Из Лондона с любовью

– Очень жаль, но у меня печальная новость, – продолжал голос. – Ваша мать… она… скончалась в прошлый вторник после продолжительной болезни. Рак яичников. Однако мне сказали, что ее кончина была мирной и безболезненной.
Я с трудом сглотнула. Мои руки и ноги онемели – как будто к моему отчаявшемуся телу приделали чужие конечности. Сердце билось так громко, что это был единственный звук, который я слышала. Как она посмела умереть? Это казалось таким… эгоизмом с ее стороны. Как будто ее последний вздох был тщательно продуманным последним ударом – по мне. Хотя, по правде говоря, я уже давно не верила, что мы еще встретимся, где-то в глубине души теплилась смутная надежда. А вдруг когда-нибудь… Так бывает в книгах, когда давняя боль чудесным образом исцеляется на последних страницах: обиды стираются носовым платком, душевные раны сшиваются иголкой и ниткой. В моей истории тоже должен был наступить такой конец. Но нет, моя кончается плохо: сначала письмо Ника, а теперь это. Как-то я читала книгу о женщине, в которую трижды за один год ударила молния. Словно специально охотилась за ней.
Нет, нет, нет. Я сморгнула слезы. Может быть, это сон? Кошмар?
Чем дольше говорил Уитейкер, тем меньше мне верилось, что все это происходит наяву. Я слушала, но его слова казались искаженными и потусторонними.
– Ваша мать назначила вас единственной наследницей своего имущества. Оно включает недвижимость в Примроуз-Хилл – это прекрасный район Лондона, хранит все традиции. Здание старое, но достаточно удобное. В нем две квартиры, на втором и третьем этажах. На первом этаже книжный магазин.
Я тряхнула головой: до меня наконец стало что-то доходить.
– Книжный магазин?!
 
Глава 2
 
Элоиза
Лондон, Англия
11 января 1968 года
– Выглядишь потрясающе, Эл, – заверила меня лучшая подруга Милли. – Вопрос в том, достаточно ли он хорош для тебя? – Она обняла меня за талию и положила голову мне на плечо. Мы обе смотрели в зеркало в прихожей квартиры, где жили вместе.
– Может быть, лучше надеть синее платье? Все-таки красное – это как-то… чересчур. А теперь давай честно: твой священный долг как подруги сказать мне, не выгляжу ли я как шлюха.
Я повернулась боком, мимолетно порадовавшись, что сегодня пропустила чаепитие. Одна булочка с вареньем – и молния бы лопнула. Я едва могла дышать, но мне было все равно.
Я улыбнулась нашему отражению – зеркало показывало нас в обоих вариантах: девчонки, которые познакомились в девятилетнем возрасте, и взрослые женщины, знающие, что к чему в этой жизни. С самого начала мы были комичной парой – я, эльф со светлыми волосами и бледной кожей, и Милли, самая высокая девочка в начальной школе, возвышающаяся надо мной, с темными косами и вечной прямой челкой, закрывающей лоб.
Милли мало интересовалась мальчиками, а позже мужчинами. Иное дело я. Моя коллекция школьных увлечений и девических романов была обширна, но впечатляющие экземпляры в ней отсутствовали. Однако мечта о сказочной любви прочно укоренилась в моем сердце. Подобно героиням любимых книг, я жаждала пережить собственную версию настоящей любви, пусть даже Милли думала, что все это чушь собачья.
Но Роджер Уильямс – досточтимый Роджер Уильямс – нет, это была не чушь. Когда закончилась моя смена, он проводил меня на улицу и тут же пригласил поужинать с ним в Королевском автомобильном клубе. Я чуть не упала в обморок прямо там, где стояла, на углу Бромптона.
Да, он вращался в высших кругах, и пусть я в них не вхожа, на дворе 1968 год, а не 1928-й. И девушка из Ист-Энда может пойти на ужин с любым мужчиной, с каким захочет, включая представителя лондонского высшего общества.
Милли аккуратно срезала бирку, болтавшуюся сбоку на моем платье. Это была безумная трата, сильно сократившая наш недельный бюджет, но необходимая для свидания с одним из самых сногсшибательных и завидных холостяков Лондона. Отец Роджера, сэр Ричард Уильямс, был орденоносным военачальником, одним из самых доверенных лиц Черчилля во время войны, а его мать нередко гостила в Букингемском дворце.
 
– Как вы все-таки познакомились? – спросила Милли, словно того, что я ей уже рассказывала, было мало, и она искала в моей истории нестыковки.
– Говорю же тебе – в «Хэрродсе». Забыла? Он пришел купить подарок матери на день рождения.
– Или подружке, – хихикнула Милли.
Я вздохнула.
– Ради бога, Милл. Неужели ты не можешь просто порадоваться за меня?
Она пожала плечами.
– Ну, и что же он ей купил?
– Шарф, – улыбнулась я. – От Hermès.
Милли это не впечатлило.
– Ты его обслужила, и он тут же… пригласил тебя на свидание? Эл, дорогая, я не сомневаюсь, что у Роджера Уильямса в мизинце больше обаяния, чем у большинства мужчин, вместе взятых, но давай все же не будем забывать, что он один из самых известных волокит в Лондоне.
– Не будь ханжой, – сказала я.
– Я просто… не хочу, чтобы ты страдала, вот и все.
– И не подумаю, Милл, – пообещала я. – Я сегодня иду с ним на свидание и намерена провести время наилучшим образом.
Похоже, я ее не убедила.
– Но что подумает… Фрэнк?
Я закатила глаза.
– Фрэнк? Тебя что, правда волнует Фрэнк?
– Ну, он ведь влюблен в тебя, разве нет?
– Ничего он не влюблен, – возразила я. – И вообще, то, что он несколько раз сводил меня поужинать, не означает, что я – его собственность.
Я еще немного полюбовалась собой в зеркале. Хотя я в корне отбросила опасения Милли, они имели смысл. Фрэнк, американский бизнесмен, с которым я познакомилась в прошлом месяце в бистро на Примроуз-Хилл, не походил на моих обычных поклонников. Серьезный, волосы немного растрепаны. После того, как он столкнулся со мной у стойки и пролил мой чай, он настоял на том, чтобы угостить меня обедом, и я почему-то согласилась. Не помню, чтобы когда-нибудь так хохотала, как в тот день. Костюм сидел на нем мешковато, и я сразу это отметила, но было в нем что-то искреннее. Когда он пригласил меня на ужин в следующие выходные, а потом еще раз, я согласилась. Я наслаждалась его обществом, хотя мое сердце в его присутствии не начинало биться быстрее.
Милли одобрила его сразу. «Наконец-то ты встречаешься с приличным джентльменом», – шепнула она мне, когда я села в его машину перед нашим вторым совместным ужином. Возможно, она была права, но я еще не решила, как поступить на романтическом фронте. Фрэнк Бейкер в моей колоде оставался джокером.
Из квартиры наверху донесся громкий стук. Крики, затем плач ребенка. Мы с Милли обменялись понимающими взглядами. В этом неблагополучном районе Лондона матери были перегружены работой и измучены, а отцы часто прикладывались к бутылке.
У Милли были свои воспоминания, у меня – свои.
Мой отец, напившись, превращался в чудовище. Однажды вечером – мне тогда было лет десять – он ударил мать по лицу так сильно, что пошла кровь. В ту ночь она присела на край моей кровати, прижимая полотенце к разбитой губе, и, поцеловав меня на ночь, произнесла молитву: «Милый Отче Небесный, подари моей любимой Элоизе самые прекрасные сны, и пусть она вырастет, выйдет замуж за принца и будет жить долго и счастливо».
– Если уж ты вбила что-то себе в голову, Эл, тебя не остановить, – сказала Милли, стряхивая пушинку с моего платья. – Но обещай, что сегодня вечером будешь осторожна, и не отмахивайся от Фрэнка. Он…
– Он в меня влюблен, да, – сказала я саркастически.
Ну и что с того? Я же не обязана влюбиться в него в ответ. Ни в него, ни в любого. И буду твердо держаться этого правила, пока не узнаю точно. И, конечно, если что, я бы знала точно! Как во всех моих любимых романах, это была бы интуиция, инстинкт. Я бы сразу все поняла. А пока этот миг не настал, почему бы немного не повеселиться? Я ценила заботу Милли, но что она понимает в любовных делах?