Дамнат (СИ)
Какой бы ни была маска — она всегда несла смерть.
— Кто ты? — прошептала Лив.
В глазах Тынгет отображалось любопытство. Так смотрят, должно быть, люди на неведомое создание — изучающе, оценивающе, терзаясь мыслью: «а что если…»
Тынгет неожиданно поцеловала Лив. Очень невесомо, чуть коснувшись губами. Поцелуй нёс смятение, истому, сладость, холод и тлен. Лив захотела оттолкнуть ведьму, но она уже отодвинулась.
— Уведи ее, — велела Тынгет. — С нее хватит.
Ворха выбил гвоздь и повел девушку за собой. Поднимаясь за своим молчаливым конвоиром, Лив обернулась.
Танцующая в маске, стоя к ним спиной, стянула через голову перепачканное платье и нагая вошла в воду.
Плач
Опять клетка. Сколько она здесь? Сутки, двое, трое? Пару раз в день приходил Живорь с кашей, либо вареной репой или брюквой. В первый раз Лив набросилась на еду, но с трудом проглотила кусок — так болело горло. Потом ее стошнило прямо в клетке. Отлично. Мертвецы, моча и блевотина. А ведь она когда-то ужинала с Рогволодом. Ела фазанов с золотой тарелки. Как давно это было?
Горло постепенно проходило, зуд уменьшился. А может, она привыкла к блохам? К грязи, смраду? Пару раз в день являлся Ворха, и, сковав цепью, выводил девушку по нужде. Через маленькую дверь у алтаря. За ней, в окружении зарослей чертополоха стояла покосившая будка с круглым отверстием в полу. В будке воняло еще хуже, чем в храме, и не только нечистотами, но и разлагающейся плотью. Будка кишмя кишела насекомыми, но девушке было плевать. Она спускала штаны и справляла естественные надобности, не обращая внимания на этого необычного, будто окутанного тенью человека, смотревшего на нее своими сумрачными влажными глазами.
И больше никого. Днями напролет Лив сидела, тупо глядя на развешенных мертвецов. Она хотела дать им имена и придумать каждому историю, но в голову ничего не лезло. У нее не осталось сил для излюбленных фантазий. Не осталось сил ни для чего. Она могла только оцепенело сидеть в собственной рвоте и бессильно отмахиваться от многочисленного гнуса.
Ей очень хотелось спросить, где Адриан, что с ним, но от Живоря с Ворхой ответа точно не дождешься. Хотя, несколько раз ей казалось, что Дубовый Пень вроде как чего-то боится или ждёт — выдавал бегающий взгляд. Рот всегда был замотан грязной тряпкой. В районе рта повязка вечно намокала. Он странно, как-то мучительно дышал. Иногда мычал и тряс головой, словно хотел избавится от голосов в голове.
«Влюбился? — кисло подумала Лив. — Увидел меня, писающую в будке с говном и ошметками тел и влюбился?»
Однажды утром она проснулась от шума. Рядом стояли Мирту-Боровик и высокий статный мужчина лет пятидесяти в черной стёганке. Мужчина был лыс и гладко выбрит. К поясу пристёгнут скимитар — так, кажется, назывался этот изогнутый клинок. Такие распространены в вольных городах востока. В Батхосе иногда бывали гости с тех далеких краев. Каждая черта словно высеченного из камня лица говорила о том, что он крайне опасный человек. На майдане находилось несколько вооруженных всадников и множество избитых, изможденных человек — женщины, мужчины и дети. Трудно сказать сколько именно, где-то около тридцати. Разглядывая пленников, Лив вдруг почувствовала на себе взгляд. Кто-то из этой толпы пристально смотрел на нее. Она поискала глазами, но так и не поняла, кто именно. Все тупо и обреченно уткнулись в землю. Кто-то тихо плакал. Кто-то молился.
— Поймите, — лепетал, подобострастно согнувшись, Мирту. — Оне не позволит. Тынгет категорична.
— Где она? — Незнакомец цедил слова с выражением презрения и усталости. Лишённый интонации голос напоминал удар плетью.
— После ночи у озера приходила пару раз… — Дед виновато пожал плечами. — С тех пор как явились эти, — он кивнул в сторону Лив, — оне словно с ума сошла. Тынгет и так-то… сами понимаете. Оне меня даже грозилась порешить, понимаете?
— Их надо убить. Немедленно. А останки закопать поглубже и подальше. Вы сильно рискуете.
— Дак почему ж? Кто оне такие?
— Идшуканта, дурень. Охотники Рогволода. Знаешь кто это?
Дед вытаращил глаза.
— А я-то думаю, откуда ж тотем-погань… Такая же штучка, как у вас, господин Бруд. Думал, залётные собиратели… из Вехани, бывает, сюды забредают… Всякие бывают. Оне же и Обатуру, бедолагу, со всей шайкой зарубили… Вот оно, оказывается, что…
— Соглашусь с лисой, — сказал Бруд. — И почему она тебя, старого мудака, до сих пор не выпотрошила?
— Дак за что ж? Я и так, и верой, и правдой!
— Тотем-погань, дурень — это укротитель. Утопить в его в озере — она что, с ума сошла?
— Да оне по жизни такая! Кто ж разберет, что у нее в башке? Дикая!
Мирту помялся, и, согнувшись еще ниже, поинтересовался:
— А что такое укротитель? Что он делает-то? Я ж думал, что это волшба какая. Вредная. То-то в башке прям гудело…
Бруд сплюнул и, взглянув на Лив, сказал:
— Тебе это ни к чему. Где другой? Их было двое? Кто другой?
— Мужик. Здоровый и злой. Живорек ему глотку того. — Мирту сделал недвусмысленный жест.
— И? Он что, выжил?
— Магия Тынгет творит чудеса. С ним-то оне и таскается… К озеру ходили. Любится с ним что ль? А что, дело-то такое. Таких ладных мужиков давно не бывало. Хоть и обращенный, но мужик.
— Час от часу не легче. Когда обряд?
— Не сегодня-завтра.
— Мне партию нужно сдать заказчику через десять дней. До него еще доехать надо. А твоя ведьма, видишь ли, трахается с охотником на магов!
— Ничего не попишешь. Оне такая, единственная в своем роде. Храним як зеницу.
— Храним… Чуть в петлю охотников не сунули, горе-хранители.
— Извините, господин Бруд, простите уж горемычного старикашку, но что ж вы от нас-то хотите? Это у вас добры молодцы, а у нас что? Крепча — вшивота пьяная, да и той уж нету. Сгинула и поминай как звали. Откель новую взять? Кто в глухомань нашу подастся, и за какие пироги, скажите на милость, господин Бруд? Скажите спасибо, что выкрутились. Еще чутка и пиши пропало. А таких гостей у нас со времен Проклятой Ночи не было. И чего искали, интересно? Неужто саму? Эта рыжая — скотская баба, скажу я вам, господин Бруд, — помню, спросила, где она? Как узнала-то? Слух пошел?
Бруд криво усмехнулся, наклонился и спросил у пленницы:
— Как зовут, видящая?
Лив переполняли ярость и ревность одновременно. Она плюнула Бруду в лицо.
— Сдохни, ренегат!
Бруд невозмутимо оттер плевок. Встал.
— Мы будем неподалёку, в просеке, — сказал он Боровику. — Как лиса появится, ты сразу ко мне.
Бруд вскочил на коня, отдал команду и его дружина, орудуя плеткой, погнала пленных прочь. В последний момент Лив заметила невзрачного неприметного мужчину. Он не отрываясь глядел на девушку, пока его не прогнали вместе со всеми. У Лив почему-то кольнуло в сердце.
Лив обнаженная спускается к озеру. Ветер играет в волосах. Заплетенные в косички многочисленные колокольчики, монетки — дары неизвестных, осколки потерянных душ, — ласково позвякивают, отдаваясь музыкой. Журчание воды, омывающей корни, выступающие из мягкого, словно пуховая перина, ила, умиротворяет. Босая ножка осторожно коснулась поверхности озера — девушка со смехом отскочила. Посеребренная луной гладь манит кажущейся тишью. По телу пробегает холодок, но она спешит. Поскорее бы окунуться с головой, заглянуть, что по ту сторону зеркала? Прикоснуться к растворенной в недрах мощи. Впустить в себя неистовство магии, старой, как мир.
Лив долго искала это озеро. Она вдруг вспомнила, как оно называлось. Жившие здесь в незапамятные времена болотные люди называли его Лисьим. С ним связана какая-то легенда, которой никто не помнит. От сказки, как и от болотных людей остались только слова. Все остальное кануло в небытие. Все остальное — тлен и пыль.
В мыслях неожиданно возникли смутные образы — земля, пропахшая шерстью. Молоко матери. Вкус крови, от которого кружится голова. Кровь пробуждает дремлющие в ней инстинкты.