До мурашек

Мне так жаль, Лёв…
Если бы ты знал, как мне жаль! Но ведь ты тоже предал меня. Ты ведь знал, какая я была слабая. Знал, что мне на кого, кроме тебя, опереться. Знал и ушел.
Но ведь у тебя всё хорошо? Любимая работа, жена, сын… Все оказалось к лучшему, да?
Так что не смей теперь с такой холодной, затухшей злостью смотреть на меня. Не смей.
Мне так плохо стало от его взгляда, издевательски сочетавшегося с кривой ленивой улыбкой, что даже сил кивнуть не нашлось. Просто отвернулась.
Да и нужны ему мои приветы? Конечно, нет.
Что он тут забыл вообще? Десять лет не появлялся, и вдруг как черт из табакерки. Приведение.
Профиль жгло, шею ломило от желания повернуться и проверить, не почудился ли он мне всё-таки.
Но гордость перевесила. На автомате, мало что соображая, закончила разговор с Ксюшей и Павлом, и трусливо сбежала из кафе, прилагая неимоверные усилия идти ритмичнее, чтобы не заметил мою хромоту.
Только не он. Не знаю почему, но только не он. Глупо.
Судорожно выдыхаю, прикладывая ладонь ко лбу. С нажимом провожу по похолодевшей коже пальцами.
Так…
Надо успокоиться. И я дышу – дышу, пока тело не наливается привычной, равнодушной ко всему усталостью. У постоянной меланхолии есть свои плюсы – в ней сонно и спокойно.
Приехал, значит? Что ж…
Интересно, один или с семьей? За столиком был один, но может жена в туалет вышла?
Впрочем, какая мне разница, Господи?!
Главное теперь узнать, как долго он тут пробудет, чтобы на это время к дедушке в гости не приходить – можем нечаянно встретиться. Мы ведь – одна семья.
В этой мысли губы кривит холодная усмешка, и я, прежде чем начать выезжать с парковки, лезу в сумку за телефон, чтобы прикрепить его на приборную панель. Но смарта не нахожу. Чёрт. Похоже, забыла его на барной стойке – так спешила побыстрее ретироваться.
Это что же? Мне опять идти туда?!
Чё-ё-ёрт!
От подобной перспективы стону в голос и бьюсь головой о руль. Замираю, прижавшись лбом к кожаной оплетке, сильнее стискиваю её пальцами. И, выдохнув, снова выхожу из машины.
Просто зайду и выйду, да?
Время близится к полуночи, и на улице царит зябкая ночная прохлада, пробирающаяся под тонкое платье. Обхватываю себя руками, просовывая ладони подмышки, пока бреду обратно к кафе. На ступеньках террасы приходится расцепить руки, чтобы схватиться за перила. Лестницы теперь – мой отдельный личный ад. Каждая ступенька как гвоздь в крышку гроба всего, чем я раньше жила.
Одна, вторая, третья…
На четвертой я застываю, перестав дышать, потому что дверь кафе распахивается и на пороге появляется Лёва.
Прямо передо мной.
Я вскидываю голову от неожиданности. Мой взгляд упирается в кадык на мужской шее, задевает твердую линию подбородка, плотно сомкнутые губы и останавливается, не в силах подняться выше, к глазам.
Повисшая тишина больно звенит в ушах. Лёвка засовывает одну руку в карман джинсов, а в другой сжимает пачку сигарет. Чувствую, как смотрит в упор. Лицо горит. Между нами каких-то пара метров, и это невероятно глупо – делать вид, что я его и сейчас не узнала или не заметила.
– Здравствуй, – произношу глухо, зачарованно смотря, как дергается его шея, когда сглатывает.
Звук моего голоса будто взрывает эту плотную тишину вокруг. Она рушится и осыпается осколками вокруг, возвращая миру его реальные будничные очертания. Это просто случайная встреча и всё. Ничего больше.
Наконец смотрю Лёве в глаза. В них отстраненность и показная скука.
Так и надо, да. Всё правильно.
– Привет, – бросает он насмешливо и хрипло.
Делает пару шагов от двери, уходя вглубь небольшой террасы. Опирается одним бедром о деревянные перила и достает из пачки сигарету, продолжая разглядывать меня.
А мне нужно преодолеть еще шесть ступенек. Чёрт. Под его взглядом и без того слабые колени превращаются в желе. Щеки пощипывает злой румянец. Не хочу при нем ковылять…Не хочу!
Сука, а…Может подождать, пока докурит? Нет, это просто смешно. Мне что теперь, всё время при нём застывать?
Лёвка выпускает вбок густое облако сизого дыма. Щурится, чуть склонив голову.
 
– Помочь?
– Я сама, – почти рычу и делаю шаг.
Он неловкий, я в курсе, но мне уже давно его помощь не нужна.
– Как хочешь, – расслабленно пожимает плечами, скользя оценивающим по моей фигуре, – Что, с танцами всё?
– Бестактный вопрос, – тихо огрызаюсь, переступая еще одну ступеньку.
– Вопрос или факт? – хмыкает.
– Тебя это радует?
– Мне плевать. Просто поддерживаю беседу.
– Для поддержания беседы принято говорить о погоде, – выдыхаю, так как еще одна ступенька позади.
– Или справиться о здоровье, – холодно улыбается.
– Я вполне здорова. На венок можешь не собирать, – зеркалю его улыбку, которая сползает с губ, когда перехватываю его тёмный взгляд.
Мурашки бегут по предплечьям, поднимая волоски, и хочется поежиться и закрыться. О чем он думает, так смотря? Что до сих пор ненавидит меня? Или ему меня жалко? Резко отворачиваюсь, обрывая зрительный контакт. Лучше бы первое…
Последняя ступенька. Преодолев, чувствую себя гораздо уверенней, хожу я уже хорошо…
Ощущая на себе пристальное мужское внимание, от которого покалывает всё тело, делаю было пару шагов ко входу в кафе, но что-то тормозит, а потом и вовсе разворачивает меня за плечи и толкает в Лёвкину сторону. Я не знаю, я …Просто хочу еще поговорить.
И украдкой рассмотреть его поближе. Он так изменился. Он – совсем мужчина, совсем другой. И я хочу его разглядеть. Пока медленно подхожу к нему, Лёва молчит, но вижу, как напрягаются его плечи, хоть он и пытается это скрыть, как снисходительно щурит глаза. Не хочет, чтобы ближе была.
Ему неприятно? Наверно. Но мне плевать. Переживет каких-то пару минут.
Останавливаюсь совсем рядом и упираюсь ладонями в перила. Левая рука оказывается так близко от его бедра, что чувствую жар чужого тела, покалывающий кожу. Нос щекочет терпкий аромат геля для душа и чего-то такого, что только его – мужского, пряного, на уровне энергии, которая плотным коконом окутывает меня.
– Сигаретой угостить? – Левка смотрит на меня вполоборота, выгибая светлую бровь.
– Я не курю.
– А я курю, – хмыкает, затягиваясь.
– Насколько ты приехал?
– Около месяца.
– Почему так долго?
– Хотела бы, чтобы меньше? – чуть наклоняется ко мне, криво улыбнувшись.
– Просто интересно, у тебя же работа.
Не отвечает.
– А ты? – спрашивает вместо этого.
– Я…– прикусываю щеку, медля с ответом. Не хочется его посвящать, но он все равно узнает, – У меня на прошлой неделе закончилась реабилитация. Потом будет еще одна, но в перерыв пока тут. У родителей.
– Ясно, – отзывается ровно, – Какие прогнозы?
Кидаю на него выразительный взгляд. Кивает, молча. Он уже самое главное сказал – на сцене мне больше не танцевать. Остальное уже не так важно.
И без того неловкий разговор совсем обрывается. В голове тягучая пустота, на языке тяжелым грузом вертятся ненужные, лишние слова. Дышать получается через силу. Даже вот так просто стоять рядом с ним мне муторно и тошно. Но я не могу пошевелиться, не могу уйти. Ноги будто к террасной доске приколотили. Опускаю голову и разглядываю свой маникюр. Секунды мучительно тянутся. Лёва делает последнюю затяжку и тушит сигарету в пепельнице, оставленной на перилах.
Внутренне подбираюсь, ожидая, что сейчас он оттолкнётся бедром от перил и коротко бросит "пока", но он тоже продолжает стоять.
Только уже не боком опирается, разворачивается к перилам спиной и просовывает руки в карманы джинсов. Не смотрит на меня – глядит себе под ноги, чуть хмурясь и, кажется, о чем-то задумавшись.
– Я не поздоровалась, потому что растерялась, – вырывается из меня само собой.
Резко поворачивает ко мне голову, смотрит в упор. В его глазах совершенно непонятная, напряженная эмоция, и у меня в груди вибрирует в ответ. По телу разливается душное тепло.