Казнь длиной в четыре тысячи лет (СИ)

— Пришёл мужчина, — пролепетала Мика. — Видимо, отец девочки. Он просто вырвал меня у своей свирепой жены… и молча повёл к выходу из их дома. Вывел за калитку и показал, куда идти. Мне показалось, там тупик впереди, я попробовала возразить… Но по ту сторону забора стояли его жена и дочь и сверлили меня взглядами; я поняла, что если сейчас же не уйду — они убьют меня, я буквально прочла у них на лицах приговор себе, представляешь?
— Не хочу представлять! Как ты выбралась?
— Пошла, куда он мне показал… по направлению к тупику. Но я всё время оборачивалась; слышала, как муж с женой ругаются. Я видела, к ним зашёл какой-то пожилой сосед. Он выглядел больше человеком, чем они. Заговорил с ними обо мне, но жена ему бросила: «Полукровка!» — и ушла в дом, уведя с собой девочку. Этот сосед посмотрел на меня так, как будто узнал, и вдруг озабоченно крикнул: «Уходи, уходи быстро!». И замахал руками. Я дошла до тупика — и оказалось, там вдоль стены есть узкий проход. Я протиснулась и…
— Проснулась?
— Нет, вышла к какому-то кафе, оттуда добежала до автобусной остановки, хотела сесть и…
— Доехать до района Тишины? Поздравляю!
— Нет… я хотела доехать до леса; я много раз к нему подъезжала в этих снах — но ни разу не заходила вглубь.
— До леса? Ты что! Я сто раз говорил, что людям туда нельзя, — ты представление имеешь, какие сущности там живут?
— Я не поехала — потому что кое-что случилось.
— Что же?
— Только что сияло солнце, как вдруг — к нему подлетела маленькая тучка, которая начала увеличиваться прямо на глазах! Я забежала в кафе, и сразу грянула такая страшная гроза… Как такое возможно — чтобы небо из безоблачного стало чёрным за десять секунд?
— Ничего удивительного. Это называется быстрая гроза! Она всегда сопутствует переменам в мире люцифагов, поэтому её никто не любит, к таким знакам относятся с настороженным вниманием.
— Гроза прошла довольно скоро, но на смену ей прилетели очень быстро бегущие по небу облака — никогда не видела, чтобы облака летели с такой скоростью…
— Это частое последствие быстрой грозы.
— Откуда ты всё это знаешь, Филипп? Только честно, — попросила Мика. — Ты изучал сновидения и прочитал, что многим людям снятся одни и те же повторяющиеся сюжеты? Всё-таки в одном мире живём, психика работает похожим образом, информацию обрабатываем почти одинаково….
— Но не настолько, чтобы знать про цвет букета, быструю грозу и районы города, верно, Микаэла? Просто мы уже жили с тобой в том городе — но это в прошлом, забудь, не тяни его сюда; мы с тобой люди, и живём среди людей. Ты дестабилизируешь мир люцифагов, так нельзя, людям там не место. Что тебе всё неймётся?
— Мне неймётся? — Микаэла приоткрыла рот. — Это я сейчас собиралась упрекнуть тебя за чрезмерное увлечение паранормальным!
— Нет, неймётся именно тебе. И я знаю, почему тебя туда постоянно тянет, в этот город. Ты оставила там кое-кого, Микаэла; мы там кое-кого оставили. Ты его видела. Ты сказала, как та женщина назвала его — «полукровка»? Тебе не показалось знакомым то лицо?
— Лицо — нет, я никогда не видела того мужчину прежде. Но видела, что он и обрадовался, и испугался, увидев меня… Он меня явно узнал.
Я взъерошил себе волосы — не сдержался; для меня это был жест крайнего волнения и удовольствия.
— Это наш ребёнок, Мика. У нас там оставался сын.
  
Глава 6. Микаэла. Река Мертвецов
 
До сегодняшней ночи я считала, что такие яркие сны — это последствия насыщенной жизни и интересной работы, попытка мозга обработать избыток информации, которую в силу нашего рода деятельности мы получаем из множества книг и постоянного общения. Вот и у Кондакова похожие сны. Но теперь я начинаю думать, что он не так уж неправ, относясь к снам всерьёз.
Правда, сначала я решила, что впечатления от первого в моей жизни увлечения мужчиной, очарованность сексом — всё это тоже причина для слишком насыщенных сновидений. Сегодня я снова осталась у него ночевать. Кондаков не подвёл: новые эксперименты — как раз то, что мне было нужно. Его поцелуи лишили меня остатков воли, хотя сначала я поставила условие, что приду к нему просто поспать. Но эти губы… странно — меня удивила их структура. Я думала, у всех людей они должны быть мягкими, как у меня. Но у Кондакова они твёрдые, они меня гипнотизируют даже больше, чем его глаза. Какой там сон — я готова была помереть от нехватки сна на следующий день, лишь бы сейчас получить удовольствие. Как я трепетала во время анального секса. Это теперь даже стыдно вспоминать — зато в состоянии сильного возбуждения пробовать это регулярно показалось мне самой естественной идеей из возможных. И я не пыталась от него освободиться или оттолкнуть. Честно, я не думала, что, когда тебя имеют в задницу, тоже можно кончить. Его грубость ошеломила ещё и потому, что в своих наивных фантазиях я всегда представляла нежный секс. Да, с элементами некоторой настойчивости от мужчины, — но просто потому, что предполагалось, что мужчина будет опытнее. А этот… занимался со мной любовью так, словно сильно скучал; словно когда-то уже владел мной — и потерял на долгое время, а сейчас нашёл и берёт меня жадно, словно пьёт воду после изнуряющей жажды.
 
Впрочем, у меня было точно такое же чувство. Я хотела ещё поговорить — но, даже не успев сходить в душ, провалилась в сон. В сон — а может быть, в свой другой мир? В мир, где всё было пугающим — и одновременно таким притягательным.
Я опять оказалась у реки; помня, что говорил мне Кондаков — сейчас, во сне, его слова совсем не казались выдумкой! — я понимала, что опять нахожусь в районе Отступников, запретном для людей. Почему меня вновь принесло именно сюда? Тем более что на берег вдруг вышла та женщина. Снова она! Которая вместе со своей дочкой хотела меня убить прямо у себя во дворе, положив на мою могилу пышный букет из белых и сиреневых цветов. Я с мольбой повернулась к ней, сохраняя дистанцию:
— Я знаю, что не должна была здесь появляться. Пожалуйста, простите! Не понимаю, какие силы меня сюда приносят. Прошу вас, не убивайте! Как мне отсюда выбраться? Умоляю, подскажите — и я сразу уйду!
Женщина молча указала на мост чуть поодаль. Отлично — других альтернатив-то и нет. Тем не менее, вдалеке за мостом я сумела разглядеть привычные и милые сердцу очертания старого города; ведь именно там находится район Тишины, где меня не тронут. Я с радостью бросилась бежать — и очень быстро была на мосту. Но не успела дойти до середины — как мост… начал оседать прямо под моими ногами. Серьёзно: не рушиться, не разламываться, а именно оседать; вот уже мои ноги коснулись воды; вот я уже целиком в воде — густой, словно тесто; я не могу плыть, погружаюсь в тёмные воды, в панике пытаюсь двигаться — но движения скованы, и дыхание покидает меня…
Очнулась я на берегу; моя голова лежала на коленях пожилого мужчины, который в прошлом сне узнал меня и крикнул: «Уходи! Уходи сейчас же!». Он обрадованно наклонился ко мне:
— Мама! Всё в порядке?
Вот как. Кондаков настолько задурил мне голову рассказами о городе люцифагов, что мой мозг проникся идеей, будто я и сама могла здесь жить когда-то вместе с ним, и даже оставила там сына. И вот собственное воображение дорисовывает мне во сне картины, которые первым начал придумывать Кондаков. Мой мозг продолжает дело, начатое мозгом любовника. Правда, я бы рассталась с ним после первой же фантазии, которую он мне красочно описал, — если бы не этот колдовской секс.
Я села и осмотрелась. Вода ощущалась густой, как тесто, когда я тонула в ней; но сейчас я вся была мокрой, просто мокрой, как от самой обычной «аш-два-о». Одежда на мужчине, представившемся моим сыном (по-видимому, то, что он меня в два раза старше, его не смущало), тоже была мокрой насквозь.
— Я тебя вытащил, — коротко пояснил он.
— Спасибо… Что это было?
— Мост Людей, район Отступников. В этой части река называется рекой Мертвецов. Ты что — не помнишь, почему?