Учиться, влюбиться... убиться?

— Промахнешься, — уверенно сказала я.
— На что спорим?
— Предлагай сам?
— На поцелуй, — выдал наглый элвар.
— В щечку, — дополнила я.
— Согласен. Извини, скрепить не удастся. Но ты ведь не откажешься от своего слова?
— Я всегда плачу долги по первому требованию!
— Договорились.
Терн резко развернулся вокруг своей оси. Пьяница, все это время висевший тихо, как ленивец на де-реве, заорал. Так, с воплем, он вылетел за дверь и приземлился в большую грязную лужу посреди дво-ра. Зрители зааплодировали.
— В следующий раз буду спорить осмотрительнее, — пожалела я.
— Посмотрим. Долг я спрошу потом, когда сниму эти повязки.
— Хорошо. Ты уже позавтракал?
— Да.
— Тогда пойдем, поищем Кана.
Мы расплатились и вышли на улицу. Пьяница так и не вылез из лужи.
— Стоило ли так нарываться? — спросил Терн.
Я передернула плечами.
— Я и сама бы с ним справилась. Это несложно.
Мы медленно шли по деревне, разговаривали ни о чем, смеялись, Терн купил две палочки мороженого у уличного продавца и мы уселись на скамейку, временно позабыв о Кане.
— Сто лет уже так не сидел, — вздохнул Терн.
— А сколько тебе лет? — не удержалась я.
— Сто двадцать пять лет ровно.
У меня глаза на лоб полезли. СТО ДВАДЦАТЬ ПЯТЬ? Мне всего двадцать шесть, а в восемнадцать лет я уже считала себя слишком взрослой.
— Ты всерьез?
— Я совершенно серьезен.
— Никогда бы не подумала! Ты выглядишь…
— На сколько? На сто двадцать четыре года?
— Мальчишка! Честно говоря, я не дала бы тебе больше восемнадцати.
— Я тоже не сказал бы, что тебе двадцать шесть.
— Спасибо.
— Нет, серьезно! Вы, люди, по сравнению с нами однодневки, но о тебе я такого бы не сказал. Ты не просто выглядишь молодо, ты молода и душой!
— Это и неудивительно. Мне предстояло жить не больше семидесяти лет, там, в моем мире! Здесь же мне подарили еще больше тысячи лет жизни при удачном стечении обстоятельств. И я счастлива! А сколько живут элвары?
— Теоретически — около двух тысяч лет.
— А практически?
— Много элваров погибнет на этой проклятой войне, Ёлка. И им будет гораздо меньше, чем даже тыся-ча лет. Я тоже мог бы умереть, но я чудом спасся. И должен признаться, я боюсь смерти! Ужасно, ко-гда теряешь пятьдесят лет жизни, но когда перед тобой несколько тысяч лет!? Я так люблю жизнь!
Я кивнула. Я отлично понимала его.
— Один мудрец из нашего мира сказал примерно так: ' Пока есть я — смерти нет, а когда придет она — не будет меня'. И мне тоже это страшно. Но зачем думать и говорить о смерти? Чудесный день, солнце, птицы, цветы, кстати говоря, мороженое! Давай наслаждаться тем, что есть! Жизнь — прекрасна!
— Согласен! — Терн отбросил в сторону палочку от мороженого. — Пойдем искать твоего приятеля.
Кана потерять не удалось. Стоило нам свернуть за угол, как из маленького и довольно бедного дома вылетел Кан. За ним мчался на веревке черный козел с наглыми желтыми глазами и весьма острыми рогами. Время от времени козел взмекивал и бросался в атаку. Кан подпрыгивал и уворачивался, весь-ма развлекая местную детвору и парочку зевак постарше.
— Что здесь происходит? — спросила я, изо всех сил стараясь быть серьезной. Но уголки губ так и разъ-езжались в стороны. Уж очень потешно выглядел мой приятель. Терну было легче. Он-то в бинтах, так что может улыбаться хоть во весь рот, все равно незаметно. Но плечи у него все равно как-то подозри-тельно подрагивали.
— Это мой гонорар, — мрачно объяснил приятель, в очередной раз подпрыгивая вверх.
— Гонорар? За что?
— Я тут одного типа вылечил. Его медведь сильно порвал. Он мне и предложил взять козла. Дескать, семья небогатая, денег у них нет, так хоть натурой.
— Лучше бы натурой, — фыркнул Терн.
— М-да, жадность фраера сгубила. По-хорошему, они тебе еще и доплатить должны были, чтобы ты его забрал.
Козел взмекнул и опять пошел в атаку. На этот раз на меня. Я увернулась и подпрыгнула.
Знакомиться с рогами мне совершенно не хотелось.
— А то за чем тебя послали, ты купил?
— Нет еще. Только коней продал. Вот деньги.
Кан предъявил довольно увесистый кошелек. Я кивнула.
— Хорошо. Мы с Терном пойдем покупать, а ты стой здесь.
— Почему так!? — Кан был искренне возмущен.
— По козлу и капусте, — ехидно ответила я. — Это твое приобретение? Твое. Вот и мучайся с ним.
— Еще бы, — заржал кто-то в толпе. — Это ж козел деда Джанка, такой сволочной скотины небось во всем Кейротолле нету!
— И дурака, который согласится купить эту скотину, в вашей деревне тоже нету, — для проформы уточнила я у толпы.
Могла бы и не уточнять. Мычание, выкрики и прочие проявления народного голоса сливались в одно решительное 'нет'. Ну и правильно. Я бы тоже такую скотину не купила. Тем более, что козлом от него разит, как от целого скотного двора.
— Так что оставайся, — я потрепала Кана по щеке. — Жди меня и я приду, только очень жди. Ждите, — поправилась я и зашагала подальше от козла. Терн развел руками и последовал за мной.
— Ты поступила жестоко.
— А он!? Навязал на нас эту бодучую и вонючую скотину! Как золотой слиток у утопающего. И меша-ется, и выкинуть жалко! Да если бы хоть толк был! Вот ведь жадина! Мы и так весьма разжились день-гами, нет, ему еще захотелось! Пусть сам теперь мучается, как тот утопленник.
Терн фыркнул. Я и сама понимала, что сравнение не то, но что ж поделаешь? Я ведьма, а не писа-тель.
— А хорошая ведьма обязана быть и хорошим писателем, — подслушал мои мысли Терн. — А то бродя-чие певцы и летописцы так твои будущие подвиги распишут, что никакого спасения не будет.
— Я буду практиковаться.
— Вот-вот. А то подвиги ты совершаешь, а вот рассказать о них не умеешь.
— При всем уважении к твоему уму… Если я расскажу хотя бы о половине своих подвигов, то либо вылечу из Универа, либо покончу жизнь самоубийством при активном участии половины его учите-лей.
— Да, твои подвиги каждому не расскажешь. Особенно последний.
Я фыркнула, вспоминая свою последнюю выходку. У нас была преподавательница, которая до смерти боялась лягушек, змей и раков. Не знаю, почему так. Я-то ничего не боюсь, даже мышей, а она просто не могла выносить пресмыкающихся и земноводных. Увидит — и срывается в визг. Но при том она была жуткой стервой. Эвину девять раз зачет не ставила. Довела парня. Он к ней даже с цветами пришел! Цветы полетели в окно, оборотень — за порог. И ведь известно, почему она так! Эвин просто как-то ее сынка мордой в пиве повозил! Ну, подрались, с кем не бывает! Сын у нее, кстати, совсем без магических способностей, да и без умственных тоже, но она его все-таки держит возле Универа и на что-то надеется. Интересно, на что? На чудо? Вот припрется Христос и наделит его по возможностям и желаниям его маменьки?
Но я отвлеклась. Короче, была очередная попойка, этот паразит напился и стал ко мне приставать. Я его послала прямым курсом и подальше. Он завелся. Приятель заступился. В итоге — драка. И этот сы-нок побежал к мамочке жаловаться. Эвин аж взвыл на девятой пересдаче. Конечно, мою команду та-кими мелочами не прошибешь. У Эвина по всем остальным дисциплинам только 'отлично', так что сдавать он мог до пятнадцати раз, пока не сдастся сам или не вмешается директор. Но десятого раза мы дожидаться не стали. Терпение лопнуло с треском и блеском. И ночью мы пошли на дело. На речку. Ловили всех кого могли. Раков, лягушек, ужей, улиток. То есть ребята ловили, исключительно руками, чтобы потом нас не засекли на остаточной магии, а я держала мешок с живностью. Наловили кило-граммов двадцать. По счастью, комнаты этой выдры в Универе были на последнем этаже. Она посто-янно жаловалась, типа, не могу спать, когда над головой сапогами грохочут. У нее, типа, такой чуткий сон! Вранье! Она даже не почесалась, когда мы на крыше тусовались.
Достали длинную веревку, обвязали меня под мышками, завязали еще три страховочных узла и нача-ли спускать вместе с мешком, как более легкую. Окно у нее в спальне было открыто по случаю жаркой погоды, так что я благополучно вывалила всю свою ношу на пол. Без мешка, естественно. И мы удра-ли. Но что началось утром! Высшие Силы Леса! Училка от ужаса забыла все заклинания и только виз-жала. Те, кто попытался к ней войти, были атакованы земноводными и пресмыкающимися, которые рвались в родную стихию. Короче, скучно не было никому. Нас так и не раскрыли, но директор, похо-же, подозревал, чьих рук это дело. Он ведь направил на уборку именно нашу компанию.