Ясновидящая для миллионера
Слонов, который буквально подпрыгивал от нетерпения, метнулся из кабинета. И уже через несколько секунд у всех были листочки и ручки. Сотрудники писали и переписывали, зачёркивали и формулировали заново.
ТОП-овую троицу было интересно рассматривать в ситуации, которая касалась лично каждого из сидящих за столом. У Мироновой дрожали губы. Ручка так неловко скользила по бумаге, как впервые вставший на коньки ребёнок.
Она стала писать с большим нажимом, чтобы удержать контроль. Но это плохо помогало. Финансист даже вынуждена была несколько раз прерваться. И выглядела она при этом не как училка, а как школьница. Наивная и молодая. Интересно, сколько лет этой престарелой девочке?
Чернов стал напряжённым. Хмуро раздумывал несколько секунд над чистым листом. Потом медленно и очень аккуратно начал выводить каждую букву. Словно писал тест на конкурс по каллиграфии.
Слонов ёрзал рядом. Как игрок на тотализаторе он не мог усидеть на месте. Мне даже казалось, что сунет свой листик и завопит: «Я первый!». Он и правда закончил раньше всех. Но записку отдавать не торопился. Странно.
Написала свой вопрос и Миронова. И тоже просто смотрела на меня с робкой надеждой. Ей было неловко. Но она старалась держать себя в руках. И тоже, написав вопрос, не отдала его мне. Косилась в сторону Чернова.
Сначала я думала, что производственник их неформальный лидер. Уважают и ждут, когда глава клана выскажется или сделает первый шаг. Тем более, что про мой функционал спрашивал только он. А потом Чернов протянул мне свой листок, и я всё поняла.
Сжав одну руку в рукопожатии, второй он передал свой вопрос. На сложенном пополам листе были выведены ровные строчки. Идеальными печатными буквами было написано: «Выздоровеет ли моя жена, Чернова Елизавета Андреевна?». Абзаааааааац. И с этим надо работать!
Чтобы дать себе немного времени я встала со своего стула. Сначала обошла стол с противоположной стороны. Двинулась к финансисту. Миронова тоже вскочила. Точно так же вцепилась в мою руку и передала свёрнутый лист.
В полной тишине я процокала каблуками к Слонову. Тот сначала пожал мне руку своими двумя громадными лапами. А потом суетливо сунул в ладонь свой листик. Кстати, тоже сложенный.
Я прочитала все вопросы. Всё было очень личное. Всё очень острое. И всё отвратительно сформулировано. Получив ответ «да» или «нет» они ничего не узнают. Значит надо переписать.
– Коллеги, я поняла в чём ваши вопросы. Но вы не получите на них однозначных ответов в этой формулировке. Я предлагаю сейчас по одному уточнять вопросы. Потом я пойду к себе в кабинет и поработаю. И к завтрашнему утру у вас будут ответы. С кого начнём?
Все уставились на Чернова. Он кивнул головой, и остальные вышли из кабинета.
– Прежде чем мы изменим формулировку, Пётр, я спрошу о главном. Вы понимаете, что ответ может быть не тем, на который вы надеетесь?
– Да. – Он кашлянул чтобы прочистить горло. – Я понимаю.
– Вы понимаете, что я никак на этот ответ повлиять не могу. Я просто скажу, что почувствовала и всё? – Он выпрямился. – Да, я это прекрасно понимаю. Жена болеет больше года. Я уже вижу разницу между «терпеть и дожимать лечение» и «дать спокойно умереть». И я готов к любому повороту. Сейчас очень трудный период терапии. Мне надо понять, какую тактику выбрать. Просто поддерживать до конца и хоронить, или продолжать калечащие процедуры, но потом она выживет. – Чернов снова закашлялся. Мотнул головой и снова поднял глаза на меня. – Чтобы не мучить лишний раз.
Сколько ему лет? Точно меньше 40. Красивый, смуглый, мощный. Чем-то похожий на Барсова. И сильный. Мужчина, готовый подставить плечо. Быть рядом до любого из концов. Я им даже залюбовалась. Не внешней, внутренней красотой.
Это всколыхнуло во мне уважение к Чернову. Он не ищет в моих словах освобождения. Только определённости и всё. Мне кажется, что глаза у нас у обоих теперь были влажными. Да хватит уже!
– Пётр, вы готовы изменить формулировку? Тогда вперёд. Вы указали ФИО жены. Она у вас одна? Тогда это можно смело вычёркивать. Теперь давайте уточним, чем больна ваша супруга, в какие сроки и по каким признакам вы узнаете, что она выздоровела?
– У неё онкология.
Дальше Чернов без запинки цитировал диагнозы, осложнения. Перечислял этапы и методы лечения. Снова стал собранным и деловым. Но под этой бронёй компетентности билось чуткое сердце.
– Тогда пишите не про мифическое выздоровление. Люди постоянно болеют. Жена простынет и ответ будет отрицательным. А нам нужно понять, как она будет реагировать на лечение именно онкологического заболевания. Поэтому убирайте «выздоровление» и пишите «стойкая ремиссия».
Мы исправили слова, вставили показатели онкомаркеров. А ещё я пыталась придумать, как сформулировать так, чтобы вопрос относился к Чернову, а не к его жене. С ней-то у меня не было никакого контакта.
А чем ближе контакт с человеком, тем легче почувствовать ответ. Но я с женой Чернова не знакома. Был-бы с ней договор или какой-то другой документ. Договора с ней нет. Даже декларации о намереньях.
– Пётр, а есть какие-то документы? Выписка из стационара? Что-то с подписью жены?
Чернов задумался. Потом снова погрузился в планшет.
– Смотрите, есть выписной эпикриз, рецепт, направление, вот! Есть расписка, что Лиза получила справку о направлении на группу инвалидности. Вот! Распечатать?
– Да, печатайте всё, отдавайте документы и зовите следующего. Вопрос ваш у меня есть, справки распечатаете. Завтра сообщу ответ. Или раньше, если успею.
Он очень быстро пошёл к выходу. Но внезапно остановился взявшись за ручку двери.
– Спасибо вам, Ульяна. Я очень буду ждать ответа.
– Несите документы.
– Вы мне не верите, да? – Он склонил голову на бок. Словно прислушивался ко мне. – Думаете, что я закачу истерику или буду вас обвинять если мне не понравится предсказание? Можете не отвечать. Я не прорицатель, но вижу, что вся эта идея с личными вопросами приводит вас в отчаянье. Вы, можете быть спокойны, Ульяна. Лучше ужасный конец, чем ужас без конца. Я это отлично понял за последний год. И почему-то мне кажется, что вы это прекрасно понимаете. Так что не переживайте. Я буду благодарен за любой ответ.
И он покинул кабинет. Пока пришёл Слонов, пока уселся напротив меня на место Чернова, тот уже принёс пачку ксерокопий. И номер телефона написал на листе. Чтобы я могла сразу позвонить.
Слонов тоже теперь выглядел иначе. С него слетела напускная общительность. И осталось самое нутро. Коротко стриженные русые волосы теперь топорщились, делая его похожим на ежа.
Светлые, глаза были холодными. Больше серыми, чем голубыми. Но пронзительными до глубины души. Теперь я и правда была ему интересна. Не как женщина, а как явление. Как способ достижения его амбициозных целей. Этот точно целеустремлённый достигатор.
Почему-то мне показалось, что Слонов спросит про карьерный рост. Не знаю с чего это мне пришло в голову сначала. Но у него вопрос был совершенно другой. На листе Виталия было написано: «Смогу ли я зачать ребёнка своей жене?».
Тоже очень лично и очень остро. И ужасно болезненно. Для мужчины просто в самом центре эго. Этот разорвёт меня на британский флаг голыми руками, если ответ будет отрицательным. Сколько ему? 40? Больше?
Я даже не успела открыть рот. Слонов начал первым.
– Ульяна, мы совершенно незнакомы. У меня в семье сложная ситуация. Я доверяю сейчас вам очень личную проблему. И я не хочу, чтобы о ней шептались в тренажёрном зале. Поэтому прошу вас отнестись с пониманием и никому о ней не рассказывать.
Всё что он говорил было очень серьёзным и болезненным. А мне хотелось рассмеяться не сдерживаясь.
– Виталий, можете быть совершенно спокойны. Я не смогу раскрыть никому вашу тайну, даже если захочу. В этой компании я никого не знаю. Не предполагаю ни с кем знакомиться. Мне некому будет сообщать сплетни. В тренажёрный зал я никогда не хожу. Спорт и я с разных сторон реальности. Да и не в моих правилах распространять информацию. Я по другому профилю. Тихий интроверт в отдельном кабинете.