Мой «Фейсбук»

Давали левый сок, а за ВИП-столом было пиво и орешки, которые удалось вырвать из пораженного в правах буфета.
Серый маг вышел в черном кителе подводника, костюм дала хозяйка квартиры, ее дедушка был капитаном «Щуки».
Бритая голова и черный китель внушали доверие.
Маг начал с чтения мыслей.
Мыслей у присутствующих в зале оказалось немного; он сразу понял, что два пенсионера из интеллигенции напряженно думают, что будет с их лужковской надбавкой, и успокоил их, заверив, что новая власть сохранит социальные гарантии.
Женщина, увядшая еще до смерти Виктора Цоя, предложила ответить, когда она выйдет замуж, хотя по ее виду было ясно, что в ближайшие двадцать лет ей это не грозит.
А с чего бы ей это грозило, если ее первый и последний раз был тридцать лет назад, когда она гуляла в три часа ночи в Измайловском парке в купальнике.
Насильников осудили, и их срок, после того как они в тюрьме раскрутились на полную, закончится ровно через двадцать лет.
Но маг поступил с ней великодушно и сказал, что она выйдет замуж в марте за одного военного с домиком в Ялте, они встретятся на перроне Киевского вокзала у киоска с шаурмой.
Ответ шокировал подробностями и точностью географии, и в зале возникло легкое помешательство и даже культ личности.
Несколько женщин бросились к магу с баночками для анализов, но маг остановил их властным жестом и попросил держать себя в руках: копаться в их дерьме в его планы не входило, он сказал решительно, что здесь нет условий для исследования, завтра записывайтесь на прием — и дал телефон.
Следующим номером программы было гадание по гениталиям.
Из зала вышел мужик в плаще и, встав перед магом, раскрыл плащ и показал ему «Чебурашку»; маг понял, что перед ним законченный эксгибиционист, но виду не подал, смотреть там было не на что.
Пациент уже получил удовольствие и сел на место.
Маг дал развернутый ответ.
«Анализ и синтез показывают, что испытуемый не женат, у него маленькая зарплата и член и его перспективы туманные: есть два сценария его жизни.
Первый — на темных аллеях его убьют возмущенные граждане, если он не успеет убежать после сеанса.
По второму сценарию его отоварят менты, и он сдохнет в обезьяннике от справедливого возмездия уголовников за богомерзкое дело».
Эксгибиционист исчез, как Коперфильд из замурованного ящика.
После него вышла женщина, по виду культурная и обеспеченная, в возрасте сорок с хвостиком; хвостик уже приближался размерами к полноценному хвосту, но она упорно настаивала на своей цифре; на ней была черная юбка, короткая и узкая — ей когда-то в восемнадцать лет один мужчина из корыстных побуждений сказал, что у нее красивые ноги, и она до сих пор это помнила и верила, ноги ее после пятидесяти лет безжалостной эксплуатации, измученные варикозом и тромбофлебитом, требовали только брюк и качественного лечения, но она помнила их совсем другими и прощала себе самообман.
Она хотела правды, желала узнать, где ее муж, который оставил ее 25 лет назад в Калинине (ныне Тверь).
Она знала, что он в Нижнем Новгороде живет с ее сестрой, но смириться не могла.
Маг просек ее проблему, сказал туманно, что он где-то на Волге, и предложил прийти в кабинет, где подробно рассмотрит ее органы и даст точный адрес.
Потом началась просто свалка, люди перли к магу с фотографиями, один мужик совсем оборзел, достал свой член и стал тыкать им в сторону магу на предмет гадания: будет ли у него завтра налоговая или его закроют сегодня ночью, — охрана еле спасла мага от экстремиста.
Маг вышел через задний проход, на улице была мирная жизнь, две дуры с видеокамерами бежали к нему за эксклюзивом для Лайф Ньюс, он понял, что жизнь удалась, и послал их на хуй. Он видел, в шоу-бизнесе так ведут себя все.
На задании
В Москве стояла аномальная жара, людей интересовали только водоемы, пиво и мороженое, газеты использовались только как вееры, редколлегия мучительно искала, чем бы развлечь читателя, и вот уже два часа шел мозговой штурм в поисках новых идей.
 
Уже выпили ящик нарзана, а темы не было; Болтконский понял, что если он сейчас ничего не предложит, то всех распустят до пяти и потом опять продолжат эту экзекуцию, и тогда он предложил:
— А давайте я сделаю заметку, как мужчина ищет фригидную женщину, а в конце она окажется нимфоманкой и мазохисткой.
Все вздохнули с облегчением: герой нашелся, все могут идти в сад. Все ушли, и герой отправился по палящему зною домой, он мог идти по теневой стороне, но желал гордиться собой и страдать за коллектив.
Он чувствовал себя крепким орешком, спасающим человечество.
Домой он добрел в поту, но с пивом; три бутылки и жирная скумбрия холодили бедро, в сумке призывно позвякивало, он торопиться не стал, разделся, залез под душ и через несколько минут из потного вонючего животного с маленькой зарплатой стал человеком.
Он гордо прошлепал в кухню, медленно почистил скумбрию, жирную, как ответственный секретарь газеты, и призывно манящую, как секретарь главного редактора, соблазнительную от ушей до хвоста.
Любовно разложил на тарелке свою «секретаршу» — так он сублимировал желанный секс с девушкой, которая никогда ему не даст.
А он ее съест, и это будет его месть властям предержащим, которые забирают у нас не только недра и деньги, а и наших девушек (Болтконский был анархо-синдикалистом и не скрывал своих убеждений, но писал, что заказывали).
Потом он достал из холодильника пиво с бисеринками холодных капель, такие капли пота бывают только у тех, кто занимается сексом, пот любовного зноя.
Сел за стол, включил телевизор и начал трапезу старого холостяка, довольного собой.
Первые две бутылки он даже не запомнил, они вошли в него, заполняя все щели холодной рекой, жирная скумбрия птицей влетела в него и подняла в небо, полное неги, черный хлеб дополнил композицию, и в Болтконском зазвучала симфония радости.
Потом он закурил, а на экране какой-то дурачок пришел жениться на трех дурах, сам лез в петлю.
Дурашка, со счастливой улыбкой сказал ему в телевизор Болтконский, зачем же ты сам прешь на вилы, — но там уже обсуждали вторую кандидатку, которая рассказывала потенциальному жениху, что любит Тиффани, горные лыжи и Мальдивы.
Он возмутился вслух, почему большая часть женского пола так дорого ценит свою слизистую; он сам к себе относился хорошо, но ему в голову никогда не приходило предлагать свой член за деньги и услуги: если тебе что-то дано природой, как можно торговать себе не принадлежащим?
Болтконский выключил телевизор и стал пить третью; блаженство от первых двух уже наступило, и он ждал третьей волны, и та нахлынула, как цунами в Индонезии, и накрыла его, и унесла.
Полный пива и радости, он добрел до кушетки и заснул под шелест старенького вентилятора, который навевал мысли, что жизнь прекрасна и удивительна.
Ночью проснулся, пожурчал с удовольствием, закурил и понял, что до сдачи номера осталось шесть часов; он опять лег, но с определенной целью — он стал думать.
Вместо конструктивных мыслей о фригидной женщине стала сниться конкретная баба из аптеки, с которой у него был спонтанный секс после того, как он зашел купить себе антибиотик; в аптеке было пусто, он начал про лекарства, а закончил покупкой презервативов и шампанского. Аптекарша, не жеманясь, пришла к нему домой, выпила шампанского, использовала три презерватива и поехала к себе в Шатуру воспитывать сына.
Он любил таких женщин, которые все делают сами: сами пьют, сами себя удовлетворяют, сами рожают и сами воспитывают детей, и зарабатывают сами, немного приторговывая сильнодействующими антидепрессантами.
Он вспомнил ее умелые действия; ее круп, скакавший на нем без устали; и захотел оседлать эту лошадку, но она в это время мирно храпела в Шатуре, наломавшись за день.
Звонить он не стал, он не любил секс по телефону, он даже не любил секс по скайпу: когда-то его коллега решила его удивить и разделась перед ним в прямом эфире, он так и не понял, зачем это было.