Ракушка на шляпе, или Путешествие по святым местам Атлантиды

 
 
Я тосковал, терпел и уповал,
 
Вокруг нее, как дурень, танцевал,
 
И был готов служить ей, как вассал,
 
       In aeternum.
 
 
 
 
Я ждал, мой преданный, покорный взор
 
Смягчит гордячки строгий приговор
 
И завоюет мне ее фавор
 
       In aeternum.
 
 
 
 
Увы, я понял, что труды не впрок,
 
Что лейкой поливаю я песок;
 
Ей даже слово это невдомек —
 
       In aeternum.
 
 
 
 
Что ж! из груди навеки вырву я
 
То, что мне грызло душу, как змея.
 
Пусть там покоится печаль моя
 
       In aeternum.
 
 
  
Влюбленный рассказывает, как безнадежно он покинут теми, кто прежде дарил ему отраду
 
 
 
Они меня обходят стороной —
 
Те, что, бывало, робкими шагами
 
Ко мне прокрадывались в час ночной,
 
Чтоб теплыми, дрожащими губами
 
Брать хлеб из рук моих, — клянусь богами,
 
Они меня дичатся и бегут,
 
Как лань бежит стремглав от ловчих пут.
 
 
 
 
Хвала фортуне, были времена
 
Иные: помню, после маскарада,
 
Еще от танцев разгорячена,
 
Под шорох с плеч скользнувшего наряда
 
Она ко мне прильнула, как дриада,
 
И так, целуя тыщу раз подряд,
 
Шептала тихо: «Милый мой, ты рад?»
 
 
 
 
То было наяву, а не во сне!
 
Но все переменилось ей в угоду:
 
Забвенье целиком досталось мне;
 
Себе она оставила свободу
 
Да ту забывчивость, что входит в моду.
 
Так мило разочлась со мной она;
 
Надеюсь, что воздастся ей сполна.
 
 
  
Сонет из тюрьмы
 
 
 
Эй, вы, кому удача ворожит,
 
Кого любовь балует, награждая,
 
Вставайте, хватит праздновать лентяя,
 
Проспать веселый праздник мая — стыд!
 
 
 
 
Забудьте несчастливца, что лежит
 
На жесткой койке, в памяти листая
 
Все огорченья и обиды мая,
 
Что год за годом жизнь ему дарит.
 
 
 
 
Недаром поговорка говорит:
 
Рожденный в мае маяться обязан;
 
Моя судьба вам это подтвердит.
 
Долгами и невзгодами повязан,
 
 
 
 
Повержен в прах беспечный вертопрах…
 
А вы ликуйте! С вами я — в мечтах!
 
 
  
Прощай, любовь
 
 
 
Прощай, любовь! Уж мне теперь негоже
 
На крюк с наживкой лезть, как на рожон;
 
Меня влекут Сенека и Платон
 
К сокровищам, что разуму дороже.
 
 
 
 
И я, как все, к тебе стремился тоже,
 
Но, напоровшись, понял, не резон
 
Бежать за ветром бешеным вдогон
 
И для ярма вылазить вон из кожи.
 
 
 
 
Итак, прощай! Я выбрал свой удел.
 
Морочь юнцов, молокососов праздных,
 
На них, еще неопытных и страстных,
 
Истрать запас своих смертельных стрел.
 
 
 
 
А я побуду в стороне; мне что-то
 
На сгнивший сук взбираться неохота.
 
 
  
Сатира I
  
 
 
Любезный мой Джон Пойнц, ты хочешь знать,
 
Зачем не стал я больше волочиться
 
За свитой Короля, втираться в знать
 
И льнуть к вельможам, — но решил проститься
 
С неволей и, насытясь ею всласть,
 
Подальше от греха в свой угол скрыться.
 
 
 
 
Не то, чтобы я презираю власть
 
Тех, кто над нами вознесен судьбою,
 
Или дерзаю их безумно клясть;
 
 
 
 
Но не могу и чтить их с той слепою
 
Восторженностию, как большинство,
 
Что судит по расцветке и покрою,
 
 
 
 
Не проникая внутрь и ничего
 
Не смысля в сути. Отрицать не стану,
 
Что слава — звук святой, и оттого
 
 
 
 
Бесчестить честь и напускать туману —
 
Бесчестно; но вполне достойно ложь
 
Разоблачить и дать отпор обману.
 
 
 
 
Мой друг! ты знаешь сам: я не похож
 
На тех, кто любит приукрасить в меру
 
(Или не в меру) принцев и вельмож;
 
 
 
 
Ни славить тех, кто славит лишь Венеру
 
И Бахуса, ни придержать язык
 
Я не могу, держа иную веру.
 
 
 
 
Я на коленях ползать не привык
 
Пред деспотом, который правит нами,
 
Как волк овечками, свиреп и дик.
 
 
 
 
Я не умею жалкими словами
 
Молить сочувствия или скулить,
 
Ни разговаривать обиняками.
 
 
 
 
Я не умею бесконечно льстить,
 
Под маской чести прятать лицемерье
 
Или для выгоды душой кривить,
 
 
 
 
И предавать друзей, войдя в доверье,
 
И на крови невинной богатеть,
 
Отбросив совесть прочь, как суеверье.
 
 
 
 
Я не способен Цезаря воспеть,
 
При этом осудив на казнь Катона,
 
Который добровольно принял смерть