Застенчивость в квадрате

Получается, кухня осталась позади. Хромированное чудо бабушки Вайолет, с изысканными двойными печами для двойных десертов, пало жертвой синдрома барахольщика.
Натыкаюсь на собственное пришибленное отражение в сером экране заброшенного телевизора, и если закрыть глаза, то ничего и не изменилось. Из соседней комнаты доносится мягкое жужжание кислородного аппарата дедушки Виктора. Мы с Вайолет сидим на бордовом диванчике, я настаиваю, что уже достаточно взрослая для «Неразгаданных тайн», но бабушке это не нравится. Говорю ей, что у кузена дома видела и похуже – он обычно смотрел фильмы ужасов с рейтингом «R» [4], пока я спала (или пыталась спать) в кресле. Вайолет прикусывает губу: «Похоже, мне придется позвонить Брэндону».
С блеском для губ и блестящим лаком для ногтей, надушившись детскими духами, я чувствую себя настоящей кинозвездой. Вайолет пшикнула парфюм «White Diamonds Elizabeth Taylor», ярко-рыжие, но седые у корней волосы накрутила на бигуди. Серьги ей в молодости подарил Марлон Брандо, «но, пожалуйста, не говори об этом дедушке Виктору». На шести пальцах – тяжелые украшения, такие, что ее родные братья и сестры могли бы за них убить, шепотом рассказывает она, прикрыв рот ладонью, будто не хочет, чтобы кто-то услышал.
Медленно и неуверенно выдыхаю. Маленькая девочка на бордовом диванчике выросла, но быть взрослой оказалось совсем не так, как она думала. Она настолько запуталась, что это пугает. Единственного человека, который заботился о ней, больше нет.
Перед мысленным взором появляется Вайолет и, заговорщицки подмигнув десятилетней мне, исчезает. Никто не заботился и о ней тоже. На полу, почти под ногами – грязное одеяло с чашкой и заплесневелой щеткой в ней. Электрическая плита не работает, но все еще включена в розетку, на ней керамическая плошка с прилипшей по краям лапшой быстрого приготовления. Из-под подушки выглядывает хвост мертвой крысы.
Площадь дома чуть больше тысячи квадратных метров: блистательно-элегантный, с винным погребом, кладовой дворецкого и другими необязательными, но прекрасными дополнениями. Некоторые комнаты больше, чем иные дома, а какие-то из них, когда я жила здесь, использовали всего раз в год: все остальные триста шестьдесят четыре дня они стояли закрытыми. И тем не менее к концу жизни Вайолет оказалась прикована к гнездышку размером едва ли больше метра.
– Я убедил ее перебраться в коттедж вскоре после того, как она наняла меня.
От раздавшегося за спиной другого голоса у меня вырывается крик такой силы, что какой-нибудь бумажный самолетик просто снесло бы звуковой волной. Я подпрыгиваю и оборачиваюсь одновременно, подворачивая лодыжку, и сваливаюсь прямо на дохлую крысу, которая оказывается очень даже живым опоссумом. Что приводит к еще одному пронзительному воплю.
Уэсли не предлагает помочь, не протягивает руку, просто отчужденно наблюдает.
С трудом поднимаюсь, путаясь в ногах, сердце выстукивает какой-то кошмарный ритм. Я будто бомбу проглотила.
– Господи! Вы откуда взялись?
Он молча указывает себе за спину.
– Ну да, конечно. Но как вы пробрались так незаметно?
Он же высоченный. Я должна была услышать, как он продирается сквозь эти джунгли, задолго до того, как увидела. Может, он воспользовался потайным ходом? Пытаюсь вызвать в памяти чертеж дома, но все мои знания о поместье перевернули с ног на голову да еще и потрясли хорошенько. Учитывая, как дом выглядит сейчас, я вряд ли вспомню, в какой стороне моя старая спальня. Где-то наверху – вот и все, что могу сказать.
Он пристально рассматривает меня, будто это я веду себя подозрительно.
– А вы что тут делаете? Здесь небезопасно.
– Ищу, где устроиться на ночь. – Наклоняюсь и выдергиваю плиту из розетки, поддавшись параноидальному страху, что она вдруг начнет работать, даже несмотря на отключенное электричество. В таком случае это место засияет ярче огней фейерверков в честь празднования Дня независимости.
– Устроиться на ночь, – безо всякого выражения повторяет он.
 
– Да. Я отказалась от своей комнаты в полной уверенности, что у меня есть новый дом с мягкой, уютной, ждущей меня постелью. Что впереди настоящая королевская жизнь. – Упираю руки в боки, изучая далеко не впечатляющую обстановку. – Никакого «клада» или выигрышного лотерейного билета у меня нет.
– Хороших кроватей здесь не найти.
– Это я уже поняла, спасибо. Буду импровизировать. Видела тут неподалеку целые короба приставок Nintendo 64, может, сооружу себе что-то похожее из них.
Уэсли на шутку не улыбается, а снова хмурится. Кажется, мнения о моих умственных способностях он крайне невысокого.
– Вы не можете оставаться здесь, это опасно.
Он совершенно прав.
– Я уже большая девочка. И могу о себе позаботиться.
Уэсли медлит. Тревожная морщинка меж бровей превращается в настоящую траншею, и он молчит так долго, что я уже начинаю подозревать, не робот ли он, который неожиданно выключился.
– Можете остановиться в коттедже, – наконец неохотно выталкивает слова он. Самое вымученное приглашение в истории. – Наверное. – Еще одна бесконечная пауза. – Пока что.
Невозможно.
– Почему нет?
Оказывается, я произнесла это вслух.
Разумеется, я не собираюсь говорить Уэсли, что он мой бывший парень и просто не знает об этом, поэтому выпаливаю совершенно другое:
– Там недостаточно места. Как я видела, в коттедже всего одна комната, которую уже занимаете вы. А если ночевать на диване в гостиной, я вам просто помешаю. – А я больше не собираюсь быть обузой. – Все в порядке. Я устроюсь в другой комнате, где меньше опоссумов. – Пытаюсь изобразить небрежную позу и спотыкаюсь о чашку с зубной щеткой. Во все стороны разбегаются тараканы. – Так, неважно, посплю в машине. Кстати, вы умеете обращаться с разрядившимися аккумуляторами?
Он хмурится еще неодобрительнее, теперь и рот повторяет те же очертания. Для него молчание – оружие, и он позволяет тишине продлиться еще какое-то время и только потом сообщает:
– В коттедже две спальни. Моя наверху. Вы можете занять старую комнату Вайолет.
– Правда? – тут же воодушевляюсь я. – Вы уверены? – Обычно, прежде чем остаться у парня дома, мне нужны данные о его полном медицинском осмотре, но мороз стоит такой, что я уже вижу собственное дыхание – серебристые выдохи смешиваются с облачками пыли. Кроме того, бабушке Вайолет он нравился настолько, что она оставила ему половину поместья. Если он был у нее на хорошем счету, то и меня устраивает. Придется, конечно, найти способ вытравить из мыслей все ассоциации с Джеком Макбрайдом и не думать о том, какой он потрясающий красавец, пусть и холодный как лед, но это пустяки. Обдумываю его предложение только пять секунд, а в процессе успеваю насчитать минимум три летучие мыши и четыре светящихся глаза в углу потолка.
Он поворачивается к выходу.
– Поменяю белье в ее комнате.
Вспоминаю, как Рут сказала, что Вайолет умерла во сне, и все тело покрывается мурашками при мысли о том, что буду спать в ее постели.
– Вы могли бы и матрас тоже перевернуть? – прошу я его удаляющуюся спину.
Уэсли не отвечает. Проходит боком между нагромождений коробок и исчезает.
– Что вы, не беспокойтесь, не ждите меня, – ворчу я, пробираясь следом. – Вам же без разницы, умру я или нет.
Это просто будет значить, что он получит целое поместье, а не его половину. Может, стоит насторожиться?
Двигаюсь я медленно. Гигантские коробки с пластилином и наборы для плетения из бисера угрожающе кренятся, зловеще целясь в мою незащищенную макушку. Как ужасно было бы умереть от «Волшебного экрана».
Когда я наконец выбираюсь на улицу, Уэсли и след простыл.
Открываю дверь коттеджа и едва успеваю заметить движение, мелькнувшее всего на долю секунды: это захлопнулась подъемная лестница на второй этаж. Шаги гулко прошли по потолку, и все стихло.
В комнате Вайолет вещей оказалось мало, вероятно, потому, что все запасы она собрала в главном доме и не хотела, чтобы зараза распространилась и по коттеджу. Или не хотела, поддавшись вредным привычкам, усложнять жизнь Уэсли у него же дома.