Партизаны

– Ах, счет! Разумеется. Минуточку... – он торопливо выбежал из зала.
Петерсен посмотрел на фон Караянов.
– Вы зря не едите – надо поддерживать в топке огонь. Спуск тоже будет нелегким. Хотя по мере приближения к Адриатике, наверняка, станет теплее.
– Не станет, – это была первая реплика, отпущенная Алексом за все время пребывания в гостинице, как обычно, окрашенная в мрачные тона. – Ветер усилился. Прислушайтесь – сами убедитесь в этом.
Сидевшие за столом замерли. Доносившийся снаружи низкий протяжный гул не сулил ничего хорошего. Алекс угрюмо покачал головой.
– Северо-восточный циклон, – сказал он. – Этот ветер всегда несет с собой лютую стужу. Когда скроется солнце – грянет настоящий мороз.
– Из тебя получается скверный утешитель, – промолвил Петерсен. Он взглянул на счет, принесенный хозяином, подал несколько банкнот и, отмахнувшись от сдачи, спросил:
– Можно купить у вас несколько шерстяных одеял?
– Одеял? – в ответ на странную просьбу тот недоуменно насупился.
– Да, одеял, – подтвердил Петерсен. – Нам предстоит долгий путь. В машине не особенно жарко, а день собирается быть ненастным.
– Нет проблем, – хозяин ушел и через минуту возвратился с охапкой блеклых шерстяных одеял, которые положил на соседний пустой стол. – Этого достаточно?
– Да. Большое спасибо, – Петерсен достал деньги. – Сколько я вам должен?
– За одеяла? – хозяин протестующе вскинул руки. – Нет-нет! Это не магазин – я не беру денег за одеяла.
– Я настаиваю, они стоят денег. Водитель грузовика поднялся из-за своего стола и приблизился к разговаривавшим.
– Завтра я буду возвращаться той же дорогой, – сказал он, – могу привезти одеяла обратно.
Петерсен поблагодарил водителя и хозяина. Таким образом дело устроилось.
Первыми на улицу вышли Михаэль и Зарина. Алекс, последовавший за ними, помог хозяину гостиницы перенести одеяла в машину. Петерсен и Джордже ненадолго задержались между внутренней и наружной дверью.
– Вы действительно чудовищный лгун, – восхищенно сказал Петерсен. – Коварный. Хитрый. Я бы не хотел, чтобы вы когда-нибудь меня допрашивали. Задаете свой вопрос до тех пор, пока так или иначе не получаете на него ответ.
– Если бы вы, Петер, потратили лучшие двадцать пять лет своей жизни на общение с бестолковыми студентами... – Джордже пожал плечами, словно сочтя дальнейшие объяснения неуместными.
– Я отнюдь не бестолковый студент, но не всегда могу определить цель ваших вопросов. Вы составили какое-нибудь представление о наших юных друзьях?
– Да.
– Я тоже старался. Мне казалось, что Михаэль – далеко не гигант мысли. Девушка же держалась крайне осторожно. Думаю, она поумнее брата.
– Среди двойняшек такое случается. Я разделяю ваше мнение, Петер. Зарина умна и привлекательна.
Майор улыбнулся.
– Опасная комбинация.
– Вовсе нет, если девушка вам симпатична. У меня нет повода считать Зарину несимпатичной.
– Вы просто влюбчивы, Джордже. Что скажете насчет владельца гостиницы?
– Напуганный и несчастный. Он растерялся, когда вы захотели рассчитаться с ним за еду. Создается впечатление, что. существуют путешественники, которые зачастую не делают этого. Его отказ принять от вас деньги за одеяла так же не типичен для итальянца. Никогда не доводилось встречать итальянца, который добровольно отказывается от денег.
– Полковник Лунц отбрасывает длинную тень, – проговорил Петерсен. – Официант?
– Он, – кивнул Джордже. – Сказать честно, я был лучшего мнения о гестапо. Внедряя агента под видом официанта, полковник мог обучить его хотя бы элементарным навыкам этой работы. Иногда мне становилось за него просто стыдно, – помолчав, Джордже продолжил: – Недавно вы говорили в короле Петре.
– Эту тему затронули вы.
– Какая разница? – отмахнулся толстяк. – Не в этом дело. Как декан факультета, я нередко общался со многими известными людьми. Принц Павел – высококультурный человек, хотя его интересует живопись, а не филология. Мы встречались с ним на королевских приемах. Более того, несколько раз мне довелось разговаривать с королем Петром, в бытность его наследным принцем. В то время он не хромал.
 
– Он " сейчас не хромает.
Толстяк внимательно взглянул на майора.
– И вы называете меня коварным? Петерсен, отворив наружную дверь гостиницы, дружески похлопал его по плечу.
– Мы живем в такое время, профессор...
Вторая половина пути прошла более гладко, чем первая. Зарину и Михаэля, закутанных по самые глаза в одеяла, уже не сотрясали приступы невольной дрожи. Они не стучали зубами, однако по-прежнему выглядели несчастными и были расположены к общению не больше, чем утром.
Джордже, желая облегчить их страдания, предложил молодым людям выпить, отчего Зарина содрогнулась, а Михаэль энергично помотал головой. Они звали, что толстяк предлагает им не французский коньяк, а крепчайшую «сливовицу», прихваченную из горной гостиницы.
Грузовик с путниками выехал на приморское шоссе в двадцати километрах от Пескары. Преждевременно опустились сумерки. Как и предсказывал Алекс, небо заволокло густыми темными тучами, предвещавшими обильный снегопад. Выручило то, что шоссе было гораздо приличнее горной дороги. Путь до Термоли, сопровождавшийся прежней металлической какофонией, занял всего около двух часов.
«Музыкальное сопровождение», впрочем, полностью отвечало обстановке. Ненастная зимняя ночь и военное время вряд ли могли подвигнуть какого-нибудь творца на создание благозвучных мелодий. Городские пейзажи, как и погода, внушали тоску и уныние. Серый, грязный, лишенный растительности, Термоли казался вымершим. Только в некоторых зданиях, видимо, кафе и тавернах, светились еле различимые огоньки.
Однако район порта освещался здесь даже лучше, чем в Риме. Светомаскировка отсутствовала, так как освещение было слабым, как, скорее всего, и в мирные дни. Грузовик остановился у кромки причала. Света тусклых желтых фонарей вполне хватило, чтобы разглядеть очертания торпедного катера. С первого взгляда могло показаться, что он стоит в порту, ожидая ремонта. На деле ни у кого не возникало даже мысли – закрасить хотя бы часть многочисленных царапин и вмятин, покрывавших его борта. На катере не было ни торпед – торпедные аппараты демонтированы, ни глубинных бомб – бомбодержатели также были сняты. Все вооружение, если можно было так сказать, состояло из пары пустяковых пушечек. Одна стояла на носу, другая – на корме. Обе подозрительно напоминали пулемет Хочкиса, пожалуй, самое ненадежное, пользующееся дурной славой оружие, когда-либо находившееся в употреблении у военных.
На верху трапа, соединявшего катер с причалом, стоял высокий мужчина в форме без знаков различия. Козырек фуражки без кокарды скрывал его лицо, но не его роскошную белоснежную бороду. Человек был заметно сутул. Когда Петерсен и следовавшие за ним люди приблизились, моряк вскинул руку в полу приветствии-полусалюте.
– Добрый вечер, – поздоровался он. – Меня зовут Пьетро. А вы, должно быть, тот самый майор, которого мы ожидаем...
– Да. Добрый вечер.
– ...И с вами четверо спутников, среди которых одна дама, – седобородый Пьетро пристально оглядел каждого, видимо, мысленно сверяясь с полученным описанием, и удовлетворенно проговорил:
– Рад приветствовать вас, господа. Сейчас я пришлю кого-нибудь за вашими вещами. Оставьте их здесь и идите за мной – командир хотел встретиться с вами, как только прибудете...
Все пятеро спустились в помещение, которое могло быть капитанской каютой, рубкой штурмана или офицерской кают-компанией, но, скорее всего, служило и тем, и другим, и третьим. Капитан сидел за письменным столом, повернувшись спиной к двери, и что-то писал. Он развернулся в крутящемся кресле, которое было накрепко привинчено к полу, когда седобородый Пьетро сказал:
– Ваши последние гости, Карлос. Майор и четверо его друзей. Как нам и обещали.
– О! Входите, входите! Спасибо, Пьетро. Пришлите сюда, пожалуйста, вашего юного тезку, хорошо?