Над всей Испанией безоблачное небо (СИ)

Annotation
Гражданская война страшная штука, особенно когда над головой вечно голубое испанское небо, под которым хочется жить мирно. Вот только невозможно найти примирение в обществе, терзаемом политическими противоречиями, расколотым взаимной ненавистью. Тут возможно только одно решение – уничтожить противников силой. Как мрачно шутили мятежники в Испании жаркими июльскими днями 1936 года – «удовлетворить чаяния крестьян о земельной реформе можно только одним способом – дать всем по два квадратных метра на могилу».
У главного героя хватило мужества сохранить верность присяге и умереть за Республику в первые дни мятежа, однако не достало решимости сражаться за нее. Но на обшлагах кителя адмиральские нашивки, в заливе эскадра, которая может определить весь ход вспыхнувшей гражданской войны в самом ее начале. А еще есть то, что можно назвать «вмешательством из будущего»…
«Над всей Испанией безоблачное небо».
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «СЕМНАДЦАТОГО В СЕМНАДЦАТЬ» 17–18 июля 1936 года Глава 1
Глава 2
Глава 3
Глава 4
Глава 5
ЧАСТЬ ВТОРАЯ «АРРИБА, ЭСПАНЬЯ» 19–24 июля 1936 года. Глава 6
Глава 7
Глава 8
Глава 9
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ «НО ПАСАРАН» август 1936 года. Глава 10
Глава 11
Глава 12
Глава 13
ЧАСТЬ ЧЕТВЕРТАЯ «ПАСАРЕМОС» сентябрь 1936 года. Глава 14
Глава 15
Глава 16
Глава 17
ИНТЕРЛЮДИЯ ПЕРВАЯ 23–24 августа 1938 года. Глава 18
ИНТЕРЛЮДИЯ ВТОРАЯ 26–28 июня 1940 года. Глава 19
ВМЕСТО ПОСЛЕСЛОВИЯ 2–3 сентября 1940 года. Глава 20
 «Над всей Испанией безоблачное небо». 
 ЧАСТЬ ПЕРВАЯ «СЕМНАДЦАТОГО В СЕМНАДЦАТЬ» 17–18 июля 1936 года Глава 1 
Эль-Ферроль
— Господи, за что мне такое наказание…
Сидящий на диване уже немолодой человек перекрестился, не сводя взгляд с установленного в стенной нише распятия. В предрассветных сумерках, хотя короткая летняя ночь еще сохраняла свои права, блеснули золотистые нарукавные галуны на обшлаге черного флотского кителя.
— Я отныне обречен — проклятие Кассандры, которой никто не верил, теперь лежит на мне, — как все уроженцы Наварры контр-адмирал Антонио Асарола-и-Гресильон говорил медленно, не торопясь поглатывать слова как уроженцы Андалузии или Эстремадуры. В душе была ледяная пустота — как ревностный христианин он прекрасно понимал, что все то, чем заполнился его разум ночью, является не бредом воспаленного воображения, а самой доподлинной истиной, которая может быть дарована свыше для испытания. Но что он мог сделать, получив такие знания, которые превратят его страну в поле кровавых сражений почти на три года, а потом грядет чудовищная мировая бойня, которая продлиться еще шесть лет.
— «Коротышка» станет каудильо, пожизненным хефе, «вождем нации», фюрером испанского народа. По его приказу меня расстреляют…
В голосе прозвучало презрение — генерала Франциско Франко Баамонде адмирал Асарола раньше слегка недолюбливал, но то была давняя рознь между флотом и армией. К тому же он старше его на 18 лет, и в отличие от «марокканских победителей» воевал с американцами почти сорок лет тому назад, и разделил горечь поражения в сражении при Сантьяго вместе со всей эскадрой адмирала Серверы, которого хорошо знал. Но теперь, знаю, что принесет маленький ростом генерал его стране, стало страшно — презрение к нему стало нарастать, дав первые ростки ненависти.
— Боже, как давно это было — мне уже шестьдесят два года, и осталось жить всего две недели. А там казнят вместе с несчастным Феррагутом и моим верным Луисом у расстрельной стенки казарм Куартель-де-Долорес. Хоть выдадут тела нашим родным, чтобы по-христиански похоронили, а не бросили на растерзание голодным псам…
Адмирал сглотнул, достал платок и вытер выступившую на лбу испарину, хотя даже летними ночами на атлантическом берегу достаточно прохладно. Сейчас Асароле стало жарко — самому знать, что тебя ожидает скорая смерть, не так страшно, но вот то, что в кровавой смуте погибнут миллионы соотечественников — ужасно до безумия.
 
— Хотелось бы сказать — да минет меня чаша сия, только все предрешено. Мятеж начнется сегодня, и предотвратить его невозможно!
Адмирал достал сигарету, хотя последнее время старался курить поменьше, сберегая здоровье. Все же возраст давал о себе знать, замучила отдышка. Но сейчас уже ни к чему себя ограничивать, так и так умирать, другого выхода просто нет, по крайней мере, он его не видит.
— Послезавтра тут война начнется, да уже послезавтра. А потом победители начнут вершить расправу над побежденными, упиваясь властью и мстя за пережитые раньше страхи!
Асарола чиркнул спичкой, закурил сигарету, к потолку потянулись сизые струйки дыма. Адмирал прошелся по кабинету, мучительно размышляя — в мозгу словно перелистывались невидимые и непонятно откуда берущиеся страницы, словно читал книгу или справочник с таблицами и фотографиями. Такое представить невозможно, но он понимал, что это есть на самом деле — знать о будущем, стать провидцем.
— О таком говорить никому нельзя — сочтут безумцем. Такова участь всех прорицателей, и многих пророков — им всегда начинают верить только после их смерти. Хотя…
Пришедшая в голову мысль в любое другое время могла бы испугать моряка, который всегда истово верил в бога — кто пережил войну, и бушующие шторма, всегда верит воле всевышнего. И сейчас, вспоминая все виденное и пережитое в жизни, когда-то прочитанное, рассказы сослуживцев, он начал понимать, что с ним произошло.
— Иной раз перед смертью бог дает избранным им увидеть будущее. Вот только люди не могут изложить пророчества полно. Рассказать об увиденном откровении сложно, потому говорят иносказаниями, да и сил на саму жизнь уже не остается. Но у меня есть две недели, чуть больше даже, а потому может быть, мне стоит написать?
Задав самому себе вопрос, адмирал покачал головой — Нострадамус с него не выйдет, да и катраны не запишет. Да и кому нужны эти «откровения», ведь это не остановит кровавую бойню, что будет тридцать с лишним месяцев терзать его многострадальную страну.
— Зачем мне все это поведано⁈
Асарола посмотрел на распятие, еще раз перекрестился, и тут в голову неожиданно пришла мысль, которую он прошептал:
— Или мне нужно остановить эту бойню в самом ее начале⁈ Выполнить присягу с оружием в руках, а, не безропотно принеся себя в жертву тем, с кем служил долгие годы, а они оказались клятвопреступниками⁈
И вот тут по телу разлилась такая жаркая волна, что разом ослабели ноги — адмирал с трудом опустился на кожаный диван, поглаживая дрожащими пальцами поседевшие виски…
Канарские острова
— Там где я, коммунизма никогда не будет!
Дивизионный генерал Франциско Франко слово в слово повторил фразу, которую сказал на прощанье президенту республики Асанье, отправляясь на Канарские острова. Тогда он понимал, что захватившие власть после февральских выборов «левые» сделают все, чтобы и дальше ослаблять армию, недовольную их реформами, что давно превратились в бесчинства. И действительно — после отречения короля в 1931 году «красные» сделали все, чтобы ослабить армию. Процесс усилился в последние пять месяцев — под увольнения пошла половина офицерского корпуса, распущена военная академия в Сарагосе, которую ему приходилось возглавлять, из шестнадцати дивизионных округов осталось восемь — половина.
Единственное, что не успели сделать эти проклятые республиканцы, так это распустить Африканскую армию, которой он совсем недавно командовал. А там самые надежные, ненавидящие «левых» войска — «терсио», или Иностранный легион, которым ему тоже довелось управлять в былые времена, и «регулярес» — марокканцы, перешедшие на службу Испании. А ведь недавние противники эти рифские кабилы, в боях с которыми он был тяжело ранен, но в 23 года стал самым молодым майором в армии, а спустя десять лет уже генералам — получил звание, в которое обычно производили ближе к пятидесятилетнему рубежу.