Ольга-чаровница и змиев сын (СИ)

Не посмел леший перечить, исчез, провалившись сквозь пол.
Ольга поставила на место фигурку хитрого нездешнего лиса. Пожалуй, только с такой в руке навьих существ и обманывать. Хотя…
— Ты, если вырвешься, помни обещание: навьих переселенцев не трогать, — произнесла она. — Лешие, домовые, русалки… все рода их — уже наши соседи, за них стоять буду. И не только я одна.
— Я уже обещал их не трогать, — напомнил Горан. — Но почему «если»?
Она отвернулась от фигурок и усилием мысли вызвала из ниоткуда бокал зелена вина, полный до краев. Ни одной капли не пролилось, пока тот летел по воздуху, но дрогнула рука, стоило пальцам обвить витую ножку. Алое потекло по кисти, испачкало, но Ольга решила не обращать на это внимания: мало ли с ней случалось плохих предзнаменований?
— Пока сердце бьется, есть и возможность, а кровь… неплохой источник силы.
— Не вздумай! — вот теперь Горан разозлился.
— Какая разница, убьет меня чаровническое истощение или кровопотеря?
— От первого я смогу защитить!
Ольга качнула головой и не стала прогонять злую и горькую улыбку, искривившую губы.
— Лучше лес защити, если выберешься, а я проиграю.
В окно настойчиво бился ветер и голубь, принесший очередное послание от тех, кто слишком привык загребать жар чужими руками, обожал присваивать не свои заслуги и плоды трудов, а с себя скидывать любую ответственность. Заморские чаровники жаждали заполучить Горана, Иван обещал княжной ее назвать. Не верили, что она скорее умрет, чем согласится, думали, цену себе набивает. Тем более, даже в случае ее гибели им не получить желаемого.
Сформировав мысленное послание из далеко не почтительных слов и выражений, Ольга взмахнула рукой, отсылая голубя восвояси. Ни к чему впускать в терем соглядатаев. Ворогам и так известно больше, нежели она хотела бы.
— Одно дело предлагать помощь за освобождение, совсем другое — обещать спасти. Кого? Предательницу, воспользовавшуюся чужой доверчивостью и ударившую в спину? Меня коварную? — уточнила она у Горана и рассмеялась: — Не верю. На твоем месте более всего на свете я желала бы отомстить.
В пленении Горана на ее стороне сыграло несколько событий: добровольное нахождение рядом; сон, проведенный бок о бок; точное, полное и истинное имя, произнесенное им без каких-либо условий. Ольга прекрасно осознавала: смерть в бою от чаровнического истощения покажется блаженством в сравнении с участью, уготованной ей существом такой силы, вырвавшимся на свободу. Она и сама не стала бы щадить предателя и постаралась бы отравить ему жизнь и посмертие на как можно более долгий срок. А еще не приходилось сомневаться: ее фантазия и в подметки не годилась той, которой обладал змий.
— Ты знаешь мое истинное имя, а значит, можешь черпать и мою силу, — прошипел Горан.
Это было уже чем-то новеньким. Ольга действительно могла и, более того, уже раз черпала. Последующий за этим чаровнический удар, едва не сжегший изнутри, ей не понравился.
— Я забыла его. И даже если ты повторишь, забуду снова.
— Я не стану карать на этот раз, — пообещал Горан. — Не будет расплаты. Я добровольно поделюсь с тобой своим могуществом. Позови, попроси, просто скажи «помоги», и я спасу тебя.
— Какое великодушие… — рассмеялась Ольга. — С чего бы вдруг? Понравилось сидеть в заточении?
— Рано или поздно я уговорю тебя.
Она посерьезнела тотчас, по спине прошел неприятный холодок.
— Рано или поздно у тебя получится, — согласилась Ольга, — однако я не столь глупа как тебе могло показаться.
— Конечно же нет, о умудренная опытом чаровница, — подражая кому-то из джиннов, пропел Горан, — одинокая, окруженная врагами, растерявшая все то стоящее, что у нее наличествовало совсем недавно. Озлобленная.
Ольга поморщилась. Горан часто шутил, подтрунивал над ней, усмехался и издевался, но давно не задевал так, как сейчас. Сильно, надо бы признать. И справедливо.
— Кто выглядит жальче старой девы, привечающей кошек со всей округи? — продолжал Горан. — Только чаровник, беседующий с собственным посохом.
 
— Могу не разговаривать, — ответила Ольга и повернулась, чтобы уйти.
— Ты ведь сама уже давно поняла, какую ошибку допустила, поддержав одного князя, и отказав другому, не видевшему дальше собственного носа и жадности, — произнес он скороговоркой, словно боялся, будто она оставит его здесь, уйдет и не вернется.
«Нашел, о чем переживать, — подумала Ольга. — Стоит мне вступить на звездную дорогу, и кристалл расколется, выпустив тебя на свободу».
— Есть люди, которым противопоказано править. — Горан решил развить мысль и ошибся. В отличие от него, жаждавшего когда-то поработить людей, Ольга не желала власти.
— О да, конечно! — воскликнула она. — А ты прямо создан для царствования!
— Я не об этом, — холодно произнес Горан, не позволив договорить, да Ольга не слишком и хотела. — Если людской трон займет кто-нибудь более достойный, лично я лишь порадуюсь.
— Как и многие, полагаю.
— Тогда почему ты еще здесь?.. Стань правительницей, и орден не посмеет к тебе лезть.
Ольга прикусила губу от досады и поинтересовалась:
— Разве это не очевидно?
Порой казалось, Горан изучил ее так хорошо, как она и сама себя не знала, а иногда — как сейчас — будто не понимал вовсе.
— Просвети меня, владычица.
Она остановилась на пороге, ответила, не обернувшись:
— Тогда вот тебе несколько причин на выбор: меня не интересует власть; меня все устраивает; или, быть может, мне не хочется быть черной властительницей и подспудно змиевой шлюхой! — злые слова сорвались с языка сами, если бы Ольга могла, она остановила бы их, но, увы. — Впрочем, в Царьграде, что ни императрица, то распутная девка: народу будет не внове.
Удивительно, но Горан не оскорбился, а лишь рассмеялся.
— Я дам слово, что ничего тебе не сделаю, если ты вернешь мне свободу. Пока… сама не попросишь.
— А за своих подданных, родичей, потомков или кто там еще у тебя есть? Тоже поклянешься?
Он замолчал, подарив ей несколько минут вожделенной тишины. Тишины, во время которой можно было бы подойти к окну, посмотреть на лес, небо и облака и ни о чем не думать.
— Ты — чаровница, — все же произнес он, — и знаешь, как никто: за других обещать не следует.
Ольга кивнула, развеяла бокал, вызвала вместо него кувшин, и вернулась на лавку, устроившись, скрестив ноги.
— Вот именно, Горан. Потому все останется, как есть.
— Напиваться пред боем — последнее дело, — проворчал он.
— Не в случае, когда в кувшине квас смешан с укрепляющим зельем.
— Тогда пей, — разрешил Горан. Ольга представила, как он пожимает плечами. — Не поможет, но хотя бы не навредит. Возможно, даже придаст тебе благоразумия.
— Хорошо бы, — согласилась она и сделала большой глоток прямо из горлышка. — Только благоразумие оберегает меня от величайшей глупости: отпустить тебя немедленно. Я действительно раскаиваюсь в том, что совершила, и радуюсь твоей скорой свободе.
— Зачем ты строишь из себя заморского рыцаря с кодексом вместо мозгов?! — взревел Горан.
— Я предпочту отправиться по звездной дороге, нежели поменяться с тобой местами, — Горан хотел возразить, но позволять делать это не входило в ее планы. Каков смысл раз за разом возвращаться к одному и тому же? — Посох развеется в пыль в тот самый миг, когда сердце его хозяина остановится. Завтра ты будешь свободен от меня, а я сумею избежать твоего гнева.
 Глава 4. Горан 
Солнце светило с ясного умытого неба, проникало через распахнутые настежь ставни и падало на навершие посоха. Горан терпеть не мог находиться на солнцепеке, он предпочитал тень, однако грани самоцвета рассеивали внешний свет, делая его почти приятным, теплым. Вероятно, если бы не поединок, в исходе которого он был очень заинтересован, Горан свернулся клубком и задремал. И без этого не спал ночь, размышляя и придумывая, как беду в свою пользу обернуть. Не только в свою лишь, но и Ольги, пусть и не верящей его слову.