Дамнат (СИ)

— Ладно вам, парни. Потом разберемся что к чему.
Он отнял руки от ее лица и посмотрел на нее. Ниа не плакала. Она уже взяла себя в руки.
— Я готова, — твердо произнесла она.
  
Интерлюдия. Смятение во мраке уходящей ночи, где нет зла, нет добра. Лишь червь
 
Смятение
Иван долго брел по лесу, загребая ногами снег. Растрепанный, ошалевший, ничего не видя перед собой. Натыкаясь на деревья, падая. Хрипя и отплевываясь.
Или это ему казалось? И онтолько лишь стоял на месте?
Мгновение назад (или вечность?) перед ним разворачивался танец призраков. Беззвучная, захватывающая дух битва теней. Один за одним пали древние животные-обереги, чьи бесплотные тела рвали столь же бесплотные волканы. Кровь из ран неуловимо испарялась, не оставляя и следа. Он сомневался, видит это, или спит?
Иван долго брел по лесу, тяжело переставляя ноги в отсыревших сапогах, проламываясь через кусты. Снег таял на лице. Свинцовое небо царапали черные ветви, напоминавшие Ивану скрюченные пальцы какой-нибудь сказочной ведьмы.
Волканы неслышно следовали за ним.
— Не молчи! — закричал вдруг Иван, всколыхнув девственную тишину леса и обернулся. Эхо еще долго жило, постепенно затухая, а отшельник, прислушиваясь, думал, что голос-то не его, а кого-то другого. — Не молчи, прошу, не молчи… — добавил уже шепотом, прислонившись к стволу дерева. Он замерзал.
«К кому я обращаюсь? К этим тварям? Зачем они идут за мной?»
Безглазый был рядом, обдавая лицо горячим дыханием и облизывая окровавленную морду. Легкий, почти невесомый ветер сдувал с вожака крошечные хлопья дыма. Иван измученно подумал, на что же похож запах из пасти зверя?
Похож на пепел, на души тысяч сгоревших в огне глубин, неведомых глубин — запах древний, как само время.
Один взмах, услышал он. Одна мысль. Слово. Повелевай!
— Уйдите, — прошептал он, падая. — Исчезните. Дайте мне умереть…
Иван очнулся насквозь замерзший, ночью, посреди леса. Во тьме чащи горели огоньки. Дрожа, он двинулся в путь.
— Скоро рассвет, — бормотал он, стуча зубами. — Скоро рассвет.
Огоньки вспыхивали всё реже, удаляясь.
На краю опушки, под деревьями, притаился знакомый скит. Из снега торчали шесты. На каждом из них красовались белые, выветренные со временем черепа животных — волков, медведей, лис, козлов.
«Просто покосившиеся шесты, ничего более», — с некоторым облегчением подумал Иван. Дверь хижины занесло снегом. Отшельник непослушными коченеющими руками отгреб вход.
Внутри было стыло, пахло плесенью, шерстью и тихой пересушенной травой.
Иван стал торопливо закидывать дрова в печку. Потом долго и как-то мучительно искал кремень и огниво.
И вдруг вспомнил того, кого убил…
Где-то далеко, у безымянного ручья, заносило снегом окоченевшее тело старого шамана. Разъехавшиеся примитивные волокуши служили ему погребальным одром. Северный ветер пел скорбную песнь.
Аха, великий охотник, склонился над последним левдом, роняя слезы из хрустальных глаз.
когда поймёшь, что Охотник смотрит на тебя, проси…
«Завтра вернусь, — твердо решил Иван, разжигая огонь в печи. — Повторю обряд».
Негнущиеся пальцы приятно покалывало. Хотелось спать.
«Завтра».
Во мраке уходящей ночи
Когда Иван вернулся к дольмену, уже поздним вечером, опять бушевала пурга. Иван пал на колени, там, где они со стариком Баитом пару дней назад разожгли костер.
Тело шамана лежало позади. За ним тянулся заносимый снегом след от волокуш. По небу струились тяжелые неприветливые тучи, лишь усиливая бесконечное одиночество человека в этом диком краю.
— Я принес тебе твоего сына, Великий Охотник! — прокричал Иван, прикрываясь от ветра. — Возьми его и ответь на мои вопросы! Я знаю, что ты здесь! Скажи мне, кто я? Кто я?!
Вокруг озера чернел лес, но Ивану показалось, что тьма окружила его.
— Я умру здесь! — ревел он, глядя в бездну неба. — Не хочу быть, и не хотел быть! — слова его словно сливались с воем бури. — Я сдохну здесь! Или покажись! Скажи что-нибудь, скажи!!! Скажи… Кто я такой?..
 
Он подполз к шаману, схватил его за ворот шубы и потащил в дольмен. Положил на камень посередине. Бледный лик мертвеца, покрытый инеем, смотрел осуждающе.
Затем отшельник вынул нож и обнажил запястье.
— Довольно с меня, — тихо произнес он.
И в тот момент, когда ледяное лезвие коснулось его кожи, нож выпал из рук и Иван провалился в забытье.
— Смотри, Ансталлаи! — воскликнула она. — Это же баргу́тэ!
Процессия остановилась. Колыхнулось полотнище со знаком сущего, того, кто вечно прядет. Ансталлаи — высокий, величественный, в белых одеждах — посмотрел на небо. Следом обратили взоры ввысь остальные — призрачные в таких же белых накидках, в высоченных куполообразных деревянных колпаках посреди поросшей мелкой травой долины. Со всех сторон их окружали неприступные горы, роняющие со своих необъятных склонов мшистые валуны, что лежали всюду в беспорядке.
Небо было кристально чистым и там парил беркут.
— Хороший знак, — сказал Ансталлаи торжественным напевным голосом. Она всегда вздрагивала, когда слышала этот глубокий и чарующий голос. — Баргутэ — птица из легенд. Священная птица. Это сакральное имя возвеличит его. Хороший знак.
— Воистину, — хором отозвались остальные.
— Да, мой муж, — сказала она, поцеловав младенца. — Воистину, Иола́риё принесет нам славу. Он станет достойным тебя, мой муж.
— Я очень надеюсь, — ответил он и редкая улыбка осветила его суровое идеальное чело. — Очень надеюсь, что… вещающий ошибся.
— Вещающий очень стар, мой муж, — сказала она, убаюкивая захныкавшего ребенка. — Он помнит еще землю предков. Он ошибся. И сущий благоволит нам — вот знак.
Беркут парил на немыслимой высоте, выискивая добычу.
— Тот, кто вечно прядет, — все так же призрачно произнесли верные, протянув руки небу. — Да благословен он будет. Вот знак!
— Воистину, — печально сказал Ансталлаи, легонько погладив щечку сына. — Да сбудется.
Иван поскользнулся и упал. Он находился посреди озера. Буря стихла и небо очистилось, явив звезды. Отчего-то Ивану стало даже жарко. Почему он не замерз, в своем безумии, в центре стихии? Что-то подсказывало, что отныне ему всё нипочем.
Медленно и как-то нехотя приходило понимание, что он не один в себе самом.
«Я не просто человек, — думал он. — Ведь это все меняет. Как же я забыл! Я — дамнат. Мне всего лишь надо… вспомнить»
Подо льдом сгущался мрак. И оттуда на него смотрело лицо. Размывающиеся, еле различимые черты некоего древнего воина.
Иван поднялся и поплелся в пещеру. Великий охотник умер. Охотник был ничтожен по сравнению с ним. Ахан теперь — груда камней.
«Хватит сходить с ума. Я должен собраться и понять. Понять. И вспомнить»
Иван лелеял огонь. Подставлял ладони, прислушивался к его потрескиванию. Огонь успокаивал. Когда ты один во мраке, и лица твоего касается тепло костра, кажется, что ты спасен.
Но он — дамнат — и есть тьма и холод. Спасен ли он?
К отшельнику приходило понимание, что здешняя магия ушла, уступив место ему. Оставалось только понять, что он такое. Как-то смешно осознавать, что ты — вселенское зло.
Зла нет, вспомнил он чьи-то слова.
— Если бы я мог понять, кто я! — обхватив голову руками, простонал Иван.
Чтобы вспомнить, надо понять, человече. Перед ним на какое-то мгновение возник облик монаха. Широкоплечий, волосы с проседью, во взгляде — печаль, мудрость и поиск.
Иван вскочил.
— Зачем ты привел меня сюда? — крикнул он в пустоту. Зажмурился, потер переносицу, пытаясь выудить из глубин памяти события прошлого. — Я должен найти тебя! Как же тебя звали…