Поручик Ржевский или Дуэль с Наполеоном

— Ну-у… — Наташа прикинула в уме. — Козлик!
— О рогах намекать, пожалуй, не след.
— Тогда котеночек.
— Вот так и пишите, дорогой мой котеночек.
— Что писать? — смешалась девушка, почувствовав на своей щеке усы склонившегося над ней поручика.
— Пишите, дорогой мой котеночек, следующее: «Здравствуйте, дорогой мой котеночек».
— Хорошо, только пересядьте на диван, а то вы загораживаете мне весь свет.
— Но мне нужно видеть…
— Прошу вас, поручик, — строго сказала Наташа. — Вы же обещали моей маменьке.
Ржевский скрепя сердце подчинился. Прилег прямо в сапогах на диван, вытянув ноги.
— Про котеночка написала. — Наташа обмакнула перо в чернильницу. — Что дальше?
— Теперь немного о себе. Как вам без него грустно.
Наташа, низко склонясь над листом, усердно выводила буквы.
— «Я без вас скучаю…»
— Пожухла роза, лилия завяла, — проговорил Ржевский.
— О чем вы, поручик? Какая роза?
— Так, к слову пришлось. Про цветы можете не писать… Теперь отметьте: «Мне очень хочется…»
— Чего? — нетерпеливо спросила Наташа.
— Чего — «чего»?
— Чего ей хочется?
«Святая простота!» — подумал Ржевский.
— А что, по — вашему, может хотеться одинокой женщине в разлуке со своим возлюбленным?
Наташа наморщила лоб.
— Ну, не знаю… наверное, вновь его увидеть.
— И обнять, — добавил Ржевский.
— И расцеловать, — с улыбкой подхватила она.
— И…
— Довольно, поручик! — перебила Наташа. — Об остальном Наполеон пусть догадывается сам.
Перо старательно поскрипывало в ее руке. Она прибавила еще несколько строк от себя.
Ржевский сменил положение сапог на диване.
— Ну-с, что у нас выходит?
Она с выражением зачитала:
— «Здравствуйте, дорогой мой котеночек! Я без вас скучаю. Скоро осень. Пожухли листья, цветы завяли. Мне очень хочется вновь вас увидеть, обнять и расцеловать. Вы мой властелин, а я ваша раба. Никого и никогда я так не любила, как вас». Вот! — Наташа смущенно посмотрела на Ржевского. — Хорошо?
— Три тысячи чертей! — проворчал Ржевский. — Наверно, надо быть Наполеоном, чтоб получать от вас такие письма.
— Это письмо от Жозефины, и я тут не при чем… Что еще написать?
— Нужно, чтобы было какое — то важное интимное известие. О чем она могла поведать только Бонапарту.
— Она сломала себе зуб! — хихикнула Наташа.
— По слухам, у Жозефины давно уж своих зубов не осталось, так что и ломать нечего.
Ржевский вскочил с дивана и в возбуждении заходил по комнате.
— Что бы такое придумать?.. У нее, якобы, что — то стряслось. Сдохла любимая моська? Чепуха! Другую заведет… Самой нездоровится? С лошади упала? Или под лошадь? А может, под коня? Точно! Под коня. А конь ее ка — а — ак…
— Поручик!!
— Нашел, Наташенька. Нашел! — в восторге завопил Ржевский. — Она ждет ребенка!
— От коня?!
— К черту коня! От Наполеона.
— Что вы, поручик, какой ребенок? Жозефине уже почти полвека стукнуло.
— Тем более сюрприз! Наполеон с ней развелся, потому что она не могла родить ему наследника. А теперь на старости лет вдруг получилось.
— Это похоже на сказку.
— Отнюдь, такие случаи бывали. У иных это запросто. В дядюшкином имении, помню, одна шестидесятилетняя бабка родила, как обделалась.
— Поручик!
— Пардон, Наташенька, за прозу жизни. Она в уборную как — то раз пошла, тужилась, тужилась, а потом слышит — что такое? — буль — буль! уа! уа! Она глядь вниз, а там младенец плавает, ручонками машет. Эй, графиня, куда вы?
Его собеседница медленно валилась со стула.
Ржевский едва успел ее подхватить. Он перенес девушку на диван и, бережно уложив на подушки, присел рядом.
— Что со мной, поручик? — пролепетала она, приоткрыв веки.
— Обморок, Наташенька. Пустяки, поправитесь.
— Мы… о чем — то говорили?
— Да! Я и говорю, ребенок весь в дерьме. А бабка — не будь дура — хвать за собственную пуповину и давай на локоть себе наматывать, будто веревку. Тем и спасла.
Наташа быстро закрыла ему рот рукой, а другой рукой — себе. Впечатлительная натура молодой графини была потрясена до самых глубин желудка. Девушка боялась, что ее вытошнит прямо на гусарские рейтузы.
 
Ржевский же, пользуясь предоставленным случаем, страстно целовал ее ладонь.
— Богиня грез…
— Оставьте, поручик.
Она попыталась встать, но он удержал ее за талию.
— Наташа… меня, может, завтра убьют.
— Я буду молиться за вас.
— Благодарю покорнейше. Однако, позвольте мне при жизни…
Он метил ей в алые губки, но в последний момент она выскользнула из его объятий, и он уткнулся носом в обшивку дивана.
— Три тысячи чертей! Каков аллюр!
— Не обижайтесь, на меня, поручик, — проговорила она, стоя над ним, лежащим на диване. — Мое сердце полно патриотических чувств, и для любви в нем не осталось места.
— Да разве мне много места нужно, сударыня? — пробурчал Ржевский.
Ни слова ни отвечая, Наташа вернулась за стол.
Спустя несколько минут черновик письма был готов. Переписав его набело на французскую почтовую бумагу, она протянула письмо поручику.
— Не мешало бы духами надушить, — сказал он. — Все — таки послание от знатной дамы.
Наташа достала из секретера фигурный флакон. Поручик осторожно понюхал горлышко.
— Французские?
— Из Парижа.
— А — а — пч — хи! — Он поспешно вернул ей флакон. — У меня от французского духа сразу в носу революция.
Наташа снисходительно улыбнулась. Смочив письмо в нескольких местах душистой жидкостью, она отдала его поручику.
— Спасибо, графиня, — сказал Ржевский, лаская и нежа ее глазами. — Я никогда не забуду вашей доброты. Позвольте откланяться.
Она оправила за спиной свою короткую косу.
— Берегите себя, поручик.
— Беречься нечего, — усмехнулся Ржевский, — чай, не девица!
Он пошел к двери.
— Поручик! — окликнула его Наташа.
Он порывисто обернулся.
— Хочу вас попросить… — она потупилась, — обещайте, что вы… сделаете это.
Ржевский в два шага оказался возле нее.
— Мне это раз плюнуть!
— Поклянитесь.
— Слово гусара! Вы не пожалеете.
Она отступала вглубь комнаты, с загадочным лицом заманивая его за собой.
— Идите сюда.
— Саблю отцепить?
— Не надо… — Она взяла что — то с тумбочки и сунула ему под нос. — Вот, поцелуйте куклу!
— Зачем, помилуйте?
— Но вы же поклялись.
— Черт побери, графиня…
— Вы не хотите?
— Только ради вас. — Ржевский чмокнул куклу в шершавые губы. — А теперь позвольте…
— Нет, нет… — засмеявшись, она отскочила в сторону. — Я же вам не кукла.
— Наташенька! — Он схватил ее за руки, притянув к себе.
— Пустите! Или я позову Марью Карловну. Поручик, миленький, идите, вам пора.
Ржевский пристукнул каблуками.
— Прощайте, графиня.
— И не сердитесь на меня.
— Я не сержусь.
— Нет, вы сердитесь.
— А вот и нет.
— Тогда улыбнитесь.
Хорошенькой женщине трудно отказать. Он поднатужился, и кончики его усов медленно поползли вверх.
Со странной улыбкой на устах поручик Ржевский покинул дом Ростовых.
  
Глава 40. Московский Герострат
 
В особняке московского генерал — губернатора было душно и жарко. Языки пламени жадно лакали воздух.
Граф Ростопчин завороженно смотрел на огонь в камине. С младых ногтей домашние прятали от него спички и огниво: непоседливый отрок любил разводить костры где попало, особенно почему — то не жалуя родительскую спальню. Бывало, только отец с матерью прилягут на постель, а под ними уже матрас дымится.
Взрослея, молодой граф по государственной службе продвигался тоже с огоньком и к пятидесяти годам дослужился до губернаторского чина.
Утром 1 сентября Федор Васильевич собрал в своем кабинете несколько горожан, которых давно знал как заядлых поджигателей.