка пылали. Боже, почему они так смотрели? Он сказал что-то глупое? Пытаясь сохранить лицо, он поднял бокал.
— За тех, кто живет другой жизнью. Многие люди видят вас другими. Это делает вас уникальными и чудесными.
Почему они не двигались? Ох, так он уползет в свою комнатку и будет надеяться, что с ним заговорят завтра.
Эвелин пошевелилась первой. Она медленно потянулась к своему бокалу, подняла его. Она посмотрела на него, и впервые с их встречи она улыбнулась, поймав его взгляд.
— За фриков.
Он никогда не думал, что женщина могла поджечь его взглядом, но так было. Эта улыбка была важнее поцелуя, ласки и всего, что могла сделать женщина в постели, потому что та улыбка была от нее. Это был подарок, который он не хотел тратить.
Фрэнк повторил ее слова:
— За фриков.
А потом все радостно завопили, шатер затрясся. Некоторые топали ногами по сцене, подбрасывали еду в воздух.
Ужин был самым хаотичным и странным событием, которое он посещал, и ему нравился каждый миг. Тост прогнал напряжение, которое испытывали циркачи при нем. Они вдруг стали вести себя так, будто он был своим.
Даниэль, мальчик со шрамами, балансировал утварь на кончиках пальцев. От его выходок смеялись, и это толкало его на смелые поступки.
Том Палец забрался на стол и топал, пытаясь отвлечь мальчика. Вместо этого Даниэль встал, стал ходить по столу, глядя на серебряную утварь на его пальцах большими глазами.
Их поведение становилось все более странным, пока тянулась ночь. Фрэнка поражали их способности. Некоторые могли сжиматься, становясь вдвое меньше. Другие пели так, что могли сравниться с ангелами. Он такого еще не видел и вряд ли увидит.
Он смеялся с ними. Хлопал, когда они выполняли странные трюки, от которых его желудок сжимался, а сердце колотилось. Эвелин всю ночь оставалась рядом с ним.
Она не улыбалась, хоть он и надеялся. Но пару раз ее губы вздрагивали, и это было милее всего для него.
Женщины, которых он знал до этого, быстро улыбались. Они думали, что мир хотел этого от них, и они были правы. Но они свободно раздавали свои дары, и он понял, что стал считать женщин всегда счастливыми, потому что они улыбались для него.
Чем он думал до того, как попал сюда? Что за подобие на жизнь у него было, что он считал женщин счастливыми?
Женщина рядом с ним не была такой. В ней была глубина, мир, который он хотел познать. Она не улыбалась с ложными эмоциями. Ему придется работать ради каждой улыбки, добиваться днями смеха, и он хотел делать это снова и снова.
Посреди вечера он посмотрел на Букера. Тот отодвинул тарелки и закинул ноги на стол. Отклонился и смотрел на купол шатра, выпуская круги дыма в воздух.
На миг Фрэнк подумал, что змея на шее Букера двигалась. Не сильно, лишь дрогнула, но это могло быть от того, что он сглотнул.
Наверное, так и было. Татуировки не могли двигаться. Он выпил достаточно, чтобы ему такое мерещилось, так что ему пора было отдыхать, пока он не сделал то, о чем пожалеет.
 
Все тут было больше, чем в жизни. Их движения были преувеличенными. Их слова были загадочными. Но он не думал о них хуже. Это была лучшая ночь за долгое время.
А потом со стороны входа донесся грохот, и вошли двое незнакомцев.
Один был в красной рубашке, смутно знакомый Фрэнку по представлению, он дико размахивал перед собой бутылкой виски.
— Эвелин! — закричал он. — Опаздываешь. За что я тебе плачу, женщина?
Умиротворение пропало с ее лица, и она побелела, как снег.
— Инспектор манежа, простите. Я забыла о времени.
Другой мужчина, слишком милый, по мнению Фрэнка, потер ладонью грудь.
— Надеюсь, ты понимаешь, что я не смогу заплатить все, Честер. Не такое поведение мне обещали.
Фрэнк прокрутил слова в голове. Обещанное поведение. Он был прав о другой работе Эвелин, и от этого он разозлился сильнее.
Этого она хотела? Ей нравилось быть чьей-то леди на ночь? Если да, ему придется найти в себе силы отпустить ее.
Он взглянул на ее испуганное лицо и узнал ответ. Она ненавидела это. Он видел это у реки, когда она не захотела, чтобы тепло от его кожи в пиджаке задевало ее. И он видел теперь, что тени вернулись в ее глаза. Она прижала дрожащие ладони к краю стула, оттолкнулась и встала.
Фрэнк огляделся, никто из циркачей не двигался. Они глядели на стол, друг на друга, куда угодно, но не на мужчину в красном и другого, который пришел сюда только за одним.
Все отводили взгляды, кроме Букера, глядящего на Фрэнка. Он был с красным лицом, злой, посылал Фрэнку понятное сообщение взглядом. Он должен был помочь ей. Освободить ее от такого глупого будущего.
Но как?
План появился в его голове без вопросов и мыслей о последствиях. Он прижал ладонь поверх ее ладони, заставляя остаться на месте, а потом встал.
— Боюсь, у нас ужин, сэр, — заявил он. — Я не успел представиться. Фрэнк Фейрвелл.
Пьяница моргнул.
— Что?
— Фрэнк Фейрвелл. Думаю, вы слышали о моем отце.
Вот. Миг узнавания, интерес мелькнул в его взгляде. Конечно, он знал Фейрвеллов. Все тут знали. И любой стал бы говорить иначе, если хотел получить от него деньги.
Инспектор манежа убрал бутылку виски за спину.
— Рад видеть вас тут, сэр. Я не знал, что вы в гостях у моих… работников.
— Это не так. Я вскоре расскажу вам историю за выпивкой. За мой счет, конечно. Но я попрошу вас уйти со своим другом. Может, в другую ночь мы пригласим вас к столу.
— Я бы рад уйти, мистер Фейрвелл, — инспектор манежа указал на Эвелин. — Но мне нужно забрать ее.
— Боюсь, не получится.
Другой мужчина шагнул вперед, и Фрэнк узнал его. Они были вместе на званом ужине когда-то давно. Он был богатым ребенком, который всегда получал, что хотел. Хуже, он грубо играл со своими игрушками. Многие женщины говорили о нем, о том, что он делал с ними ночью, когда они этого не хотели.
Он не собирался пускать Эвелин к нему.
Идиот все еще открывал рот.
— Я заплатил хорошо, чтобы получить эту женщину для званого ужина со мной. Мои друзья хотели увидеть ее лично, и мы насладимся каждой секундой. В сторону, Фейрвелл.
Фрэнк не слушал мужчину. Он не собирался болтать с мальчишкой, который вытаскивал деньги, когда случалось что-то плохое. Он направил вопрос пьянице:
— Сколько он заплатил?
Нежная ладонь коснулась его бока. Эвелин сжала его рубашку и потянула.
— Фрэнк, это того не стоит. Пожалуйста.
— Сколько? — не сдался он.
Инспектор манежа посмотрел в глаза Фрэнка и сказал:
— Пятьсот за ночь.
Баснословная цена, еще и ложь, если Фрэнк правильно читал людей. Левый глаз инспектора манежа дергался, его плечи опустились, словно его могли ударить. Смешно, что такой мужчина управлял многими людьми, чьи таланты хотел увидеть мир.