Двенадцатая жена, или Выжить после... (СИ)

Но… Этот коридор вообще конец-то имеет?!
Он имел.
Вскоре передо мной замаячил проход, слава Всевышнему, путь к нему лежал не через решетки с этими ненормальными. Я, конечно, уже почти пообвыклась и продолжила нещадно пинать всякие наглые конечности, но все равно, лучше бы вообще без этого.
— Поймали меня, наконец… Ваша Светлость?
Услышав знакомый голос бабуськи, я замерла и стала идти тише, пока не добралась до арки. Аккуратно выглянула и увидела большое помещение, освещаемое светом факелов. Я бы подумала, что это обычная комната для допросов, или пыток, или бог знает чего еще, если бы не узоры на полу, горящие белым светом. Зуб даю, нет – глаз, что в обычных допросных комнатах такого нет.
В центре этих узоров стоял стул, на котором сидела небезызвестная мне бабуська. Сейчас, не одурманенная зельями, я уже не видела в ней доброй матушки, и даже подивилась как вот ЭТОМУ вообще можно было доверять - видок-то она имела, откровенно сказать, подозрительный. Одни только ее растрепанные седые волосы чего стоили.
— Поймал, — спокойно проговорил Малкольм.
Он стоял ко мне боком, вертя в руках кинжал.
Оправдывались мои худшие ожидания, но при виде него мое сердце забилось быстрее и появилось совершенно ненормальное желание наплевать на все, просто подойти к нему и обнять. Потому что он выглядел уставшим. Потому что его взгляд был потухшим. Ни безразличным, ни холодным, а потухшим. Потому что он не казался спокойным. Потому что… Потому что я соскучилась по нему. Я действительно по нему скучала.
Старуха мерзко засмеялась, привлекая мое внимание.
— Ледяной принц… Можешь не строить из себя невесть кого. Это я сделала тебя таким, и я знаю, что твое сердце растаяло. Я даже не ожидала получить такой подарок.
Эм… Ну, допустим.
— Радоваться тебе осталось недолго. Я сожгу тебя и всех твоих дочерей, — не угрожая, а констатируя факт проговорил муж.
Погодите-ка… Это что… Вот это вот все ее дочери? Серьезно? Это же сколько раз она рожала-то? Я на мгновение даже пропиталась к бабушке сочувствием, пока снова не взглянула на нее и не увидела оскал.
— Мои дочери? Не смей говорить о моих дочерях. Ты ходишь по самому краю, мальчик. Не зли меня.
Малкольм посмотрел на нее и уголки его губ дернулись, будто он хотел улыбнуться. Затем кинжал перевернулся в его пальцах и острием указал на узоры.
— Видишь это? Древняя магия. Древнее тебя, ведьма. Древняя, как драконы. Ты ничего не сможешь мне сделать, пока находишься в этом круге.
Старуха улыбнулась шире.
— Посмотрим.
Ой, что-то мне совсем не хотелось смотреть. Мне муженек нужен в целости и сохранности. Он, конечно, тот еще фрукт, но мой.
Малкольм покрутил кинжал между пальцев и сжал челюсть. Больше ничего не выдавало его эмоций.
— Как снять проклятье?
— Беспокоишься о своей ненаглядной? Понимаю. Но можешь не боятся, на нее оно не действует, — оскалилась ведьма. — С последней женой тебе очень повезло. Попал не в бровь, а в глаз. Я даже и не думала, что такие еще остались. Хе-хе. Огонь внутри нее просто разрушает всю мою магию. Она и тебя смогла расколдовать, Ледяной принц.
Кинжал все еще крутился в руке мужа. Поворот. Поворот. Поворот.
Совершенно не боясь, он подошел к старухе ближе.
— Если проклятье не действует, что с ней было в последнюю неделю?
Ведьма сверкнула глазами.
— Скажи спасибо своей служанке. Как бишь ее звали… Миссис Гейл? Она подлила твоей жене кое-что интересное. Обычная девушка, стала бы полностью мне подвластна после этого, ноогненная деваиспытала на себе лишь малые отголоски моего зелья. Да, я в сласть повеселилась…
— Назови мне хоть одну причину, по которой я не должен убивать тебя прямо сейчас, — пугающе спокойно проговорил Малкольм.
Поворот. Поворот. Поворот. Сталь мелькала меж его пальцев
— Твое сердце, наконец, растаяло, Ледяной принц! — с безумным блеском в глазах стала быстро говорить она. — Ты можешь меня убить, но мои дочери уже летят заогненной девой, и ее ждет та же участь, что и остальных! Они сведут ее с ума, а потом она сбросится с вершины горы. Такая участь постигнет всех твоих жен, никто не избежит кары, и род Астайнов, лордов Ледяных гор падет, а эра драконов закончится! Знала бы я, то не стала обращать твое сердце в лед! Я бы пинками выпроводила твою матушку с тобой на руках, когда она пришла ко мне, прося укрепить твою силу. Я помогла тебе обрести величие! А ты убил мою дочь! Ее любовь пылала ярче солнца на небе, а ты отверг ее! Ты убил ее, гаденыш! Из-за тебя, из-за твоего ледяного сердца, что я подарила тебе, она сошла с ума и сбросилась с горы! Моя любимая дочь! Она умерла! Умерла!
 
Дело ясное, что дело темное. Как говорит мой дядюшка в таких ситуациях – без пятисот граммов не разберешься. Но Малкольм, кажется, был в курсе дела.
— Если по твоей вине хотя бы волос упадет с головы Габриэль, ты пожалеешь, что родилась на этот свет.
Я буквально кожей чувствовала исходящее от него напряжение.
Поворот. Поворот. Поворот.
— О, он упадет! — захохотала старуха. — И не только волос! Она сдохнет! И ты будешь страдать! Ты, наконец, вкусишь тот плод, которым накормил меня! Она сдохнет, а ты будешь рыдать как ребенок, над ее телом, если сможешь его найти! Раньше я думала оставить ее в качестве заложницы. Я знала, что ты рано или поздно найдешь меня. Я знала. Но сейчас, сейчас… Видя, как ты напуган, я хочу, чтобы она сдохла, я хочу, чтобы ты выл от боли, как собака! И мои дочери выполнят мое желание. Да… Может быть, — ее глаза зажглись. — Может быть мои дочери, уже начали пытать ее, может быть, она уже просит о пощаде и зовет тебя. А ты здесь. Забавляешься с бедной старушкой. И не можешь никак ей помочь! Отослал ее ради ее же блага, ха! А теперь, она мертва!
Нет, ну это уже извините.
Сначала сделай дело, а потом хвастайся. Я вообще-то совершенно жива и абсолютно здорова! Я уже хотела выйти, но тут Малкольм наклонился ближе к этой старухе и с ничего не выражающим лицом, вонзил кинжал ей в руку, стискивая рукоять. Ведьма заверещала, задергалась, а потом замерла, глядя на моего мужа. Все ее черты будто окаменели, а затем по ее лицу стал медленно расползаться страх. Он завладевал ртом, глазами, охватывал ее сознание. Из нее вырвался какой-то сдавленный хрип, а глаза были прикованы к глазам Малкольма, от которого стало исходить что-то такое, что пугало до чертиков.
Таким мужа я не видела никогда. Даже тогда, на балконе, ужас, исходящий от него, не шел ни в какое сравнение с этим. В тот раз я просто замерла, как кролик, не смея пошевелиться. Сейчас же я боролась с диким желанием бежать отсюда без оглядки, лишь бы не встретится с его взглядом. Я готова была биться в чертовой истерике от ужаса.
— Она не умрет. Это я тебе обещаю. Я переверну мир, но найду ее. Живой. А вот ты умрешь. И это я тоже обещаю.
Не знаю, как там чувствуют себя ведьма, а мой уровень страха поднялся просто до неведомых высот. Дрожь пробегала по телу, пальцы до побеления вцепились в арку, все тело было напряженно и натянуто, точно тетива лука, готовая сорваться в любое мгновение.
Голос Малкольма не был спокойным как раньше. О нет, он был зол. Его слова просто истекали гремучей яростью, которая обещала смерть всему, что встанет у него на пути.
— Ты скажешь мне, куда увели ее твои дочери, — проговорил он, и я сглотнула.
Я бы рассказала, не думая.
— Иди к черту! — прохрипела ведьма, глядя на него со страхом.
— Только после тебя, — усмехнулся он и, резко вытащив кинжал из ее руки, вонзил снова.
Ведьма завизжала, забилась.
— Ты мне скажешь. И когда я найду ее, за каждый волосок, что слетел с ее головы, ты будешь платить своей кровью.
Мне стало совсем не по себе. И это мне. А что там творилось с ведьмой, я даже представлять не хотела.
Его кипящая ярость достигла моей кожи, и я прерывисто вздохнула из последней силы борясь с желанием дать деру, настраивая себя на мысль, что нужно выйти на свет и показаться на глаза мужу.