Маргаритки

— Они не производят впечатления обычных бандитов.
— Верно. Что делает этот вариант еще менее вероятным. Они слишком умны, чтобы связываться с маленькими детьми. Но я ни на секунду не сомневаюсь, что они угрожали сделать это. Но это уже другой разговор.
— Значит, по-твоему, Тони Свенссон лжет, будто его дочь похитили, просто чтобы мы от него немного отстали?
— Именно так. И чтобы мы держались от него подальше.
Петер думал.
— Тот еще вариантик. В смысле держаться подальше от него.
— Согласен, — сказал Юар с напряженным лицом. — Поэтому я предлагаю тебе пойти закончить допрос и подготовить все бумаги, а я поднимусь в отдел и оформлю приказ о взятии парня под наблюдение с того момента, как он выйдет из здания. Думаю, он сразу же поедет домой к дочери проверить, все ли в порядке. И не удивлюсь, если он после этого сообщит своим тузам, что все спокойно и что он не сказал нам ничего серьезного.
Петер успокоился. Телефон Тони Свенссона уже был поставлен на прослушку. Возможно, до конца дня удастся выяснить имена давящих на Тони людей.
* * *
Уже гораздо реже, но все же иногда случалось, что Спенсер Лагергрен и его жена Эва встречались в обеденный перерыв и вместе готовили обед. Почему такая идея пришла в голову Эве именно в этот день, Спенсер не мог понять, но знал, что лучше пойти ей навстречу.
Едва он открыл дверь, придя с работы, как запах еды ударил ему в нос.
— Ты уже начала, — только и сказал он, выйдя на кухню через пару минут.
— Конечно, — ответила Эва. — Не могла же я тебя дожидаться.
Спенсер прекрасно знал, что его любовница Фредрика Бергман не понимает его взаимоотношений с супругой, да сам он порой тоже их не понимал. Ощущение полной абсурдности этих отношений, усилившееся теперь, когда другая женщина ждала от него ребенка, делалось все невыносимее. С другой стороны, он не мог не рассказать Эве о взятых на себя обязательствах и грядущих изменениях в его жизни. Оба уже давно привыкли, несмотря на брак, иметь романы на стороне, но только Спенсер в конечном итоге предпочел встречаться с одной и той же женщиной. Он знал, что это раздражает жену, которой так и не удалось превратить ни одно из своих приключений в серьезные отношения. С другой стороны, его бесили ее бесчисленные любовники, порой совсем мальчишки. Словно у него было право возражать против ее выбора мужчин.
— Мы едва виделись на выходных, — произнесла Эва почти бодрым голосом, — и я решила, что будет здорово провести немного времени друг с другом за обедом.
Баранина и картофельный гратен в духовке, большая миска салата на столе. В его голове пронеслась мысль: можно ли все это есть? И почему жена держится так странно?
— Ты старалась, как я посмотрю, — сказал он и подошел к холодильнику, чтобы выбрать напиток к обеду.
— Иногда приходится стараться, дорогой, — едко сказала она, — иначе можно все сразу к чертям послать.
Он замер: за все тридцать лет брака он не мог насчитать и пяти случаев, когда она так выражалась. Но от комментариев воздержался.
— Или как? — с вызовом продолжала она.
— Конечно, — согласился он беспрекословно, не понимая, куда она клонит.
Длинными пальцами она взяла бутылку с бальзамическим уксусом. Салат без заправки не салат.
— Как прошли выходные? — спросила она и с громким стуком поставила бутылку на стол.
Жест был слишком красноречив, чтобы не понять: что-то не так. Спенсер медленно прикрыл дверцу холодильника, обернулся и увидел Эву по другую сторону кухонного стола.
Она всегда была красавицей. Худенькой и элегантной. Она все еще хорошо выглядела. Пышные волосы были зачесаны назад, уложенные очень просто, но безупречно. Как всегда, одна прядка, выбившись из прически, падала ей на щеку. Большие зеленые глаза, как океаны, зрачки, как пустынные острова. Высокие скулы и полные губы. Другими словами, она была адски привлекательной тюремщицей.
Спенсер подавил вздох. Потому что, к сожалению, именно ею она была и оставалась последние двадцать лет. Его тюремщица, его крест.
 
Он встретился с ней взглядом и невольно вздрогнул. Тюремщица плакала. Боже, когда же это было в последний раз? Пять лет назад, когда у ее отца случился инфаркт? Этого старого хрыча, которому сейчас восемьдесят пять и который, как назло, здоров как бык, так что свет в конце туннеля Спенсеру пока что не маячил? Впрочем, было бы наивно полагать, что смерть старикашки означала бы освобождение. Этот старый черт вернется даже из преисподней.
— Ты должен сообщать мне, что происходит, Спенсер, — тихо сказала она, — ты не можешь держать меня в неведении.
Спенсер, нахмурившись, приготовился к обороне.
— Я от тебя ничего не таю, — сказал он. — Я рассказал тебе о Фредрике и о ребенке.
Она рассмеялась.
— Боже мой, Спенсер, ты отсутствовал практически все выходные, не сказав, куда собираешься.
«Я и не знал, что тебя это волнует», — устало подумал он.
А вслух сказал:
— Возможно, так получилось, но я этого не хотел. — Он откашлялся. — Я уже говорил, что беременность Фредрики протекает нелегко, и поэтому…
— А что потом? — перебила его Эва. — Ты вообще об этом подумал? Ты будешь брать ребенка через выходные или через неделю или как ты там планируешь? Ты потащишь его с собой, когда мы пойдем на обед к друзьям, — и как ты в таком случае будешь представлять его?
Она покачала головой и встала проверить мясо и гратен.
— Мне казалось, что мы уже говорили об этом, — сказал Спенсер и сам услышал, насколько жалко прозвучали его слова.
Эва с треском захлопнула дверцу духовки.
— Ты говорил об этом. А не мы. — И, помедлив, добавила: — Если это «мы» еще существует.
Когда он открыл было рот, чтобы ответить, она подняла указательный палец и поднесла к губам.
— То, что и ты и я уже давно поняли, что должны встречаться с другими, чтобы нормально себя чувствовать, — с этим я смирилась, — сказала она глухим голосом. — Но то, что ты решаешься завести семью с другой женщиной…
Она прижала ладонь ко рту, и впервые за многие годы ему захотелось обнять ее.
— Как так вышло, Спенсер? — плакала она. — Как мы могли застрять в этих отношениях, когда ни ты, ни я им не рады, когда мы не можем любить друг друга?
Во рту у него пересохло.
Она, очевидно, не имела ни малейшего понятия о том, что устроил ее отец.
«А стоит ли мне продолжать об этом беспокоиться? — спросил себя Спенсер. — Хуже, чем вот это, все равно уже быть не может!»
* * *
Фредрика Бергман втиснулась за руль и поехала в Дандерюдскую больницу. Все выходные дело словно бы медленно закипало под крышкой, чтобы взорваться к понедельнику. Два новых трупа, из которых один напрямую связан со смертью супругов Альбин. Предполагаемый убийца, оказавшийся, по мнению Петера и Юара, скорее ключевым свидетелем. Психиатр, уверяющий полицию, будто его пациент никак не мог покончить с собой, притом именно этот врач уже несколько раз ошибся в аналогичных прогнозах. И наконец, два священника, Свен Юнг и Рагнар Винтерман, знавшие Якоба Альбина, как видно, с настолько разных сторон, что оценки и мнения обоих оказались прямо противоположными.
Когда Фредрика и Алекс, уехав из дома четы Юнг в выходные, сравнили сведения, полученные в результате их бесед, то поняли, что Элси оказалась безусловно более разговорчивой, нежели ее супруг. Свен, к примеру, не проронил ни слова о том, что у их сына у самого имелись проблемы с наркотиками и что Каролина Альбин была вместе с ним на протяжении нескольких лет. Позднее в течение дня Алекс позвонил Юнгу и спросил напрямую, почему он утаил от полиции эти сведения. В ответ тот сказал:
— Потому что мне бесконечно стыдно, что я не состоялся как отец. И сейчас мне еще более стыдно, поскольку, промолчав, я втоптал в грязь имя Каролины.
Фредрика сумела выяснить имя их сына и нашла его контактную информацию, но поняла, что особо рассчитывать не на что: парень отправлен на принудительное лечение и в настоящий момент не может быть допрошен на основании закона об охране здоровья наркозависимых. По словам Элси, он находится на лечении в исправительно-реабилитационном центре около Стокгольма, отказывается сотрудничать с персоналом и утратил контакт с внешним миром. Видимо, его последняя передозировка стала причиной органического поражения мозга, но врачи не были на сто процентов уверены. Поэтому Фредрика сразу же вычеркнула его из списка возможных свидетелей.