Богатырша (СИ)
Толпа снова загудела. Ярослава перевела взгляд на палача, что возвышался около нее как скала, затем на топор, который он перекладывал из руки в руку, будто примеряясь. Тело забила дрожь, да такая, что зуб на зуб не попадал. Все еще хотелось верить, что это лишь сон. Сейчас Ярослава очнется в своих покоях или где-нибудь на лугу недалеко от города, придет во дворец, обнимет отца, по обыденности поругается с Отрадой, а затем пойдет на поиски Игоря, чтобы просить о тренировке. Или же возьмет Бурана из стойла и понесется по полю, да так, что ветер слезы из глаз будет выбивать. Все это лишь сон. Просто сон. Зажмурившись, Ярослава мечтала лишь об этом.
— Казнить убийцу!
— Поделом ей!
— Снести ей голову!
Толпа не унималась.
— Я не виновата… — губы Ярославы дрогнули.
Она словно шагнула в другой мир. Какая-то ее часть вопила, что нужно бежать, что есть силы, спасаться без оглядки, прорываться. Другая же часть предлагала смириться и поскорее покончить с этим. Мысли беспорядочно вертелись в голове, сменяя одна другую, и не задерживаясь ни на мгновение. Дышать стало почти невозможно. Ярослава никогда сильно не задумывалась о том, что чувствуют люди перед смертью. И, будь оно все проклято, лучше бы никогда не знала.
Какие-то мгновения между оглашением приговора и его исполнением будто замедлились. В окружающем шуме Ярослава уже не отличала возгласов жалости от возгласов злорадства, слов — от гама. Все слилось в общий гул, от которого голова болела и разрывалась. Палач двигался словно нарочито медленно. Он вновь перехватил топор поудобнее в правой руке, не спеша, встал сбоку. Стражники подтолкнули девушку в спину, вынуждая лечь грудью на пень. Он оказался прохладным и шершавым. Ярославе было все равно, что пень был запачкан темной засохшей кровью, что на нем неудобно. Перстень больно впился в грудь. Казалось, что даже место казни в виде деревяшки начало трястись вместе с Ярославой. Девушка окинула взглядом толпу, надеясь увидеть хоть кого-то, кто будет против казни. Но увидела лишь десятки перекошенных злобой лиц, из которых лицо Отрады было самым гневным.
Неужто все так закончится?
Люди кричали, требовали ее смерти, слепо доверившись слухам, скорее всего, распущенным мерзким колдуном. Почему ей не дали шанса высказаться? Траян все ловко спланировал, решил избавиться от князя и нее одним махом.
— К сожалению, — вновь заговорил Траян, — наш князь п-почил. Но эта девка б-будет казнена, чтобы никто другой из к-княжеской семьи больше не пострадал! П-привести казнь в исполнение!
Ярославу словно оглушили. Толпа кричала. Лезвие медленно поднималось вверх. Бывшая княжна зажмурилась, боясь посмотреть смерти в лицо, однако слезы так и хлынули наружу.
Это конец.
Она задыхалась, задыхалась от собственного биения сердца и эмоций. Ярослава не хотела вот так умирать, но не могла ничего сделать. Совершенно ничего! Она никогда не задумывалась о том, насколько сильно хочет жить. И сейчас она понимала, что это желание было слишком сильным. До отчаяния сильным и разрывающим.
— Это не я… Я не… Я НЕ УБИВАЛА КНЯЗЯ! — закричала Ярослава.
Но палач уже занес топор.
Глава 6. Мавка
Хмурые облака лениво ползли по небу. Казалось, вот-вот пойдет дождь, превратит и без того непроходимые тропы в грязевое месиво. Но шел уже четвертый день ненастной погоды, а ни одной капли так и не сорвалось. Осень нагрянула быстро, начав наряжать природу в желтые, рыжие, красные, коричневые тона. Однако не было ощущения действительно золотой поры. Все цвета как-будто побледнели, выцвели, пожухли.
Ветер пробирал до костей. Даже конь иногда подрагивал и фыркал.
— Ты нам очень помог, добрый молодец!
Женщина, чье лицо, шея, руки были покрыты глубокими морщинами, а волосы посеребрило время, никак не хотела отпускать своего спасителя. А ведь стоило всего лишь помочь донести ведра от реки. Она вцепилась в плащ незнакомца, хотя тот уже оседлал коня. Женщина то и дело пыталась заглянуть под глубокий капюшон, надеясь рассмотреть лицо. В какой-то момент ей даже удалось мельком увидеть его. Несмотря на крупное телосложение, лицо путника было чистым, без щетины, как у совсем молодого юноши. Глаза яркого зеленого цвета, как сочная весенняя трава, густые рыжие брови и такая же прядь вьющихся волос, выбившаяся из под капюшона.
— У меня дочь, самая младшенькая, Василисой звать, в подходящем возрасте, чтобы понести дитятко. Она у меня красавица! Светлые волосы, голубые глаза. А как она вышивает! Просто загляденье! Хотела бы я, чтобы у нее появился такой же сильный и красивый муженек. Стал бы опорой моей Васе. Отдохни у нас, а завтра двинешься в путь-дорогу. Но лучше у нас оставайся насовсем. Обогреем, накормим, свадебку сыграем.
Путник лишь покачал головой. Женщина всплеснула руками, наконец, выпустив плащ.
— Да что ж это такое! Какой настырный. Ну хоть ужин с собой прихвати, доченька как раз должна была его приготовить.
На радость женщине путник кивнул, посильнее натянул капюшон на лицо и отвернулся. Она убежала в ближайший аккуратно сложенный домик, и вскоре возвратилась с юной девицей. Женщина почти тащила ее за руку. Девушка упиралась, бросала недовольные взгляды то на мать, то на путника. Видимо, женщина не первый раз пытается сосватать дочь с проезжающими через деревню мужчинами.
— Погляди, как хороша Василиса! Моя доченька первая красавица на деревне!
Девушка хмыкнула, откинула за спину длинную светлую косу, сложила руки на груди и горделиво задрала подбородок. Видать, любит она похвалу.
— Времена нынче неспокойные… Слыхала, что в деревню Заречную мор пришел. Мол, мертвяки там теперь обосновались. Нужен моей Васюшке защитник. Неужто она тебе не по нраву?
Василиса принялась переступать с ноги на ногу. Пышная грудь заманчиво покачивалась при каждом движении. Девушка игриво провела пальцами по всей длине светлой косы и принялась теребить ленту на конце. Василиса то и дело бросала на путника заинтересованные взгляды. Красива девка. Странно, что никто до сих пор на ней не женился. Видать, нрав тяжелый.
Женщина подтолкнула свою дочь, та взяла сверток, встала на мыски, и протянула его незнакомцу. Путник наклонился и принял подношение, пряча лицо. Василиса, будто случайно провела пальцами по тыльной стороне руки незнакомца. Путник кивнул в знак благодарности, убрал сверток в пыльную седельную сумку, дернул поводья и молча двинулся по дороге.
— Дурная ты девка, Вася! Чего ты молчала, как будто язык проглотила⁈ Мы так тебе никогда мужа не сыщем! Будешь в девках ходить!
— Я тебя не просила мне мужа подыскивать! Сама как-нибудь разберусь! Замучила ты меня уже!
— Неблагодарная! Пара зим и ты станешь никому не нужной!
Путник не стал слушать перепалку между женщинами. Это был уже не первый раз, когда его пытались сосватать за последние несколько дней.
Путник двинулся прочь. Вскоре их голоса и вовсе стихли, вновь стали слышны лишь топот копыт, да шорох седельных сумок и меча, скрытых под плотной тканью плаща. Рукоять клинка неприятно давила в живот. Но путник уже привык к этому. Он покинул очередную деревню, название которой даже не запомнил, и двинулся дальше на северо-восток.
Прошло две седмицы со смерти князя. Весть о его кончине разошлась по ближайшим городам и деревням также быстро, как и мор. В смерти Князя обвиняли старшую княжну Ярославу. Народ качал головой и негодовал, как это могло произойти. Кто-то утверждал, что княжна невиновна, ее оклеветали, но большинство сошлись на мнении, что Ярослава стала Навьим прихвостнем. А как иначе объяснить нашествие гниющих крыс, восстание из мертвых князя и мор, который медленно начал поглощать княжество? Только ведьма могла такое сделать, никак иначе. И народ стал бояться, ведь виновница происшествия смогла сбежать. Подстроила все это, чтобы спасти свою шкуру и потом отомстить. На улицах стало меньше людей, путники и торговцы тоже стали реже появляться на дороге. Всех путниц стали опасаться. Однако так было только в ближайших землях к столице. В седмице же пути от нее слухам верили уже меньше, а люди все еще были приветливыми.