Боец 2: лихие 90-е (СИ)
— И ты разрулил конфликт сначала с борцами, а затем с каратистами, — задумчиво протянул тренер. — Боец, вот как на духу, ты мне молодого меня напоминаешь, смотрю и радуюсь. Я ж Танка хорошо знаю, он ко мне в секцию по боксу ходил, до кандидата в мастера спорта по юношам набоксировал. И он всегда был… как бы это сказать… взрывной! Меня только слушал, а вот кто другой слово поперек вставит, так…
И Степаныч стукнул кулаком о ладонь.
— Уж поверь мне, не было бы тебя, пострелял бы их Танк к хренам собачьим, а тут тебя послушался… — тренер глаза сузил, на меня посмотрел. — А я еще и до этого думал, оставлять тебя на тренировках или нет.
— Не доработал? За что выгнать хотели? — спросил я, деликатно умолчав, что десять минут назад Владимир Степаныч именно что меня из зала выгонял.
— Какой не доработал, твоей пахоте много кто позавидует, по спортивной части у меня к тебе вопросов нет.
— В чем тогда дело, рожа моя не нравится, Владимир Степаныч?
— Неа, рожа как раз пришлась ко двору, погодь секунду, — тренер опрокинул в себя еще одну порцию самогонки и на этот раз чуть дольше занюхивал локтем. — Тут другое. Заур ко мне приходил.
Он многозначительно ткнул в меня пальцем, как будто я и сам должен был знать, почему.
— Говорил, что ты отлично с делами нашей группировки справляешься. Намекал, чтобы я тебя с подготовки снял. Освободил, так сказать, для дел более нужных.
Я быстро смекнул, что происходит. Мои успехи последних дней были замечены руководством. И тому же Зауру такие как я были нужны на улице, а не в зале.
— А вы что ответили?
— Время взял подумать, чтобы не пороть решение сгоряча, — признался Владимир Степаныч. — Я тебе так скажу, что если Заур ко мне с такими запросами приходит, это в тебе сам Демид заинтересовался. Хотят тебя поставить более серьезные вопросы решать, чем пехотинцем по ларькам бегать. Язык мой — враг мой, Боец, и если Демид узнает, что я тебе про все это говорю, то хреново будет. Но я у тебя спрошу, как ты сам хочешь?
Я взгляда не отводил и сразу спросил:
— Вы как считаете, тренер?
— Дюже ты, гад, этакий талантливый… — вздохнул тренер. — Я хочу на тебя свое вето наложить. Оставить тебя в зале хочу. Но я ж не дурак, понимаю, какой перед тобой шанс выпал, чтобы по этой жизни хорошо устроиться.
Я не знал, о каком праве вето шла речь. Судя по всему, у Владимира Степаныча с Демидом существовала договоренность, что некоторых ребят, из тех, кто покажется ему наиболее талантливым, будут оставлять, и они станут по спорту двигаться, а не по криминалу.
Что касается намерений Заура и Демида о том, чтобы меня повыше в бандитской иерархии поднять, тут я был категорически не согласен. Я-то изначально в группировку шел, чтобы выжить, хоть как-то удержаться на плаву, потому что таланты моего реципиента нигде, увы, не пригодились. И денег, которые я получал на улице, как выразился Степаныч, «с ларьков», мне хватало. Как таковые карьерные перспективы в рядах кладбищенских меня не интересовали. Поэтому ответ на вопрос тренера лежал на поверхности.
— Я хочу остаться в зале, — твердо сообщил я о своем решении.
— Хм… — удивился тренер. — Вот как?
Решение его явно удивило. Наверное, почти любой на моем месте бы попался на крючок повышенного интереса со стороны самого Демида Игоревича, и тренер думал, что меня придется уговаривать. Почву готовил даже. Но вместо всяких уговоров я согласился сразу, застав врасплох Владимира Степаныча.
— Ты уверен, пацан? — даже переспросил он.
— Спасибо, что оставили меня в зале. Это важно.
Я поднялся из-за стола и пошел на выход, заверив, что послезавтра буду на тренировке и попытаюсь оправдать возложенные на меня надежды.
— Давай, Боец, всего хорошего, а я перед Зауром сам тебя отмажу, ну, по крайней мере, попробую. Глядишь, и правда что получится из тебя годное…
* * *Разговор с тренером заставил крепко задуматься. Я вообще-то предполагал, что если стану качественно делать работу для группировки, то очень скоро меня заметят и захотят взять в оборот. Все эти тренировки, зал и прочее — это была, по сути, лишь производная от более банальных дел в виде зарабатывания для кладбищенских бабок. Разумно, что если кто-то из пехотинцев выделялся, то его брали в оборот. И отчего-то мне думалось, что разговором с глазу на глаз между Зауром и Степанычем тут не отделаешься.
Впрочем, это если и будет, то потом. Сейчас же я на всех парах мчался на площадь Ленина, потому что опаздывал на свидание со Светкой.
Опаздывал! Нехорошо опаздывать, когда сам же назначаешь время. Так задержался в зале, что у меня даже не было возможности заскочить в цветочный магазин, чтобы прийти на свидание с розами. Поэтому, высаживаясь из тачки, которую поймал, я приметил лоток с мороженым. С пустыми руками идти к девушке — это не комильфо, и мороженое в жаркий день — самое то, чтобы исправить отсутствие цветов.
— Мне два пломбира, будьте так добры, — бросил я продавщице, кладя перед ней смятую купюру.
— Сдачи нет, молодой человек, — сказала женщина, не торопясь брать деньги. — Можете сходить разменять.
— Сдачи не надо, — я отмахнулся, времени-то было — без трех минут.
Она взяла купюры, проверила, вытянув деньги перед собой на просвет. Видимо, из-за моей щедрости у продавщицы подозрения возникли. Я же, когда она закончила свой ритуал, побежал к памятнику вождю пролетариата, на плечах которого сидели голуби. Кто-то повадился кормить птиц крошками хлеба, от того бронзовый Ленин представлял собой жалкое зрелище, обложенный птичьим пометом. Коммунальным службам пока что не было дела до состояния ростовской достопримечательности.
Светка уже стояла под памятником и была занята тем, что читала книжку в мягком переплете. Вся такая сосредоточенная, в очках, как училка. Хотя для училки она слишком красива и изящна. Читала она быстро, пока я шел к памятнику от лотка с мороженным, она несколько раз перевернула страницу. Сама книжка была бережно упакована в газетку. Но книжка здоровая, до конца далеко. А я обратил внимание на моднявые лосины девчонки — те отливали кислотным цветом. Знала она, как себя подать, чтобы мужчины не могли отвести от нее взгляд. Вон мужичок, выскочивший из автобуса на остановке, аж голову свернул, ее разглядывая.
— Света, привет, — я подошел к ней, пряча за спиной два стаканчика мороженого.
Она вздрогнула от неожиданности, подняла взгляд, расслабилась и, закрыв книжку, спрятала ее в сумочку.
— Привет, — девчонка смущенно улыбнулась, пытаясь понять, что это я руки за спиной прячу.
— А я нам мороженое взял, — я вытащил руки из-за спины и протянул один из стаканчиков ей. — Угощайся.
— Сереж, — она закатила глаза. — Вот ведь, я вообще-то на диете!
— Да ладно тебе, вкусное. Ну, или я съем два, — я делано плечами пожал.
— Ладно, давай сюда! Обойдешься!
Она выхватила у меня вафельный стаканчик. Глазки ее блеснули, видно, давно без сладкого. Поди еще на гербалайфе сидит. Решили мы прогуляться. Других-то развлечений особо не было. И занять себя в жаркий день можно было разве что вот такой неспешной прогулкой с мороженым в руках…
— Скучала?
— Я? — она покосилась на меня, облизывая мороженное, и гордо сказала. — У меня что, время есть скучать? Я, в отличие от тебя, работаю, а не занимаюсь тунеядством.
Признаваться, что я тоже работаю… просто на довольно специфической работе, я не стал. Пусть думает, что я безработный оболтус. Так даже, наверное, проще.
— И какие у тебя планы, Сереж?
Я задумался перед тем, как ответить.
— Да вот, в институт хочу поступать, готовлюсь.
— Чтобы я еще раз когда-нибудь пошла в институт, — Светка поежилась.
Мы гуляли по полупустым улицам. Болтали о том о сем, хихикали. Я поймал себя на мысли, что, проводя с ней время, как-то переключаюсь,ощущаю непривычную беззаботность. А потом, пару раз незаметно для меня самого, наши руки коснулись друг друга. И дальше мы уже шли, держась за ручки.