Стеклянная Крепость (ЛП)

— Как только голубь улетит... — продолжил Мартоус. Говоря это, он смотрел на Теноктрис широко раскрытыми глазами, но внезапно покраснел и снова перевел взгляд на погребальный костер. — Как только это произойдет, Принц Гаррик встанет и коронует наследного Принца Протаса древней топазовой диадемой — он будет держать ее на протяжении всего обряда. Раздастся всеобщее одобрение. Я надеюсь...
Он холодно посмотрел на Шарину.
— ... что мы можем ожидать, что королевская партия присоединится к приветствию?
— Вы можете, — ответила Шарина нейтральным голосом.
Лорд Мартоус глубоко вздохнул. — Тогда, — сказал он, складывая руки, — я полагаю, мы готовы к церемонии. За исключением расположения сидячих мест. Если вы не возражаете, я сейчас откланяюсь. Мне нужно поговорить с руководителем хора мальчиков.
— Я надеюсь, что ваши обсуждения пройдут хорошо, милорд, — сказала Шарина, но камергер был уже на полпути к двери.
Она понимала, что должна быть к нему более снисходительной. Только суетливый маленький человечек, озабоченный пустяками, мог бы стать хорошим камергером. Учитывая это, Мартоус был более, чем компетентен.
Теноктрис повернулась лицом к погребальному костру, но Шарина не могла сказать, о чем думала старая волшебница. — Как вам эти приготовления, Теноктрис? — спросила она.
— Что? — спросила волшебница, возвращаясь в настоящее. — Ой. Подготовка кажется совершенно правильной. Немного вычурно для такого...
Она улыбнулась.
— ... деревенского местечка, но подобные вещи можно найти в провинциях… если вы простите мои предубеждения. Мне всегда было комфортнее в сообществах, где книги ценятся больше, чем репа.
— Я рада слышать, что все в порядке, — сказала Шарина. — Я беспокоилась, что что-то может случиться.
— Я тоже, моя дорогая, — сказала Теноктрис. — Человеческие порядки обычны, как я уже сказала; но я, ни в коем случае, не уверена, что мы, люди, будем иметь последнее слово в том, что произойдет завтра.
***
Объединенные сигнальщики королевской армии, около пятидесяти человек с прямыми трубами или рогами, обвитыми вокруг тела, прекратили играть по сигналу Лайаны. Гаррику показалось, что площадь все еще дрожит. Тем не менее, пауза длилась всего мгновение, прежде чем объединенные сигнальщики флота, еще пятьдесят человек, преисполненных решимости превзойти своих армейских коллег, приняли вызов.
Гаррик застонал, глядя на топазовую корону, лежащую на подушке у него на коленях. Изображения в сердце желтого камня танцевали в игре солнечных лучей. Он спрятал гримасу и наклонился влево, приблизив губы к уху Шарины. Ему приходилось быть осторожным, потому что на нем был парадный шлем, посеребренная каска, из которой торчали позолоченные крылья.
— Я никогда не должен был позволять им делать это, — сказал Гаррик. — Это была идея Лорда Тадаи, как мы могли бы внести что-то уникальное в похоронные церемонии, но это ужасно.
— Местным жителям, похоже, это нравится, — заметила Шарина. Он скорее прочитал слова на ее улыбающихся губах, чем услышал их. — Я уверена, что они никогда раньше не слышали ничего подобного.
Гаррик тоже был уверен, хотя некоторые по-настоящему сильные зимние штормы были почти такими же оглушительно сильными. Сигнальщики были, бесспорно, искусны, но они и их инструменты предназначались для того, чтобы отдавать команды в хаосе сражения. Было удивительно, на что они были способны, когда собирались вместе и были наполнены духом соперничества.
Но, как сказала Шарина, островитянам, заполнившим площадь, казалось, это понравилось. Это относилось как к сельским жителям, так и к жителям самой Моны. Городские жители на Фест-Атаре, как правило, нашивали яркие ленты на свою парадную одежду, но здесь не было такого большого различия между городскими и сельскими жителями, как на Орнифале или даже Хафте.
На Шарине были придворные одежды из шелковой парчи с вышивкой и золотой аппликацией, делавшей их еще более жесткими и тяжелыми. Литой и посеребренный нагрудник Гаррика был неудобен, но, по крайней мере, он не мешал ему размахивать мечом. Придворные мантии были гораздо более строгими.
 
Обычно Лайана сидела немного позади него слева, формально являясь его помощницей, потому, что юридически она не была его супругой. Они планировали свадьбу больше года назад, но события помешали проведению церемонии, а дальнейшие события снова отодвинули ее на второй план. Королевская свадьба стала бы важным символом того, что Королевство Островов было бы по-настоящему объединено впервые за тысячу лет…
Но прежде чем заявить права на символ, Гаррику пришлось создать реальность. Он ухмыльнулся. Царствование было гораздо сложнее, чем казалось, когда он читал эпопею «Кариад» Ригала. Герой Кар сражался со многими врагами, как человеческими, так и сверхъестественными, основывая свое королевство, но ему никогда не приходилось улаживать спор между герцогом Блейзом и графом Сандракканом о порядке старшинства их полков, когда королевская армия была в полном строю.
— Я мог бы справиться с этим за тебя, парень, — сказал образ Короля Каруса, печально качая головой. — Никто не спорил со мной о чем-либо, связанном с боевым порядком, потому что они знали, что я оторву им голову, если они это сделают. К сожалению, я имел дело с налоговыми инспекторами почти таким же образом, и я не могу передать тебе, сколько проблем это вызвало.
Сегодня Лайана отвечала за участие королевской семьи в ритуалах похорон и апофеоза. У нее было инстинктивное чувство протокола и приоритета, того, что следует или не следует делать в официальной обстановке. Это было лучшее применение ее талантам, чем сидеть рядом с Гарриком и успокаивать его своим присутствием; но сейчас он почти жалел, что не поручил приготовления одному из управляющих Лорда Тадаи.
Вой рогов и труб прекратился. Хоры мальчиков и девочек выступили вперед из-за трибун. Самым младшим певцам было всего шесть или около того лет, и хормейстеры и ассистенты, пытавшиеся поддерживать порядок в строю, выглядели более измученными, чем дети. Почти пришло время разжигать погребальный костер.
Лорд Протас находился, справа от Гаррика; Лорд Мартоус что-то шептал ему. Мальчик выглядел напряженным и смущенным, но именно так он выглядел с тех пор, как Гаррик встретил его на «Шепард Айлс». Гаррик с легкой грустью осознал, что 12-летний мальчик, чей отец только что умер, был очевидным объектом для сочувствия, но ему — Принцу Гаррику с Хафта — было некого жалеть.
Протас казался покладистым. Он мог бы возглавить правительство Фест-Атары с «советами» представителя Валлеса, оставив принцу Гаррику на одну проблему меньше.
— В сочувствии нет ничего плохого, — сказал Король Карус, стоя на балконе башни, которой, возможно, никогда и не существовало. — И не притворяйся, что тебе этого не хватает. Проблема возникает из-за того, что ты позволяешь сочувствию удерживать тебя от того, что должно быть сделано. Гнев приносит меньше вреда, чем ложная доброта; и у меня богатый опыт того, как много вреда наносит гнев.
Мартоус протянул Протасу стеклянную чашу в филигранной оправе; в ней, на песчаном ложе, лежал сосновый факел, смоченный маслом. Вялые языки пламени поднимались не только из сосны, но и из песка.
— Идите, ваше высочество! — промолвил камергер. — Не затягивайте с церемониями!
Гаррик положил правую руку на плечо мальчика и сжал его, улыбаясь ему. Он ничего не сказал. Протас одобрительно кивнул, затем встал и направился через широкое расчищенное пространство к погребальному костру. Его спина была прямой, а походка твердой, за исключением одного небольшой заминки.
— Никакого сочувствия! — повторил Король Карус с приступом смеха.
Теноктрис сидела, скрестив ноги, на земле рядом с трибунами, где она и попросила. Проведя всю жизнь в учебе без слуг и с небольшим количеством денег, она научилась обходиться тем, что было доступно. Там почти всегда был пол, но стулья и табуретки было достать труднее; у нее вошло в привычку рисовать свои слова и символы искусства на поверхности, на которой она сидела.