Год Собаки I. Среди Теней (СИ)

Явно не нулевой этаж…
На стене гравюра в черной рамке. Предельно лаконичная — шесть точек. Как на игральной кости, два ряда по три, друг над другом.
Под картиной на подставке два меча в ножнах.
В стеллаже икебана из сухих ветвей и цветов. Рядом, между книг, глубокая рамка, в центре которой притаился глаз. Настоящий глаз с карей радужкой.
Книги самые обычные. В основном — словари. Общего языка, языка живых, языка мертвых, магического языка.
Большая галактическая энциклопедия, история магии, несколько стихотворных сборников. На полке ниже черный паук в стеклянном кубе.
Дагерротип на столе.
В нем запечатлены двое школьников младших классов — брат и сестра.
Было непонятно, кто они, вначале я принял их за детей Принца. И лишь позже понял, что это его ученики, а он их наставник.
Смеющиеся мальчик и девочка в форме местной гимназии, складывали из пальцев треугольники, как земные дети складывают сердца.
Один вверх, а другой вниз.
Девочка сложила верхний треугольник, а мальчик нижний.
В дагерротипе хранилась запись. Я коснулся ее взглядом и увидел тот момент. Картинка ожила, и я услышал их смех, слова любви, обращенные к Принцу.
Прочитал на паспарту цитату, набранную типографским шрифтом:
«Небо вверху, небо внизу,
Звезды вверху, звезды внизу,
Все, что вверху, то и внизу…»
И ниже от руки:
«Грег и Фрея, с любовью. Навсегда.»
Чуть дальше на столе обнаружил папки личных дел и с удивлением узнал наши анкеты.
Оказывается, на нас были собраны досье…
Прикасаться к чужим документам было запрещено. Кодекс однозначно трактовал этот аспект свободы воли. Можно было видеть только то, что было открыто.
Анкета Ильи лежала поверх досье.
Я, улыбаясь, читал ответы Ильи корявым почерком. Рядом рукой Принца были внесены исправления.
Пол: «Ыыы». Зачеркнуто. Сверху твердым почерком Принца: «Оболтус».
Планета проживания: «Альтерния». Исправлено: «Земля 29».
Вид: «Абуминог». Зачеркнуто. «Человек». Зачеркнуто.
Сексуальные предпочтения: «Сольфеджио», пищевые: «Креведко». Примечание почерком Принца: «Прописать абуминогу ремня и креветок».
Виднелся уголок моей анкеты.
Слово «Летчик» не было зачеркнуто, но сверху буквами общего языка добавлено: «Пилот».
Я ощутил на себе чей-то взгляд и обернулся. Паук в стеклянном кубе смотрел множеством глаз.
Куда бы я не пошел, он поворачивался в ту же сторону. И я догадался, почему Принц быстро обнаружил точку наблюдения. Он почувствовал взгляд, вот почему.
Я приблизился к стеклянному кубу.
На спине паука виднелся серый орнамент. Те же шесть точек, что и на гравюре, только соединенных между собой линиями.
Паук выполз к стеклу, поднялся на камень, разглядывая меня. Я коснулся его крохотного сознания. Но, увидев свое лицо, искаженное взглядом множества глаз, вздрогнул и сразу же разорвал связь.
Паук вел непрерывную запись происходящего.
Он охранял кабинет.
Я сделал ошибку не только став видимым, а вообще придя сюда. В этом не было ничего криминального, просто я не хотел, чтобы Принц знал о моем визите.
Кабинет имел статус публичного места, доступного для восприятия, не защищался магией, ни простым запретом или предупреждением…
Он даже не запирался.
Принцу нечего было скрывать. Вся его жизнь была на виду, кроме камня, который он носил внутрь себя…
Я в задумчивости смотрел на паука.
Открыл куб и разместил точку наблюдения в россыпи крохотных черных глаз. Теперь мой взгляд терялся в его взгляде.
Оставалось решить, что делать с записями паука… Память была небольшой, всего три дня. Я быстро промотал ее: ничего интересного, в основном кабинет пустовал. Скорее всего, Принц ничего даже не заметит…
Я осмотрелся истинным взглядом, устраняя следы своего присутствия.
Стал невидимым.
И, проходя сквозь стену, стер пауку память.
#
2.
Бал, который давал Принц в честь открытия Тридцать Первого сезона, начинался пустым и бесцветным днем.
Но еще заполночь, в одном из заброшенных отростков гостиницы-монстра, слуги в черном отперли двери, и в необъятных темных залах, обычно всегда пустых и холодных, были зажжены свечи.
 
И, гонимый порывами мелкого дождя, я летел над мрачными лабиринтами зданий западного крыла.
По земле стлался туман, из разинутых оконных ртов на меня смотрела хищная чернота. Впереди мерцала цепочка огней, начинался бал, и я беспокойно спешил на их свечение.
Опустился на балкон с причудливыми барельефами на каменных тумбах и лепными вазами для цветов.
Спрыгнул с перил.
Двери были распахнуты настежь. Слышались музыка и голоса. Взволнованный женский голос глубоким контральто читал:
— Предмет насмешек ада, тень…
Я шагнул, отодвигая рукой тяжелый гобелен, и оказался в зале.
Балконные двери располагались рядом со сценой, залитой светом прожекторов. На ней стояла девушка в трагическом платье перед строем мужчин в окровавленных костюмах зомби.
Мое появление прошло незамеченным. Женский голос продолжал:
— … Призрак, обманутый судьбой, бессмертной раною убит…
Я, пригнувшись, крался в первом ряду зрителей, и тут меня окликнули, я оглянулся, но никого не увидел в полумраке.
Женский голос чувственно сказал:
— … Ты обернешь молящий взгляд… — и после паузы, тише. — … И строй кровавый закричит.
Кто-то еще раз окликнул меня, я выпрямился.
Вдруг прожекторы переместили лучи, выхватывая мою фигуру из тьмы, и девушка, указав на меня рукой, завершила обвинение:
— Он виноват…
И строй зомби следом за ней хором подтвердил:
— … он виноват!
Я стоял ослепленный светом прожекторов. В кедах, в рубашке и джинсах посреди гостей в бальных платьях и смокингах.
Конферансье в белом пиджаке вскричал:
— А вот и наш долгожданный герой! Он не полезет за словом в карман… Или полезет? Мы узнаем об этом прямо сейчас…
Издалека раздался презрительный свист и возгласы неодобрения, которые прервались аплодисментами.
Кто-то вскричал:
— Браво!
И повисла пауза ожидания.
Девушка молча смотрела на меня. Зомби улыбались: по сравнению с безупречно одетыми гостями, я выглядел даже хуже, чем они.
Тут до меня дошло…
Это был поэтический поединок, соревнование. Где обменивались смыслами, мне не понятными. И догадался, что должен дать поэтический ответ.
Резкий прожекторный свет мешал сосредоточиться.
Я неожиданно для себя вошел в состояние суперпозиции и тотчас же знал кому и что нужно сказать. Слова вспыхнули в голове, и я повернулся к человеку в белом.
Это был отрывок, которой я учил в школе на Земле.
Стихотворение не казалось хорошим выбором… Сложно сказать, как в суперпозиции интуиция считает варианты. Возможно, произошла ассоциативная привязка через символы «вина», «плоть», «смерть».
— … Мы любим плоть… и вкус ее, и цвет… — читал тихо я, — и душный, смертный плоти запах… виновны ль мы, коль…
Девушка в трагическом платье покачнулась и оперлась на рояль рукой, а по ряду зомби прошла волна. Двое из них опустились на колени не в силах устоять на ногах. Конферансье побледнел, казалось, что он вот-вот потеряет сознание.
В глубине зала раздались сдавленные возгласы и стон.
Кто-то выкрикнул:
— Прекратите, ради бога…
И вдруг я осознал, что от волнения накладываю намерение стихотворения на окружающих, превращая его в заклинание. Но не мог остановиться и дочитал до конца:
— … хрустнет ваш скелет… в тяжелых, нежных наших лапах…
Меня встретила тишина. И в этой тишине еще один зомби упал на колено, и его вырвало на сцену. Больше никто не свистел и не смеялся.
И тут снова кто-то крикнул во весь голос:
— Браво! Браво!
Зал взорвался аплодисментами и криками восторга.
Из-за кулис на сцену, не торопясь, вышел Принц, он забрал у конферансье микрофон и поднес к губам:
— Это был захватывающий раунд… Наш юный герой приятно всех удивил. Он, определенно, заслуживает прощения… Но примет ли условия тот, кто пришел отказаться от условий?