Хаски и его Учитель Белый Кот, Том I (ЛП)
— Ночного Стража.
Мо Жань молча окинул взглядом детали, в беспорядке разбросанные по полу.
Его учитель не за красивые глаза получил титул образцовый наставник Чу. Если уж не кривить душой, Чу Ваньнин невероятно талантлив и одарен во всем, будь то три его божественных оружия, мастерство установки магических барьеров или умение создавать разные механизмы. Как ни крути, а в каждой из этих областей его успехи можно было охарактеризовать лишь выражением «добрался до вершины и достиг совершенства [8.5]». Именно поэтому, несмотря на скверный характер и излишнюю придирчивость старейшины Юйхэна, заклинатели всех крупнейших духовных школ были готовы бороться за то, чтобы заполучить его.
В общем-то возрожденный Мо Жань прекрасно знал, что из себя представляет этот «Ночной Страж». Это был механический воин, созданный Чу Ваньнином. При сравнительно невысокой стоимости его боевые навыки были на достаточно высоком уровне, чтобы в ночное время он мог защитить простых смертных от нападения низкоуровневой нечисти.
В его прошлой жизни практически в каждом доме имелся свой Ночной Страж, ведь стоил он не дороже метлы, а защищал куда эффективнее, чем изображения стражей порога [8.6] на дверях.
После смерти Чу Ваньнина эти Ночные Стражи продолжали защищать от нечисти бедные семьи, которые не могли позволить себе пригласить заклинателя. Сострадание Чу Ваньнина к простым людям в сочетании с полным равнодушием к судьбе своих собственных учеников… хе-хе, это и правда заставляло Мо Жаня презирать его.
Присев, Мо Жань осмотрел Ночного Стража, который сейчас представлял из себя лишь груду деталей, и из глубины его памяти всплыли воспоминания о событиях давно минувших дней. Не удержавшись, он схватил один из когтистых пальцев Ночного Стража, чтобы рассмотреть его поближе.
Чу Ваньнин соединил детали, вставив выступающую часть в специальную прорезь, и, освободив руку, наконец вынул кисть изо рта и взглянул на Мо Жаня:
— Я его только что смазал тунговым маслом. Не трогай.
— Ах… — Мо Жань положил механический палец на место и, усмирив свои эмоции, чтобы соответствовать образу безобидного и милого парня, с улыбкой спросил. — Учитель позвал меня, чтобы я помог ему?
— Да, — ответил Чу Ваньнин.
— А что мне делать?
— Приберись в доме.
Улыбка Мо Жаня застыла. Он испуганно осмотрел помещение, в котором как будто только что произошло землетрясение:
— …
Чу Ваньнин был гениальнейшим совершенствующимся, но настоящим профаном в бытовом плане.
Собрав с пола осколки пятой, давным-давно разбитой, но так и не убранной чайной чашки, Мо Жань в конце концов не выдержал:
— Учитель, как давно в этом доме никто не убирал? Боже мой, какой здесь бардак!
Услышав его вопрос, изучающий чертеж Чу Ваньнин, не поднимая головы, ответил:
— Почти год.
Мо Жань: — …
— А где вы обычно спите?
— Что? — похоже, в чертеже была какая-то неточность, и отвлеченный от его изучения Чу Ваньнин выглядел еще более раздраженным, чем обычно. Взъерошив свои волосы, он сердито ответил:
— Конечно, на кровати.
Мо Жань бросил взгляд на кровать, большая часть которой была завалена наполовину собранными механическими воинами, а также всевозможными инструментами вроде пил, топоров и напильников, каждый из которых был хорошо заточен, а значит, очень опасен.
Невероятно, и как этот человек во сне себе голову не отрезал?
Большую половину дня Мо Жань трудился в поте лица. Он вымел с пола три полных совка пыли и древесных опилок, а протирая шкаф, испачкал с десяток тряпок так, что из белых они стали черными, но к полудню было вычищено не более половины комнаты.
Черт бы побрал этого Чу Ваньнина! Да этот человек и правда ядовитее гадюки!
На первый взгляд уборку комнаты нельзя назвать «черной работой», но кто знал, что это адское местечко не убирали триста шестьдесят пять дней? Рубцы на коже Мо Жаня еще не зажили, а такой тяжелый труд мог уморить и полностью здорового человека.
— Учитель?..
— А?
— Эта куча одежды… ваша?.. — судя по тому, что он видел, такая гора копилась здесь месяца три, не меньше.
Чу Ваньнин наконец-то закрепил руку Ночного Стража. Потерев ноющее плечо, он поднял взгляд на курган одежды, возвышающийся над платяным сундуком, и холодно бросил:
— Сам постираю.
Мысленно возблагодарив всех богов, Мо Жань облегченно выдохнул и, не сдержавшись, полюбопытствовал:
— О? Учитель еще и стирать умеет?
Чу Ваньнин холодно взглянул на него и после небольшой паузы безразлично ответил:
— А что в этом сложного? Бросил в воду, замочил, вытащил и высушил.
— …
Он даже представить не мог, как отреагировали бы на подобное признание сохнущие по учителю Чу девицы? Наверняка, если бы эти дурочки за красивой мордашкой смогли разглядеть эти отвратительные черты, множество нежных девичьих сердец было бы разбито вдребезги.
— Уже поздно, пойдешь со мной в столовую. Остальное уберешь, когда вернемся.
В Зале Мэнпо было, как всегда, многолюдно. Группами по три-пять человек ученики Пика Сышэн приходили, ели и уходили. Чу Ваньнин взял лакированный деревянный поднос и, поставив на него несколько овощных блюд, молча сел в дальнем углу.
Постепенно вокруг него образовалась зона отчуждения радиусом в несколько метров [8.7].
Ученики боялись сесть рядом со старейшиной Юйхэном. А вдруг он опять разозлится и отхлещет их Тяньвэнь? Чу Ваньнин прекрасно понимал их мысли, но, похоже, его это вполне устраивало. Обычно холодный красавец в одиночестве сидел в своем углу и культурно ел рис с овощами.
Но сегодня все было по-другому.
Раз уж Мо Жань пришел с ним, то, естественно, должен был оставаться рядом.
Другие люди боялись Чу Ваньнина, да и Мо Жань не без причины опасался этого вздорного человека, но после того, как сам он умер и воскрес из мертвых, этот страх несколько притупился.
Тем более что после того, как потрясение от первой встречи сошло на нет, начала возрождаться его застарелая ненависть. Что с того, что Чу Ваньнин ебать как крут? Разве в прошлой жизни он не умер у него на руках?
Сев напротив Учителя, Мо Жань, громко похрустывая, принялся уплетать свиные ребрышки в кисло-сладком соусе. Очень скоро на столе образовалась внушительная горка из обглоданных косточек.
Чу Ваньнин вдруг бросил палочки для еды.
Мо Жань замер.
— …Ты можешь не чавкать, когда ешь?!
— Как я могу обгладывать кости с закрытым ртом?
— Тогда не грызи их.
— Но мне они очень нравятся!
— Тогда проваливай есть в другое место!
Перебранка между ними становилась все более громкой, и некоторые ученики уже украдкой наблюдали за ними.
С трудом сдержав порыв опрокинуть тарелку с рисом на голову Чу Ваньнина, Мо Жань сжал блестящие от жира губы. Несколько мгновений спустя, прищурясь, он растянул губы в самой приторной улыбке:
— Учитель, не кричите так громко. Если люди услышат, как вы бранитесь, разве не будут они потом смеяться над нами?
Чу Ваньнин всегда очень беспокоился о своей репутации, поэтому тут же понизил голос и шепотом приказал:
— Проваливай.
Мо Жань от смеха чуть не упал.
Чу Ваньнин: — …
— Ох, Учитель, не надо взглядом сверлить во мне дырку. Вы обедайте, обедайте, я постараюсь есть потише.
Довольно ухмыляющийся Мо Жань снова прикинулся паинькой и в самом деле начал обгладывать косточки гораздо тише.
Добром от Чу Ваньнина можно было добиться большего, чем тупо провоцируя его на агрессию [8.8]. Увидев, что Мо Жань ведет себя прилично, он перестал так сильно злиться и, склонив голову, продолжил культурно поедать свой тофу с зеленью.
Но надолго смирения не хватило, и очень скоро Мо Жань снова взялся за старое. Он и сам не знал, что с ним не так, но встретив Чу Ваньнина в этой жизни, был готов на все, лишь бы позлить его.