История черного лебедя (ЛП)

— Ты не это имеешь в виду.
Я перевожу взгляд на него.
— Почему ты женился на Джиллиан? И на этот раз никакого дерьма. Все, что ты когда-либо давал мне — это дерьмовые ответы. Я хочу настоящего. Правду. Ты ее любишь? Всегда любил ее? То, что у нас было — было реальным?
На его лице появляется ироничное выражение. Всякий раз, когда я спрашивала его об этом раньше, он оставался совершенно бесстрастным. Как гребаный резной кусок мрамора. Но теперь он действительно позволяет эмоциям просачиваться наружу.
— У меня никогда не было ничего более реального, чем то, что происходило с тобой. Ты настолько реальна, насколько это возможно, Маверик.
— Тогда почему? — я умоляю. — Почему ты бросил меня? Ради нее, из всех людей? — меня бы убило, если бы я увидела, как он разгуливает с кем-то другим, с кем угодно, но я бы скорее отгрызла себе руку, чем позволила ему быть с ней.
Он садится.
— Не надо, — рявкаю я. — Не садись. Не устраивайся поудобнее. Не делай ничего, только ответь. Блять. На вопрос.
— Который из них? — его рот дергается.
Он хочет выкрутиться. Что ж, он этого не получит. У него было более двух с половиной лет на это.
— На все. — Он не отвечает. Как и каждый раз раньше. Я уже вижу это в его глазах.
Он поднимает конверт, который бросил ранее на каминную полку. Тот немного сминается, когда он сжимает кулак.
— Не все так, как кажется, Маверик.
Еще больше вонючего бычьего дерьма. Я толкаюсь, чтобы встать и покончить с ним.
— Тебе нужно уйти, Шеп.
Он прожигает меня глазами.
— Я серьезно. Ты думаешь, что хочешь получить ответы, но иногда именно правда уничтожает, Мелкая, а не ложь. Я пытался защитить тебя всю свою жизнь, и это… Мне жаль, что я не смог защитить тебя от этого.
— Это ложь. Ты водил меня за нос всю мою жизнь. Держал на своем крючке, пока трахал других женщин, включая мою сестру. Ты сказал, что покончил с моим отцом, но вернулся из Флориды помолвленный и на две ступеньки выше по служебной лестнице. Господи, какой же я была наивной, когда не понимала, что ты делаешь. Ты не мог получить от меня то, что хотел, потому что мой отец не одобрил бы этого, поэтому ты перешел к дочери, которая могла бы это сделать.
Его челюсть напрягается вместе с каждым мускулом тела.
— Ты глубоко ошибаешься.
— Скажи мне, что ты не трахал нас с Джилли одновременно?
— Маверик…
Да…Именно так я и думала.
— Скажи мне, что я ошибаюсь, — требую я, чувствуя, как мое лицо краснеет от унижения. — Скажи… мне… что… я… ошибаюсь.
Его голова падает. Теперь он тяжело дышит. У меня болит грудь. Мне хочется плакать.
— Уйди. Пожалуйста. И больше так не делай. Я больше не могу этого делать. Если все так, как ты утверждаешь, то ты меня отпустишь.
Также, как я делаю с тобой.
Наши глаза встречаются, и мои колени слабеют от горя, которое я наблюдаю прямо перед собой, но не могу… просто не могу. Я нахожусь за пределами своей критической точки. По правде говоря, я уже сломлена. Мне нужен кто-то, кто снова соберет меня воедино, а не разорвет на неузнаваемые клочья.
— Пожалуйста, — прошу я, мои глаза наполняются слезами. Его тоже. — Ради меня, Киллиан.
Он сглатывает, долго и тяжело. Если комок в его горле похож на мой, я понимаю. Когда он проходит мимо, то хватает меня за руку и нежно говорит мне в щеку.
— Он никогда не будет любить тебя так, как я.
Его губы прижимаются к моей коже. Они теплые, мягкие. Они задерживаются. По моему лицу катится слеза. Я чувствую еще одну и думаю, что это может быть его. Он отпускает меня и идет к входной двери.
— Ты ошибаешься, — с болью говорю я его удаляющейся спине. — Он любит меня больше, чем себя. Хотела бы я сказать то же самое о тебе.
Это обидно. Но так и должно было быть. Мне больно. Ему тоже нужно причинить боль.
Он останавливается. Остается застывшим на несколько долгих мгновений. Его плечи опускаются, но он не оборачивается. Не спорит и не отрицает. Не знаю, как я к этому отношусь. А потом он исчезает. За его спиной тихо щелкает дверь, и не имеет значения, что сейчас только половина девятого. Я поднимаюсь наверх, снимаю с себя одежду и заползаю в постель, слезы текут по моему лицу, сопли забивают нос.
 
Веревка, которой он привязывает меня, распутывается, нить за нитью. Я слышу, как они рвутся, все быстрее и быстрее. Чувствую жгучий укус каждой из них на моей нежной плоти, пока они разрываются на части.
Завтра я разорву еще одну. Сожгу эту чертову коробку. Завтра я уничтожу еще больше воспоминаний, притворяясь, что их не существует. Завтра я отпущу еще одну его драгоценную частичку.
Но сегодня…Сегодня я позволяю себе оплакивать завтрашний день.
Глава 13
Девять месяцев и одна неделя назад
Маверик
Я чувствую жадный взгляд с другого конца переполненной комнаты. Его взгляд прожигает, делая меня разгоряченной и нуждающейся. Я прислоняюсь к ближайшей стене, скрещиваю ноги в лодыжках и смотрю на своего мужа. Откровенная манера, с которой он пробирается вверх по моим изгибам, опьяняет. Моя кровь уже гудит не от алкоголя. Только от него. Уголки его губ приподнимаются с обеих сторон в понимающей улыбке, а золотистые глаза сверкают.
— Я хочу тебя, — произносит он одними губами.
— Ты можешь взять меня, — отвечаю я также.
— Господи Иисусе, почему ты не трахнешь его где-нибудь? — Мэри-Лу растягивает слова, садясь рядом со мной. — Он возбуждает даже меня, глядя на тебя вот так.
Я подношу коктейль к губам, делая большой глоток.
— Если бы это зависело от меня, мы бы остались дома и смотрели хэллоуинский марафон на ТНТ, как обычно. Но Кэл захотел прийти.
Сегодня Джаред и Марта Маккуин устраивают ежегодную вечеринку в честь Хэллоуина. Кэл — один из ближайших друзей Джареда, а также его личный адвокат. А Джаред — один из немногих в городе, кто не владеет замком или ложей. Это потому, что в свои двадцать девять Маккуины одни из немногих, кому не нужны деньги.
Джареду принадлежит немногим более десяти тысяч акров сельскохозяйственных угодий, которые он унаследовал в возрасте девятнадцати лет после того, как оба его родителя погибли в авиакатастрофе. Он полностью владеет ею. Никаких кредитов. Никаких залогов. Никаких корпоративных конгломератов. А при текущей стоимости земли в 13 000 долларов за акр это делает его самым богатым независимым фермером во всей Айове. Возможно, даже на всем Среднем Западе.
Но кроме совершенно нового дома площадью 650 квадратных метров, в котором мы празднуем в этом году, Маккуины — практичные люди. Джаред до сих пор водит фермерский грузовик своего отца: мятно-зеленую американскую красавицу 1979 года, которую он назвал в честь своей сестры Гейл, которая тоже умерла слишком рано в возрасте одиннадцати лет. Она утонула всего на глубине полуметра, когда нырнула в мелкое озеро и сломала себе шею. Это было ужасно. Гейл была всего на два года моложе меня, когда умерла.
— Спасибо за прошлую неделю, — говорю я, зная, что она понимает, о чем я говорю.
Мэри-Лу берет меня за руку и успокаивающе сжимает ее.
— Не за что.
Она стояла рядом со мной, как обычно, не осуждая, а я смотрела на горящую бочку на ее заднем дворе и трусила. Каждый раз, когда я пытаюсь разорвать прошлое, меня поражает приступ тревоги. Мои отношения с Киллианом, может быть, и разладились, но я просто не могла этого сделать. Еще нет. У меня еще слишком много хороших воспоминаний, которые я не совсем готова отпустить. Я должна верить, что однажды они перевесят плохие.
Было ли это еще одним неверным решением? Не знаю.
— Ты спрашивала Кэла о Миннеаполисе?
— Нет, — рассеянно говорю я.
Внимание Кэла привлекает Ванесса Хаммер, которая сегодня одета в банальный костюм кролика из Playboy. Уши, хвост и глубокий вырез, демонстрирующий все ее достоинства, кричит: обрати на меня внимание. Я слышала истории о том, как она и Кэл встречались. Когда я рассказала об этом Кэлу, его бровь изогнулась, и он спросил, действительно ли мы начинаем эту дискуссию.