Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)

Он скрипнул зубами, ничуть не радуясь необходимости кому–то объяснять свои действия.
– Она помогала мне добраться до дома, когда я был… немного не в форме.
— Это так великодушно с ее стороны, — чопорно произнесла Грейс.
Он впился в нее взглядом. Она же выглядела так, будто собиралась рассмеяться.
Грейс откашлялась.
– А вам…эээ… не приходило в голову немного привести себя в порядок?..
— Нет, — отрезал он, и, полный сарказма продолжил: – Мне нравиться быть похожим на грязного болвана.
Она вздрогнула от этих слов.
— А теперь слушайте, — продолжал он, нетерпеливо игнорируя ее смятение. — Амелия повторит то, что уже сказал вам я, но, что важно, – вы не должны говорить ей о мистере Одли, – он почти прорычал последнее – трудно было произнести его имя и не почувствовать при этом волны отвращения.
— Я бы никогда не сделала этого, — ответила Грейс. – Это не мое дело.
— Хорошо.
Он знал, что может доверять ей.
— Но она захочет узнать, почему вы были э–э…
— Вы не знаете почему, — ответил он твердо. – Скажите ей только это. Почему она должна думать, что вы знаете больше?
— Она знает, что я считаю вас другом, и, кроме того, я живу здесь. Слуги всегда знают все. Она тоже знает это.
— Вы не прислуга.
— И Вы и я знаем это, — ответила она и ее губы насмешливо искривились. – Единственное отличие состоит в том, что мне разрешают носить более красивую одежду и иногда разговаривать с гостями. Но я уверяю Вас, я посвящена во все домашние сплетни.
О Боже, что происходило в этом доме? Было ли хоть одно его действие, никому не известное? Когда–либо? Томас повернул голову и чертыхнулся, затем через какое–то время, успокоив дыхание, снова оглянулся на нее и сказал:
— Ради меня, Грейс, пожалуйста, Вы скажете ей, что не знаете?
Скоро Амелия все равно все узнает, но ему бы не хотелось, чтобы это произошло сегодня. Он слишком устал, чтобы придумывать объяснения, был слишком измучен своим собственным шоком, чтобы еще иметь дело с ее. И кроме того… Впервые в своей жизни он был рад, что она была его невестой. Конечно, никто не выразит свое неудовольствие о его желании продлить такое положение вещей еще на несколько дней.
— Конечно, — ответила Грейс, не глядя на него. А затем, приученная смотреть людям в глаза, она встретила его взгляд и добавила: – Даю вам слово.
Он кивнул.
– Амелия будет ждать вас, — сказал он грубо.
— Да, конечно, — она поспешила к двери, затем остановилась и обернулась. – С вами все в порядке?
Что за вопрос.
— Нет, не отвечайте, — пробормотала она и выскочила из комнаты.
Амелия терпеливо ждала в светло–серой гостиной, стараясь не сломать себе пальцы ног из–за постоянного постукивания ступней в нетерпеливом ожидании. Когда она заметила, что стучит ногой, что было ужаснейшей привычкой (если верить ее матери), то заставила себя прекратить.
Ее пальцы немедленно зашевелились снова.
Она протяжно выдохнула и решила не беспокоиться об этом. Все равно здесь никого не было, и никто не мог ее увидеть, и, несмотря на наставления ее матери, вряд ли это можно считать плохой привычкой, если делать все тайком. Это ведь не то, что кусать ногти (на что она никогда бы не пошла), что чревато корявыми обрубками на пальцах не на один день.
Она пыталась объяснить разницу Милли, которая могла просидеть неподвижно прямо, как палка, в течение шести часов, но при этом не замечала белые пятнышки на своих ногтях годами. Милли, казалось, совершенно не способна заметить разницу. Конечно же, по своим эгоистичным причинам.
Амелия осмотрела свои собственные ногти и заметила, что они не такие аккуратные, как обычно. Наверное, из–за перетаскивания Уиндхема по Стамфорду.
Одним только небесам известно, в какой грязи ему довелось побывать. Она предположила, что он поднялся наверх, чтобы привести себя в порядок. Она никогда не видела, чтобы он был столь неопрятен. Она вообще не думала, что он может быть неопрятен. И в итоге… —
Это не он только что был? Прошел мимо двери? Она подскочила.
— Томас? Это –
 
Мужчина остановился, обернулся, и Амелия поняла, что это был кто–то другой. У него был такой же рост и цвет волос, но она никогда не видела его раньше. В этом она была совершенно уверена. Он был высок, но не неуклюж, и его волосы были, возможно, на несколько тонов темнее, чем у Томаса. И на щеке был синяк.
Это уже интересно.
— О, простите… — сказала она торопливо. Но любопытство ее раздирало, и потому она шагнула к двери. Если она двинется в его направлении, то он не смог бы продолжить путь, не показав себя грубияном.
— Жаль, что разочаровал Вас, — ответил ей джентльмен, улыбаясь самым кокетливым образом. Амелия чувствовала себя ужасно довольной, несмотря ни на что. Интересно, знает ли он, кто она такая? Вероятно, нет. Кто осмелился бы флиртовать с невестой самого герцога Уиндхема в его собственном доме?
— Нет, — быстро сказала она, — конечно же, нет. Это была моя ошибка. Я просто находилась в гостиной, — она жестом указала на место позади себя. – Я приняла Вас за герцога, когда вы проходили мимо.
И правда, у них обоих был одинаковый большой размашистый шаг. Как странно. Амелия не могла представить себе, как она могла узнать походку Томаса, но в тот момент, когда она увидела этого мужчину, она поняла, что двигаются они совершенно одинаково.
Он вежливо поклонился.
– Капитан Джек Одли к вашим услугам, мадам.
Она слегка присела в изящном реверансе.
— Леди Амелия Уиллоуби.
— Невеста Уиндхема.
— Так вы его знаете? О, ну, конечно же, знаете. Вы же здесь гость, — она вспомнила их беседу в «Счастливом зайце». – О, вы, должно быть, его партнер по фехтованию.
Капитан Одли вышел вперед.
– Он говорил Вам обо мне?
— Совсем немного, — призналась она, стараясь не смотреть на синяк на его щеке. Это не может быть просто совпадением, что и он и Томас показали такие признаки размолвки.
— Ах, это, – пробормотал капитан Одли. Он коснулся пальцами своего синяка, и от того показался немного смущенным. – Это выглядит намного хуже, чем есть на самом деле.
Она пыталась подобрать наиболее подходящие слова, чтобы расспросить его об этом, когда он продолжил самым обыденным тоном. – Скажите мне, леди Амелия, какого цвета она сегодня?
— Ваша щека? – спросила она, удивленная его прямым вопросом.
— Именно. Ушибы имеют свойство выглядеть тем хуже, чем они старее, вы не заметили? Вчера он был совершенно фиолетовым, почти по–королевски, с намеком на синий. Я не смотрелся в зеркало уже довольно давно.
Он повернул голову, предоставляя ей лучший вид для обозрения.
— Он все еще так же привлекателен?
Амелия в смятении уставилась на него, не уверенная в том, что должна сказать. Ей никогда еще не встречался никто такой бойкий.
— Ээ…нет, — наконец ответила она. Не было никакого смысла лгать, когда он находился всего в десяти футах от зеркала. – Я бы не назвала его привлекательным.
Он засмеялся:
— Никаких жеманных слов, да?
— Боюсь, те синие оттенки, которыми Вы так гордились, на данный момент слегка позеленели — улыбнулась она, весьма довольная своим заключением.
Он склонился, озорно ей улыбаясь:
— Подходит к моим глазам?
— Нет, — сказала она, чувствуя себя совершенно неуязвимой к его очарованию, хотя и признавала при этом, что обаяния ему не занимать. К его ногам наверняка падает не одна женщина на каждом шагу, – только не с примесью фиолетового, — пояснила она. – Это выглядит совершенно ужасно.
— Фиолетовый, смешанный с зеленым дает..?
— Настоящую грязь.
Он снова засмеялся:
– Вы очаровательны, леди Амелия. Но уверен, что ваш жених говорит вам это при каждом удобном случае.
Она не знала, что ответить на это. Конечно, не всегда. Но сегодня все было по–другому. Лучше.
— Вы ждете его здесь? – спросил капитан.
— Нет, я только… — она остановила себя, прежде чем проболталась о том, что видела Томаса буквально только что. Она никогда не умела вешать лапшу. — Я здесь, чтобы увидеться с мисс Эверсли.