Застенчивость в квадрате
Обстановка простая, но уютная. Удобная двуспальная кровать, туалетный столик из вишневого дерева с зеркалом, лампа, книжный шкаф. И все же в комнате витает ощущение незаконченности. Что кто-то вечером лег спать, даже не подозревая, что утром уже не проснется. Опять воображение играет со мной.
Вытаскиваю из машины привезенные вещи, но сил толком распаковывать уже нет. Ужасно хочется в душ и что-нибудь съесть, но любопытство все же пересиливает. Подхожу к сиреневому листку, который Рут прилепила на стену, и глаза лезут на лоб от удивления.
ПОСЛЕДНИЕ ЖЕЛАНИЯ ВАЙОЛЕТ
ИГНОРИРОВАТЬ НА СВОЙ СТРАХ И РИСК
(БУДУ ПРЕСЛЕДОВАТЬ ВАС ПРИЗРАКОМ, НАЛОЖУ ПРОКЛЯТЬЕ НА ВСЕ ВАШИ СЕМЕЙСТВА НА ТЫСЯЧУ ЛЕТ И Т.Д.)
Желание 1. Очень тщательно (тщательно!) осмотрите каждый предмет в доме, прежде чем пожертвовать / выбросить / оставить себе.
Желание 2. Виктор думал, что где-то здесь закопан клад, но я так его и не нашла. Для бесстрашного исследователя действует правило «кто нашел – берет себе».
Желание 3. Мэйбелл, дорогая, я была бы в восторге, если бы ты расписала стену в бальной зале.
Желание 4. Не забывайте, что вечер кино с другом – священный закон. Уэсли, мне бы очень хотелось, чтобы ты по такому случаю приготовил мои любимые пончики с корицей.
Пританцовывая, я вхожу в свою кофейню в облаках, а он уже там, протирает мокрой тряпкой барную стойку. Все вокруг становится нечетким, расплывается в дымке, черно-белой, как в старом фильме. Другие лица теряются, затемненные виньеткой, и только одно будто светится. Джек смотрит на меня, сияя лучезарной улыбкой – так он улыбается только мне. Сегодня Джек не принц, а бариста. Мы так долго то сближались, то отступали, столько времени копилось сексуальное напряжение, но сейчас оно достигло своего пика, и остается только поддаться ему, раствориться в чувственном желании. Это моя любимая часть нашей истории любви. Мы уже знаем друг друга до последней черточки. Доверяем, принимаем недостатки друг друга. Я знаю, он никогда не обидит и не ранит меня, потому что в «Кофейне Мэйбелл ВПВ» никто не может причинить мне боль без моего позволения.
– Мэйбелл, – беззвучно выдыхает он и бросается ко мне. – Я больше так не могу. Последние несколько месяцев были невыразимой пыткой, и если я не расскажу тебе о своих чувствах, упаду замертво прямо сейчас.
– Джек! – восклицаю я. – Что случилось?
Он берет мои руки в свои:
– Когда я смотрю на тебя, не могу даже думать нормально. Кто Афродита по сравнению с тобой? Это ты – богиня красоты. А как остр твой разум! Поразительно, как у тебя получается мысленно считать любые цифры, например, если бы я спросил, сколько будет четырнадцать тысяч двести восемьдесят семь умножить на двадцать тысяч пятьсот сорок один, ты бы выдала ответ вот так, – щелкает пальцами он.
– Если умножить, будет… [ответ скрыт], – скромно отвечаю я. – Но мне не нравится считать себя такой уж умной. Я просто обычная девушка.
– В тебе нет ничего «обычного», Мэйбелл, – продолжает он с восхищением и желанием. Подхватывает меня на руки и кружит, как принцессу. – Ты заботливая, искренняя, популярная, стоит тебе войти в комнату, как все только на тебя и смотрят. А твои глаза! Несравненные. Они самого прекрасного голубого цвета, как море в рекламе карибских курортов. Прости, что так спешу, но мое сердце – я не могу больше терпеть, мне нужно знать, что ты ко мне чувствуешь!
– Это все так…неожиданно. – Я сейчас упаду в обморок. Только подумать, меня настолько захватила работа в моей оживленной процветающей кофейне – вообще-то самой успешной во всей области, – что я едва замечала, что происходит между нами, прямо под моим носом. Или, может, тайно тосковала по нему. Еще не решила, как должны развиваться события.
– Я люблю тебя, Джек Макбрайд, – торжественно отвечаю я. – И готова родить тебе детей.
Все хлопают. Замечаю за одним столиком своих родителей, они так гордятся мной. На них одинаковые белые кожаные пиджаки с надписью «Кругосветное путешествие» стразами на спине, и моя мама (которая также моя лучшая подруга) светится от счастья. Она добилась всего, чего хотела, и мечтает о таком же счастье для меня.
Цвет возвращается в картинку, и я только сейчас понимаю, что мы стоим в лепестках роз, выложенных в форме сердца. Повсюду мерцают свечи. Джек излучает сейчас такой жар, что приходится прикрыть глаза, а волосы у него, наоборот, по каким-то причинам мокрые, будто он только что из моря. На нем свободная хлопковая рубашка, белая, пуговицы на которой расстегиваются каждый раз, стоит мне отвернуться. Он соблазнительно улыбается.
– Что ж, чего мы ждем…
БИИИИИИП. БИИИИИИИП. БИИИИИИИП. БИИИИИИИИП.
Кофейня растворяется в воздухе. Я выпрыгиваю из кровати в реальность так быстро, что запутываюсь в покрывале и ударяюсь локтем о прикроватную тумбочку.
– Какого черта!
Противный звук доносится откуда-то снаружи и прекращается, как только я выскакиваю за дверь. Толпа мужчин испортила вид на мои очаровательные Грейт-Смоки-Маунтинс двумя варварски огромными контейнерами, почти сорок метров в длину каждый, с надписью «АРЕНДА МУСОРНЫХ КОНТЕЙНЕРОВ И ОБСЛУЖИВАНИЕ – ФИРМА УОЛЛАНДА». На часах восемь утра. Проснулась я уже в семь пятнадцать и с тех пор лежала и мечтала, поэтому выскочила в чем была, в пижаме, босиком, прямо на залитую дождем лужайку.
Уэсли Келер, отражение бариста с горящими глазами, которого мне так некстати пришлось покинуть, появляется из особняка со сломанным шкафчиком на плечах. Наблюдаю, как Уэсли перехватывает его одной рукой, освобождая вторую, пожимает руки ребятам и забрасывает шкафчик в один из контейнеров с такой легкостью, будто это ломтик хлеба. Дерево раскалывается от удара. В воздух поднимается небольшое грибовидное облачко пыли.
– Эй!
Парни из фирмы по аренде контейнеров машут мне и забираются в свои машины, которые выглядят как передняя часть грузовика, но без трейлера, и срываются с места.
Уэсли не машет. Пренебрежительно отворачивается, едва взглянув на меня, и снова направляется в дом. Возвращается с одним из стоявших у лестницы мусорных мешков, бессердечно встряхивая. Внутри что-то со звоном бьется.
– Э-эй! – кричу я снова. – Ну-ка, подожди! – Бегу обратно в коттедж за ботинками, нахожу один в гостиной, другой под кроватью. Искать носки времени нет.
– Подожди! – Отчаянно машу руками, но он не останавливается. Просто продолжает выносить вещи из дома Вайолет и кидать их в мусорный контейнер. – Ты вообще смотрел, что внутри? – спрашиваю я, когда он выбрасывает очередной мешок.
Он смотрит на меня так, будто я расстегнула кожу и показываю ему свой скелет.
– Рылся ли я в мусоре Вайолет? Нет. Зачем бы?
– Ты же не знаешь, мусор это или нет!
– По запаху точно он.
– Это последние желания Вайолет, – настаиваю я, идя за ним к дому. – Ты читал их? Она хочет, чтобы перед уборкой мы очень, очень тщательно все осмотрели и потом только решили, выбросить или отдать на благотворительность. ОЧЕНЬ тщательно.
– Вайолет, – отвечает он, скрипнув зубами и подбирая проржавевший гриль, – нравилось вредничать. – Гриль разлетается на части.
– Ладно, но…
Он уходит обратно.
– Думаю, мы должны уважать ее желания, – яростно возражаю я, снова пытаясь его догнать. – И убедиться, что ничего ценного в этих мешках нет, и только потом выкидывать.
Он машет в сторону контейнера:
– Ни в чем себе не отказывай.
Когда он снова появляется в дверях, в этот раз с охапкой одежды, ко мне возвращается голос. Причем тот, который я обычно не использую, потому что его никогда не слушают или, если слушают, потом смеются надо мной.
– Я хочу все проверить, – твердо заявляю я. – Можешь остановиться на минутку? Нам надо обсудить, что мы делаем. Пожалуйста. – Не могу не добавить это «пожалуйста». Вот почему я никогда ничего не добиваюсь в жизни: сама себе мешаю бесконечными «пожалуйста». Еще и языком тела выражаю покорность, раздражающе робко показывая: «Конечно, я понимаю, забудьте, что я сказала, дайте знать, если могу помочь», за что страшно потом на себя злюсь.