Мистер Кэвендиш, я полагаю (ЛП)
— Леди Амелия, — проговорил он, хотя по правилам должен был сначала поприветствовать ее отца.
Она встала, слегка присев в реверансе.
— Ваша милость.
— Как Вы себя чувствуете? – поинтересовался он и слегка наклонил голову, изучая ее глаза. Они снова были зелеными с маленькими коричневыми крапинками по краям. Однако она не выглядела, как обычно.
С каких пор он узнал ее настолько хорошо, чтобы замечать такие тонкости в ее внешности?
— Со мной все в порядке, Ваша милость.
Но ему не понравился ее тон, покорный и официальный. Он хотел, чтобы вернулась другая Амелия, – та, которая была с ним, склоняясь над старым пыльным атласом, и чьи глаза светились новым знанием. Та, которая смеялась с Гарри Глэддишем, поддразнивая его. Забавно. Он никогда не думал, что будет высоко ценить готовность жены дразнить его, но сейчас так и было.
Он не хотел быть вознесенным на пьедестал. Только не ею.
— Вы уверены? – спросил он, чувствуя, как растет его интерес. – Вы бледны.
— Я всего лишь правильно пользуюсь шляпкой, — ответила она. – То же самое Вы могли бы сказать и Вашей бабушке.
Они улыбнулись друг другу, и Томас повернулся, чтобы поздороваться с ее отцом.
— Лорд Кроуленд. Простите мне мою невнимательность. Чем могу служить?
Лорд Кроуленд не дал себе труда быть вежливым или хотя бы ответить на приветствие.
— Моему терпению пришел конец, Уиндхем, — резко сказал он.
Томас взглянул на Амелию, ища объяснений, но она не смотрела в его сторону.
— Боюсь, что не понимаю, о чем речь, — проговорил Томас.
— Амелия рассказала мне, что Вы уезжаете в Ирландию.
Амелия знала, что он собирается в Ирландию? Он удивленно моргнул. Вот это новости!
— Я подслушала Ваш разговор с Грейс, — страдальчески выдавила она. – Я не нарочно. Простите. Я не должна была ничего говорить. Я не знала, что отец так рассердится.
— Мы ждали достаточно, — бушевал Кроуленд. – Вы держали мою дочь, связанную обязательством, много лет, и теперь, когда мы решили, что Вы, наконец, соизволите назначить дату, я узнаю, что Вы бежите из страны!
— Я намерен вернуться.
Лицо Кроуленда покраснело. Очевидно, сухое остроумие не лучшая идея.
— И каковы же Ваши намерения, сэр? – Рявкнул он.
Томас медленно и глубоко втянул носом воздух, заставляя себя сохранять спокойствие.
— Мои намерения, — повторил он.
До какой черты должен дойти человек, чтобы решить, что с него хватит? Особенно если он изо всех сил старался быть вежливым и поступать правильно? Он обдумал события последних дней. Так или иначе, он считал, что неплохо справлялся. Он никого не убил, хотя, видит Бог, ему этого хотелось.
— Мои намерения, — снова произнес Томас. Его рука сжалась в кулак, и это был единственный внешний признак его состояния.
— Относительно моей дочери.
Все, хватит. Томас одарил лорда Кроуленда ледяным взглядом.
— У меня нет никаких намерений относительно чего бы то ни было Вашего.
Амелия задохнулась, и он должен был почувствовать раскаяние, но не почувствовал ничего. За последнюю неделю его напрягали, избивали, толкали, принуждали – он думал, что уже должен был сломаться. Еще один маленький удар, и он…
— Леди Амелия – послышался новый, высокий и неприятный голос. – Я и не знал, что Вы почтили нас своим великолепным присутствием.
Одли. Разумеется, он был здесь. Томас засмеялся.
Кроуленд наблюдал за ним с растущим отвращением. За Томасом, не за Одли, который только что вернулся с прогулки верхом, взъерошенный и похожий на разбойника. По крайней мере, так думал Томас. Он понять не мог, что леди находят в этом мужчине.
— Э–э, отец, — торопливо проговорила Амелия, — позволь представить тебе мистера Одли. Он гостит в Белгрейве. Мы познакомились, когда я навещала Грейс.
— А где Грейс? – громко спросил Томас.
Все были в сборе, и ее отсутствие здесь казалось неправильным.
— Она внизу, в большом зале, — ответил Одли, с любопытством глядя на него. – Я как раз шел…
— Уверен, так и было, — перебил Томас. Он снова повернулся к лорду Кроуленду. – Итак, Вы хотели узнать, каковы мои намерения.
— Сейчас не самое подходящее время, — нервно сказала Амелия.
Томас с усилием оттолкнул раскаяние. Она думала, что таким образом предотвращает его отказ, тогда как правда была намного хуже.
— Нет, — произнес он, растягивая слог, будто на самом деле обдумывает этот вопрос. – Другой возможности может не быть.
Зачем он хранил это в тайне? Что он надеялся изменить? Почему бы прямо сейчас, черт побери, все не рассказать?
Появилась Грейс:
— Вы хотели меня видеть, Ваша милость?
Брови Томаса удивленно приподнялись, и он оглядел комнату.
— Неужели я сказал это так громко?
— Лакей услышал Вас… — Ее голос затих, и она направилась в зал, где, должно быть, до сих пор прятался подслушивающий слуга.
— Присоединяйтесь к нам, мисс Эверсли, — сказал Томас, рукой приглашая ее войти. – Вы тоже должны поучаствовать в этом фарсе.
Бровь Грейс беспокойно дернулась, но она вошла в комнату и встала у окна. Подальше от остальных.
— Я требую, чтобы мне объяснили, что здесь происходит, — сказал Кроуленд.
— Разумеется, — ответил Томас. – Как грубо с моей стороны! Где мои манеры? У нас тут была весьма захватывающая неделя. Даже в своих самых страшных фантазиях я и представить себе такого не мог.
— Что это значит? – Строго спросил Кроуленд.
Томас хитро посмотрел на него:
— Ах да. Вероятно, Вы должны знать. Этот человек, — он махнул рукой в сторону Одли, – мой кузен. И он, видимо, и есть герцог. – Все еще глядя на Кроуленда, он надменно пожал плечами, явно довольный собой. – Хотя мы в этом пока не уверены.
Глава четырнадцатая
«О, Господи!»
Амелия уставилась на Томаса, затем на мистера Одли, и вновь перевела пристальный взгляд на Томаса, и опять…
Все находившиеся в комнате люди теперь смотрели на нее. Почему они все уставились на нее? Она что–то сказала? Она произнесла это вслух?
— Поездка в Ирландию… — сказал ее отец.
— Должна установить факт его законнорожденности, — ответил Томас. – Собирается целая компания. Даже моя бабушка едет.
Амелия в ужасе уставилась на него. Он не был самим собой. Это было неправильно. Все было неправильно.
Этого не могло случиться. Она зажмурилась. Крепко.
«Пожалуйста, пусть кто–нибудь скажет, что все это какая–то шутка».
А затем до ее слуха донесся мрачный голос ее отца:
— Мы присоединимся к вам.
Ее глаза открылись.
— Отец?
— Не вмешивайся, Амелия, — сказал он. Он даже не взглянул на нее, когда произнес это.
— Но…
— Уверяю вас, — прервал ее Томас, также не глядя в ее сторону. – Мы со всей возможной поспешностью предпримем все необходимые меры и немедленно сообщим вам о полученном результате.
— На чаше весов будущее моей дочери, — горячо возразил ее отец. – Я отправлюсь с вами, чтобы лично проверить документы.
Голос Томаса стал подобен льду:
— Вы думаете, что мы попытаемся вас обмануть?
Амелия сделала шаг по направлению к ним. Почему никто из них не обращал на нее внимания? Они полагали, что она невидимка? Не имеющая значения вещь в этой ужасной сцене?
— Я только защищаю права своей дочери.
— Отец, пожалуйста, — Амелия дотронулась до руки отца. Кто–то должен поговорить с нею. Кто–то должен ее услышать. – Пожалуйста, на минуту.
— Я сказал, не вмешивайся! – закричал ее отец и выдернул свою руку. Не ожидавшая такого Амелия отшатнулась и, ударившись об угол стола, упала.
Томас немедленно оказался подле нее и протянул девушке руку, помогая ей подняться на ноги.
— Извинитесь перед вашей дочерью, — убийственным тоном произнес он.
Ее отец казался ошеломленным.
— О чем, черт возьми, вы говорите?
— Извинитесь перед нею! – проревел Томас.